я был влюблён в неё бешено

У них — крайне мало времени. Каких-то пара дней отдыха, и завтра вечером — рейс. Ему — обратно в Москву, на тренировку сборной, ей — в Ярославль, к другому, не менее важному и любимому мужчине. Ко второму своему мужчине. К сыну. А потому, терять время им совершенно ни к чему. Они и без того виделись чертовски редко. Вечные поездки, сборы, соревнования, перелеты… На личную жизнь совсем не хватало времени, но они пытались. Искренне, отдаваясь без остатка. При первой же возможности, не жалея ни сил, ни денег, они находили друг друга хоть на краю света. И не отпускали в последующие, столь ценные для обоих, несколько часов. Порой, им казалось, что они совсем выжили из ума. Летели, непонятно, куда, срывались с места по одному звонку, только чтобы увидеть другого. Но в стенах аэропорта, держа ее в объятьях или зарываясь носом в его очередную футболку, все их сомнения тут же рассеивались. Они были уверены: они ни на что не променяли бы это время. Такси уже заждалось. Даже по сравнению с Москвой, такси в этом месте — на вес золота, но никто об этом не думает. Они едут прямиком в отель: плевать на архитектуру города, исторические памятники, музеи и всю эту туристическую чушь. Они приехали не за ней. Они приехали друг за другом. * * * Утро наступает, как обычно, без предупреждения. Яркое, по-южному солнечное, оно бьет в глаза жаркими лучами, которые работают лучше всяких будильников. Выпутавшись из простыней, Вера сторожно сползает с кровати. На поиск разбросанных по всему номеру вещей уходит не меньше пяти минут, на водные процедуры — еще пятнадцать, и вот, бросив на спящего мужчину последний взгляд и сжимая в руке десятидолларовую купюру, она как можно более тихо закрывает за собой дверь. Она приметила на углу пекарню, которая накануне так приглянулась Андрею: один он знает, чем именно. Продавец в ней — смуглый и улыбчивый и пытается флиртовать с ранней посетительницей, но девушка с копной стянутых в хвост белокурых волос пропускает его намеки мимо ушей. — Thank you, — неловко благодарит она, слыша собственный акцент, который, несмотря на сотни поездок в Лондон, так никуда и не делся. Она прячет сдачу в карман джинс, с трудом умещает в руках покупку и спешит обратно. Открывать дверь, держать в руках бумажный пакет и два кофе, оказывается, крайне неудобно. Вера неуклюже пытается сначала достать карточку, а потом поставить ее в нужный паз. Получается с третьего раза, и тогда она облегченно вздыхает, толкая дверь. Она скидывает кроссовки в прихожей и на носочках проходит в залитую утренним солнцем комнату. Андрей спит точно так же, как она и оставила его двадцатью минутами ранее, и его вид, беззащитный и будто бы по-детски наивный во сне, каждый раз вызывает на ее лице неконтролируемую улыбку. Немного душно, подмечает она, хотя окна открытыми на ночь они оставляли. Вера не уверена, что воздуха не хватает только лишь из-за жаркой погоды. Она ставит кофе на прикроватную тумбочку и еще шире улыбается укутанному по самый нос в одеяло Никитину. Она осторожно проводит ладонью по широкому плечу. Мужчина что-то ворчит во сне и зарывается еще глубже в свой кокон. Вера тихонько смеется. Как перелив колокольчика, и это вовсе не похоже на ее постановочный смех. Сомневаясь всего пару мгновений, она перелезает через спящего Андрея и падает рядом на матрас.  — Рань такая, Веераа, — хрипит он, пока она пытается стащить с него одеяло, — что ты творишь? Он любит называть ее по имени, растягивая в нем гласные. Она давно уже заметила за ним эту особенность. Будто он каждый раз пробует его на вкус, перекатывает на языке, как дорогой виски, оставляя приятное послевкусие. И ей это нравится. Наконец, справившись со своей задачей и высвободив из-под одеяла лицо и часть груди, она победно целует его в губы: коротко, но прижимаясь крепко, и он чувствует ее улыбку даже с закрытыми глазами. — Неугомонная, — бурчит он; в голосе уже совсем нет недовольства. Вера же, радуясь своей маленькой шалости, откидывается на соседнюю подушку и перебрасывает обе ноги через Андрея. Пятками она нагло подпихивает его в спину, вынуждая, наконец, открыть глаза. — Девять утра, между прочим, — её строгий тон совсем не вяжется со счастливым выражением лица, — а не «рань». Я тебе кофе принесла. Андрей моргает спросонья, переваривая информацию. Он на секунду хмурится и смотрит на девушку; оборачивается на тумбочку, замечая два картонных стаканчика и пакет с выпечкой; снова переводит взгляд на девушку. — Вообще-то, это я должен тебе кофе в постель носить, — вдруг совершенно серьезно произносит он. И она, кажется, замечает оттенок обиды и несправедливости в его голосе. Как маленький, ей-богу. — Вообще-то, — фыркает она, передразнивая, и в последний момент удерживается от того, чтобы закатить глаза, — не нужно так долго спать. Она протягивает руку, примирительно проводя подушечками пальцев по колючей щеке. Он смотрит на нее долгие полминуты, видимо, пытаясь сообразить еще не проснувшимся мозгом, что сказать, но не находит нужных слов. Вместо ответа он легко притягивает ее, как пушинку, подминая под себя. Она сопротивляется скорее из вредности: оба понимают, что это лишь игра, и она заливисто смеется, когда его пальцы ложатся на ее ребра. Вера до одури боится пауков, неизвестности и когда Никитин перестает отвечать на звонки. Он это прекрасно знает. А еще Вера ужасно боится щекотки, и сейчас она, повизгивая и вопреки самой себе моля о пощаде, старается скинуть со своих боков крепкие руки. Она беспомощно барахтается, тряся голыми ступнями в воздухе, и все пытается на ощупь отыскать родные ладони, чтобы прекратить пытку. — Чудовище! — сквозь смех восклицает она, наконец, переплетая с ним пальцы и тяжело дыша, словно после марафона. Она чувствует, как раскраснелись ее щеки, и от его взгляда, направленного на румянец и ее губы, совсем перехватывает дыхание. Наверное, стоило все-таки открыть окна настежь. Андрей накрывает ее губы своими с какой-то особенной нежностью, совсем не вяжущейся с только что развязавшейся импровизированной битвой. Он отпускает ее руки, перемещая ладони на талию и бедра, исследуя податливое, до каждого изгиба уже знакомое тело. Он скорее чувствует, нежели слышит, как ее дыхание начинает сбиваться, а сердце, как и его, отбивает чечетку. Вера разрывает поцелуй первая. Будь они в кино, а не в реальной жизни, она бы и слова не сказала, но… — Тебе нужно в душ, — констатирует она, и один уголок ее губ лукаво ползет вверх. Андрей почти стонет от разочарования. Он отчаянно надеется на продолжение, хотя наперед знает, что уже проиграл. Не первый раз они просыпаются в одной постели. Но, несмотря на это, он только сильнее хватает рукой ее бедро, подтягивая на себя согнутую ногу. Он не собирается сдаваться так просто. — Только если ты составишь мне компанию, — копирует он ее ухмылку и наклоняется вновь. Никитин пытается урвать еще один поцелуй, но Вера вовремя уворачивается. Хотя, и рук с его шеи не убирает: это на какие-то мгновения дает ему слабую надежду. Но уже в следующую секунду она упирается ладошками в голую грудь, силясь оттолкнуть его в сторону.  — Иди уже, — картинно закатывает глаза Вера, за что получает легкий шлепок по бедру. Но все же благоразумно молчит. Мужчина на этот раз не сопротивляется и даже не возражает. Только сжимает еще раз ее ногу, жалея, что она уже напялила свои любимые — и его, к слову, тоже, но не сейчас — облегающие джинсы.  — Я быстро, — целуя напоследок куда-то в шею, произносит он и скрывается за дверью в ванную комнату. Через минуту Вера слышит, как по пластиковым стенкам душевой барабанят мелкие капли. Она переворачивается на спину, закрывая лицо руками: от ярких лучей южного солнца — или румянца, упрямо поселившегося на щеках. Она улыбается: открыто и искренне, и понимает самое главное. Здесь, посреди богом забытого города, в стране, где никто не говорит на ее родном языке, впервые за долгое время она абсолютно и безраздельно счастлива.