Иллюзорный

И где же тут была честность? В кромешной тьме Анор Лондо, когда-то бывшим неугасающим солнцем, полным отрицанием Тьмы? Или, быть может, в его Хранителе, чья магия, гниль, была одним сплошным обманом? Гвиндолин не знает. Знать и не хочет. Правда была в его уродстве. Удобная правда для отца и его народа. Стыдиться того, что было продолжением его тела? Никто не поймет очарования тихого шипения над ухом, теплой чешуи, касающийся нагретого камня, п р и с у т с т в и я. Змейки не могли стать собеседниками или добрыми друзьями. Впрочем, когда Гвиндолин Темное Солнце нуждался в чужом обществе? Маска отгораживала его от мира сплошным золотым обводом. Блестящим обманом, скрывая худшую его часть, ту, за которую сгореть в Вечном Огне было бы благом, гори он все так же ярко. Худшую, да... Гвиндолин усмехнулся бы хищно, не разучись он за века управлять даже столь незначительными мимическими мышцами. Что такое выражение эмоций? В одной сплошной иллюзии над Анор Лондо, возможно. Но это давно стало привычкой, обязанностью Хранителя, не позволить увидеть никому постороннему разруху божественного града. Темное солнце был послушным сыном. Пусть и удел его был абсолютно бесполезен. Кому теперь он должен хоть что-то? Да и был ли когда-то? Рассвет над Анор Лондо был бы прекрасным зрелищем. Вот только не быть этому никогда. Пепел лишь развееться по ветру, окрасив все на мгновение в серый-серый. Что было там, за старой крепостью? Кто бы это знал. Быть может, угас давно Огонь, а свои последние мгновения Гвиндолин проводил в залитых искуственным светом извилистых галереях дворца. Как давно, словно прятался в самой отдаленной части женского крыла, куда редко забредал незванный гость, упиваясь одиночеством и своими иллюзиями. Его даже тогда уже никто не мог побеспокоить. Только улыбалась иллюзия совсем как настоящая. Касалась крепкой рукой, без отвращения во взгляде, звенела наручами, словно дорогим украшением, а не частью легендарного доспеха. Во взгляде брата не было презрения, пренебрежения, р а в н о д у ш и я. Конечно же, это сразу выдавало подделку. Но не зря Гвиндолин столько корпел над книгами, совершенствовуя свое мастерство, он стремился обмануться сам. Хотя бы на мгновение позволить себе глупо п о в е р и т ь. Не выходило. Даже мягкая иллюзия — теплая карамель во взгляде старшего брата: уже казалось слишком чужеродной, непривычной, неподходящей. Ему не было с чем сравнивать, такой странной казалась эта деталь на лице идеального бога, чье имя было давно позабыто. В чертах его, словно высеченных из самого драгоценного камня, не было места мягкости или нежности. Особенно, к нему. Но кто бы мог запретить ему пытаться, в грезах своих упиваться и пытаться жить. Какой была на ощупь его кожа? Бархатисто нежная, словно сестринская, или, быть может, шершаво огрубевшая от многих битв? Становился ли ниже его голос в мгновения волнения, до хриплых ноток? Гвиндолин не стремился узнать. Бродил как глупый ученый, в своих экспериментах полагаясь на удачу. Все, что он мог себе позволить. Только, хотелось бы верить, что эта ноша, что должна была стать уделом Безымянного короля, роднит их хоть немного. Ведь был он когда-то первенцем Гвина, тем, кому предстояло хранить блистательный Анор Лондо. Не его обломки. На них хватило и Гвиндолина Темное Солнце. И, кто знает, быть может когда-то они встретятся в Вечном Огне, где уже ничто не будет иметь значение. В эту правду он сам был готов поверить.