воет волчонок за рёбрами

      в бивер-крике иней покрывает стеклянные окна. в мороз дэниэлю диазу достаточно чёрной объемной отцовско-шоновоской куртки с овечьей ненастоящей шёрсткой поверх воротников; воспоминания согреют, сойдёт. снег крупными хлопьями на темных спутанных волосах оседает; хочется обратно в детство, где однажды рано утром в снегопад выбегать было из дома легко с улыбкой. в настоящем глаза презрительно смотрят на мир.       дэниэль к себе новому привыкнуть не может. новый дэниэль на помощь криками не зовёт. внутри выращивает сад из собранных останков боли; за спиной шипят прошедшие дни. ему хочется обратно в руки старшего брата, но шон за решеткой в оливковом обличии тошнотворной формы заключенных. под грудной клеткой гулко воет волчонок.       приобретенный прием: зарываться худыми пальцами в легкие завитки смоляных волос, сжимать так крепко и тянуть так сильно, что на глазах появляются те самые скрывающиеся за сияющими очами слезы. иначе плакать не выходит, усталость от собственной слабости добивает воспоминания по почкам. детство закончилось, все, кино снято; нога ступает не во взрослую жизнь, а в дерьмо под названием «познай свою ориентацию и не запутай других, а еще научить принимать людей такими, какие они есть». шон больше не спасет твою задницу.       между средними фалангами указательного и среднего пальцами встревает сигарета из мальборовского пафоса. яд табака и никотина дэниэлю к лицу, никак не к легким. горечь выбегает на язык и прыгает в воздух клубком марева, медленно исчезая, танцует круговоротами. будь сейчас рядом мать, надавала бы оплеухи, будь здесь рядом дед, отшлепал бы ремнем, будь перед ним шон, попросил бы еще одну; в ответ поделился бы, не скромничая, пересказал бы собственную судьбу без него. узнать, почему мальчишка, увлеченно рисующий комиксы про суперволка, превратился в паренька, увлеченно скручивающий самокрутку с марихуанной, дело равносильное поиску нужного ответа в библиотеке из миллиарда книг.       у дэниэля остался только крис эриксен; лучше бы его не было. рядом с крисом эриксеном — капитан спирит исчез навсегда — четырехкамерное предательски о себе дает знать, набивая бубном собственные ритуалы то ли влюбленности, то ли страха. им обоим нельзя. вырезанное в их домике на дереве «d+k=bff» на левой стене говорит о дружбе, а не о большем. дэниэлю трудно принять обстоятельства и непослушность собственный действий; гладить по золотистой голове криса, разглядывать лицо под светом полной луны, к себе прижимать после просмотренного ужастика, за руку держать на похоронах. плохо. тошнотворный приступ ненависти с собственным чувством до крови расчесывает тонкую смугловатую шею.       каждый день должен быть особенным; у криса и дэниэля дни становятся булыжниками. читать мысли хочется сильно, но способность остается в руках эдварда каллена. дэниэлю остается поднимать предметы в воздух: там, кстати, тоже засохло. спать на узкой кровати для них обоих — обычное дело; для дэниэля сгусток смешанных чувств. крис умеет смотреть в глаза, умеет слушать, умеет рассказывать; дэниэль разучился, дэниэль пропал, дэниэлю нужна помощь.       скатился в бездну плохих привычек, ударился головой; вот и вся история. вместо линий карандаша вырисовывает две белых на поперечине салона старой ауди, затягивается подольше, косо смотрит на сверкающую иглу у опытных людей в темном углу вечеринки. падать некуда; разбился. глаза красные смотрят на океаны в вырезе больших, ясность выглядывает из рассудка. стыд зарывает сам себя в землю; пальцы прижимаются к искусанным губам, легкие травятся; дэниэль давно отравлен. крису смотреть на него больно, но не противно; на этом спасибо.       на крисовском языке чешется отчаянное «зачем»; ответа не найти, не нужно пробовать. так легче; и любить не приходится эриксена, потому что любить эриксена нельзя; стены не позволяют. дэниэль душит самого себя в клетке из вымышленных отказов; противится сам себе. внутренняя гомофобия в современном мире называется отклонением. отрицательно мотает головой, не принимая себя с парнями, а с крисом принять тянет. нельзя смотрит с осуждением.       этого «нельзя» собирается тонна. грузит себе на спину; ноздри жгутся налетом белым. маленький волчонок скатится вниз по горке, дэниэль прямиком в лужу разочарованных взглядов. крис не оставляет его до победного; с остатками рвоты у кончиков губ, с болью по всей голове и волчьим воем с уст; «оставь меня, блять, в покое!». крис назло сжимает запястье крепче, играет в своим правила. солнце светит не из окна, а от волос эриксена; марка на языке плавится воспоминанием; не помнит сбросил в пол или нет.       «тебе нужна помощь»; крис жалок своими попытками родить что-то хорошее. эгоизм дэниэля привык просыпаться тогда, когда близкому плохо тоже; жаль, что крис задохнуться от влюбленности не сможет. или? лучших друзей не бросают в розовую муть; оставить все на полках ровно, чтобы как было. дэниэль эти полки сметает одним размахом. тонкая струйка по бледной коже вниз по губам; крис прикрывает пальцами кричащее в ужасе место. секундный всплеск: трясущиеся худые смуглые пальцы на белой коже смотрятся прозаично. у криса губы мягкие и не такие жесткие, на этих губах соль смешалась с паникой, эти губы перестают быть желанными в облачных снах; реальность накрывает их с ног до головы, поглаживает по головам по-матерински мягко, успокаивает, сближая вечно уходившие друг от друга тела.