Бесконечное терпение

Отцу нравилось говорить с ним так, будто он, Рейегар, пустое место, редкий болван, недостойный его внимания. Принцу, да и всем вокруг, было известно, что причина в страхе Эйериса перед собственным наследником, но, по большому счету, это ничего не меняло. Поначалу Рейегар не хотел королю смерти, переворота или безраздельной власти над его делами, нет — всего лишь не проходить через дерьмо всякий раз, когда открывал рот. После Сумеречного Дола рассудок стал подводить Эйериса, однако он и прежде не считал сына достойным большего, чем равнодушие или, как теперь, презрение. Отец смеялся над ним, но был человек, который его слушал. Тайвин давно перестал воспринимать Эйериса всерьез или же не делал этого никогда. Рейегар мог себе представить, какое раздражение испытывал Ланнистер, вынужденный подстраивать свои амбициозные планы под отцовские причуды. Принц занимался тем же самым. Ничего удивительного, что очень скоро их отношения, к вящему неудовольствию короля, вышли за пределы королевских покоев. Тайвин по-прежнему оставался десницей, и Рейегару казалась весьма удобной возможность продвигать через него в Совет свои идеи. Иногда он просил о том напрямую, но чаще они вместе приходили к тому или иному выводу. Так, например, Ланнистер согласился с тем, что Аррен мутит воду в последнее время. Альянс из четырех великих домов не нравился ему в той же мере, сколь и самому принцу. И то, что Эйерис предпочитал не смотреть дальше Красного замка, связывало обоим руки. Король сам засеял семена предательства, и лишь вопрос времени, когда им всем придется пожинать его плоды. — Ты мог бы жениться на моей дочери, без ведома Эйериса, — вновь сказал ему Тайвин за плотно закрытыми дверьми покоев десницы. Что толку их запирать, Паук все равно донесет отцу об их разговоре, даже то, чего вовсе не было произнесено. Согласиться на то, что он предлагал, значило бы заявить о заговоре во всеуслышание. Ситуация усложнялась тем, что Рейегар, как и ранее, желал одного — чтобы отец увидел его по-настоящему, а не через призму собственной злобы и зависти. — И что потом? — Рейегар чувствовал усталость. К чему отказываться? Он столько лет пытался пробиться сквозь глухую стену, может, пришла пора прекратить это. — Ты знаешь, что, — рука Тайвина легла ему на плечо, как тогда, при штурме Сумеречного Дола. Корона бы оказалась у него на голове. Рейегар знал, что Тайвину ничего не стоит поменять их с отцом местами. Вот только роль Эйериса — марионетка в руках кукловода. Даже его смерть принадлежала воле десницы. Нужно обладать самомнением больше отцовского, чтобы не понимать: будучи обязанным всем Ланнистеру, он умрет, как только Серсея родит мальчика. Или того хуже, всю жизнь будет ходить под Тайвином, вздрагивая от каждого его веления. «Ты уже лежал под ним, так какая разница?» — желчно осведомился Эйерис у него в голове. Рейегар прикрыл глаза, чувствуя на себе пристальный взгляд. Он ни о чем не жалел и не считал, что делал что-то дурное. Если для того, чтобы перестать быть ничем, нужно позволить Тайвину собой овладеть, то ему нетрудно немного потерпеть. Вероятно, он и сам предпочел бы не Рейегара для удовлетворения склонностей подобного рода — часто в порыве страсти Тайвин называл принца именем короля, и голос его при этом полнился вовсе не нежностью, лишь жаждой подмять, подчинить, лишить всего без остатка. Предполагалось, что со смертью Эйериса эта противоестественная необходимость скоро себя изживет. Так почему бы тебе не сдохнуть, наконец, старик? Порой Рейегар просто упивался этой мыслью. Не трудно догадаться, что отец все чаще стал находить в его лице подтверждение своим подозрениям. В покоях Эйериса всегда душно, он не позволял открывать окон, боясь залетной стрелы, и требовал день и ночь жарко топить камин. Вид огня завораживал его. Расставленные повсюду белые столбики свечей источали густой запах дыма и плавящегося воска. Но короля била крупная дрожь, воздух пел и звенел его страхом. Он все понял. — Ну, как, нравится тебе? — в исступлении шипел Эйерис, стиснув руку сына до синяков. — Быть ланнистерской подстилкой, нравится, а, мальчик? Семью ты уже променял на него! Теперь не испугаешься цареубийства? Король тебе не отец, так убей его! Убей! Так он тебе велит? Так?! Голос его превратился в истеричный визг. На запястье, выдернутом Рейегаром из его захвата, кровоточили царапины. «Ты все эти годы менял меня на всех, кого придется, и на Ланнистера, в том числе» — мог ответить ему кронпринц. Но вместо этого достал из-под одежд кинжал. Острие блеснуло в расширившихся от гнева и ужаса лиловых глазах Эйериса Таргариена. Закричать он не успел. Рейегар вышел от отца, как пьяный. Сердце бешено колотилось о грудину, небывало легкая голова кружилась. Со спрятанного обратно в рукав ножа просачивалась на ткань кровь, благо, на черном сукне это было незаметно. В покоях десницы он кинулся к Тайвину с невиданным пылом. Тот попытался отстранить его, но Рейегар вцепился крепко. — Привези мне свою дочь, Тайвин, — смеялся принц, вымазанными королевской кровью пальцами он слепо шарил по щеке остолбеневшего любовника. — Путь свободен! Свободен, слышишь? Даже дышится по-другому! Тайвин до боли сжал его ладонь, отводя от себя, взглянул на алые подтеки, ползущие по белым пальцам. — Нужно было сначала идти ко мне, — ледяным тоном процедил он и, словно какую-то гадость, оттолкнул руку принца. Он развернулся и быстрым шагом ринулся к выходу, но вдруг замер и непременно упал бы, не поддержи Рейегар его сзади за плечи. Кинжал прошел насквозь и торчал из груди, пронзив вышитую золотом львиную голову у него на дублете. Рейегар знал, что попал в сердце. Что ж, всякому терпению приходит конец. Нужно поскорее вымыть руки.