Сердце

Пауль не может успокоиться. Простыни на его кровати выглядят смято, поэтому он разглаживает их. У банок в его шкафу не было этикеток, поэтому он встал на носки, чтобы поставить их ровно в ряд. Пиджак, висящий на спинке кресла, выглядел не очень хорошо, поэтому он взял его и направился к вешалке, чтобы повесить его. Пауль боялся, что, если он остановится, хотя бы на секунду все это сдерживаемое беспокойство вызовет у него сердечный приступ. Что было бы ужасно трагично, хотя и не без доли иронии. Учитывая его историю болезни, должна быть лучшая фраза, которую он использовал, чем «дать ему сердечный приступ». Паулю даже интересно, сколько именно сердец существует. Разбитое, тяжёлое, ветреное, страстное. Они бесконечны и неизбежны. Но ясно одно: у них есть чувства. Сжимаются, когда их что-то расстраивает, ускоряются, когда они вне себя от радости. Сейчас оно застряло в горле и находилось так близко, что можно протянуть руку и погладить его. Прижимая руку к груди, он ощутил гордый удар этой мышцы от его прикосновения, распространяя жизнь по всему его телу. Странно представить себе то, где было именно это сердце, что испытало, и он никогда не узнает всего этого. Он лёг на кушетку, решая, что квартира настолько чиста, насколько это возможно, и что он должен просто отдохнуть немного. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и сосредоточился на дыхании. Тилль сказал, что прибудет около полудня, чтобы они могли поговорить, пообедать, если оба проголодаются, а потом разойдутся. Достаточно просто, но это так пугает. Часы, которые висят над его обеденным столом, отсчитывают секунды, все ближе и ближе к встрече. Что они могут сказать друг другу? О чем будут говорить? Они оба совершенно незнакомы, связаны только через абстрактную связь ткани и мембраны. Что, если Пауль не уважает жизнь другого человека так, как Тиллю кажется? Он не заслужил это сердце? Оно должно было уйти к кому-то другому? Ведь есть и более достойные люди, в отличие от него. Возможно, он украл это сердце у кого-то, кто написал бы следующий великий роман или сделал бы невероятный прорыв в области химии или медицины, например. Что-то лучше, чем то, что делал Пауль, работая в библиотеке пять дней в неделю и сидя дома по выходным. Он не хотел, чтобы Тилль думал о нем плохо. Потому что он благодарен. Реально благодарен. Он не думал, что когда-нибудь сможет передать то, как ему повезло и как он счастлив, что остался в живых. Стук в дверь заставил Пауля встать с дивана. Несмотря на то, что дверь открыта, он направился к двери. Тилль высокий и немного нескладный, но это всё компенсируется мягкими чертами его лица. Пауль не мог не думать, что он выглядит царственно, с его спокойными глазами и обветренными губами, подходящими для короля, который наблюдает за своими владениями. Видимо, именно так он и пытается представить себя. Возможно, он просто пытается сдержать свои эмоции — слёзы, боль, страх. — Пауль? — спросил мужчина, скорее уточняя имя парня. Протянув руку с улыбкой на лице, Тилль коротко сжал и легонько её встряхнул. — Вы, должно быть, Тилль. — Я рад встретиться с вами, — ответил Тилль не столько спокойно, сколько торжественно. Но он всё равно протянул руку, и Пауль с охотой её принял. — Я тоже, — сказал Пауль, отступая в сторону. — Пожалуйста, войдите. Зайдя внутрь, Тилль снял пальто, когда Пауль закрыл за гостем дверь. Он стоит на кухне, сжимая куртку в руках, высоко подняв голову, чтобы осмотреть пространство, поглядывая на диван, картины на стене, ненадолго в спальню, в окно. — Могу я взять ваше пальто? — предложил Пауль, не надеясь на согласие, но Тилль кивнул с грустной улыбкой, когда он отдал пальто парню. Как только его руки освободились, он сунул руки в карманы, плечи были подняты до ушей. Повесив пальто, Пауль налил в стакан воду, не спрашивая, хочет ли Тилль выпить, вместо этого просто выполняя простую работу по наполнению стакана. Глядя на него, как на объект добычи, Тилль наблюдал за Паулем, который приблизился, и поднялся с места, чтобы принять стакан. — Садись, Тилль, — произнёс Пауль, выдвинув стул из-под стола. — Спасибо. Он сел напротив парня, обнимая руками чашку с остывающим чаем. Костяшки его пальцев заметно побелели, и Пауль постарался сосредоточиться на главном, но ничего не получалось. И о чём говорить? Больница отправила его домой с наставлениями. Его первая поездка с близкими родственниками была просто прекрасна, и он услышал несколько историй и пролил от этого несколько слез, но это выглядело по-другому. Это был его любовник. И теперь они одни вместе. Взаимосвязь другая. Чувства разные. Откашлявшись, Тилль сказал: — У вас хорошая квартира. Болтовня. Это легко. Легче, чем то, что придет в дальнейшем. — Спасибо. — В моей квартире точно нужно прибраться. Мы с соседом по комнате немного расслабились. Мы много работаем, поэтому у нас почти нет времени, — размышлял вслух Тилль. Почувствовав подъём настроения, Пауль постарался поддержать разговор: — Если быть абсолютно честным, я сегодня как раз убирался. Не хотел, чтобы тебя окружала грязь. — Ты хорошо поработал — это звучало правдоподобно, поэтому Пауль был рад, что его усилия оказали положительный результат. Между ними снова наступила тишина, и Пауль ощутил себя потерянным. Они буквально ходят вокруг причины, по которой они встретились. Они здесь не для того, чтобы говорить о гигиене их жилых помещений. Это просто форма вежливости. Пузырь. Пауль предпочел бы добраться до середины этого пузыря. Перестаньте избегать этой темы и наконец говорите о сути дела. Начните действительно говорить о том, о чем действительно хотели бы поговорить. Почувствовав смелость, он начал: — В прошлом месяце исполнился год. Тилль кивнул, делает первый глоток чая. — Да, так и есть. Пауль ощутил напряжение. Разные значения для двух людей, связанных одним и тем же событием. Сглотнув, он продолжил. — Я должен сказать вам, что я не думал, что смогу прожить так долго, чтобы встретиться с вами в этом году. Я подумал, что умру, ожидая очереди на пересадку. — Как долго вы были в списке? — задал вопрос Тилль, наклонившись слегка над столом. — Два месяца. Не очень долго. Но, если бы я ждал намного дольше, я бы не сидел сейчас здесь. Тилль побарабанил пальцами по столу. — Весьма неудачный способ для встречи. Верно, размышляет Пауль. Эти строки судьбы, которые связывают нас всех, могут быть такими жестокими. Особенно для человека, который сидит рядом с ним. Особенно для человека, у которого он украл его сердце. — Могу я спросить вас о Рихарде? Я просто хочу узнать немного больше о том, кем он был. — Конечно. — свет появился в глазах Тилля, и он выпрямился. — Как долго вы были с ним вместе? Говоря о Рихарде, Тилль смотрел вверх и в сторону, чтобы сосчитать часы, дни, недели, месяцы, годы, чтобы найти более подходящий ответ. — Три с половиной года. Пауль кивнул. Это невероятный отрезок времени. — Я думал, что собираюсь провести всю свою жизнь с ним. — Мне жаль. — Не жалей об этом. Пауль на мгновение опустил голову, а потом поднял вверх, встречаясь взглядом с другим человеком. — Можете ли вы сказать мне, какой он был? Улыбка танцевала на губах Тилля, когда он описывает его. Страстный. Перфекционист. Получал удовольствие от бега и походов, плавал. У него была лучшая улыбка и смех, которая могла поднять настроение. Так сильно обеспокоен тем, как выглядят его волосы! Собрал классические виниловые группы, о которых Пауль раньше не слышал. Работал администратором в филармонии — он любил музыку. Играл на скрипке, как никто другой. То, как он говорил «ты знаешь» и каждое другое слово. У них были маленькие глупые шутки, которые Пауль не понимал. В своем кошельке Тилль держал фотографию. Это его фотография с серебристыми волосами, тонкой улыбкой на губах и серебряной сережкой в ​​левом ухе. Он красивый, Пауль это сразу признал. Возможно, он бы потерял голову, если бы не его внешность и личность. Он был одет в черную рубашку с воротником, обнажая лишь небольшую полоску груди. Пауль сосредоточился на этом кусочке раскрытой плоти: даже страшно думать о том, что случилось бы с этим через несколько лет. Он слушал истории. Рихард однажды случайно споткнулся о дорогой предмет искусства в музее и почувствовал неловкость, но музей закрыл на это глаза. Однажды они провели целый вечер в доме, разыскивая ключи от машины, чтобы найти их в посудомоечной машине, но не могли решить, чья это была вина. На первое Рождество Рихард купил ему настольную игру для двух игроков, и целый день играли в нее. У них была счастливая жизнь вместе. Не осознавая этого, Пауль сиял, слушая пережитый опыт. — Я так сильно его любил. Я бы умер за него. Но я думаю, что это не так, как должно быть. Пауль смотрит на свои руки, ища отвлечение, пока он пытается придумать, куда бы уйти отсюда. Линии, морщины, отпечатки пальцев. Забавно думать, что хиромантия обозначила сердечную линию. Просто еще один пример использования сердца для какой-то призрачной цели. Он не знал, что должна означать или указывать линия сердца. Не сказать, что это имело значение. Его ладони не могли сказать ему ничего, что он не знал бы — он тоже должен был быть мертвым. Ящик с телом. Шкатулка с надгробием. Пауль Хайко Ландерс. Любимый сын и брат. Он сжал кулаки. — Я хочу сказать тебе кое-что, — Пауль глубоко вздохнул и решился. Просто сказать это. Высказаться ему. Если Тилль примет это, то примет. Если он этого не сделает, это тоже нормально. Но у него было время подумать. К чёрту. Действуй. — Я так благодарен за то, что Рихард дал мне. Я просто хочу, чтобы вы знали это. Не проходит и дня, чтобы я не думал об этом. Что я не благодарю Бога за то, что я так чертовски счастлив иметь это сердце. Я думал, что умру, и уже готовился к этому, но потом мне позвонили из больницы и сказали, что у них есть сердце, и… Глаза Тилля блестели от слез. — Я был так рад за этот второй шанс. Но мне очень жаль, что Рихарда нужно было отнять у тебя. Я знаю, как сильно ты его любил, и вам было так хорошо вместе. Если бы я отдал это сердце назад, это означало, что Рихард мог вернуться, я бы сделал это. Восстановить естественный порядок вещей, — проговорил Пауль, пытаясь закончить на более легкой ноте. Тилль сурово смотрел на него тем взглядом, который он получал от своего отца после того, как делал что-то не так и готовился к выговору. — Ты не убивал Рихарда. Никогда не чувствуй себя плохо из-за того, что у тебя его сердце. — опустив плечи, Тилль покачал головой. — Никто не должен был умереть. Но я рад, что из всего этого может быть что-то хорошее. Спасение других жизней за счет одной. Один получил его роговицы. Другой получил немного костного мозга. Еще один получил почку. Это меня утешает. Что он не умер ни за что. — Приятно слышать, что вы примирились с этим, — сказал Пауль, радуясь тому, что Тилль не питал к нему гнева злости. Это снимало часть вины за то, что у него есть это сердце. — Это было сложно, и я не полностью понимаю это, но знаю, что это правда. Возможно, все это было частью плана для всех нас, — проговорил Тилль, закрывая лицо рукой, чтобы вытереть глаза. — Все, чего я хочу, это чтобы ты жил так, как ты хочешь, не чувствуя себя обязанным кому-то. Это сердце — подарок. Дар жизни. Дар жить и дышать, смеяться и плакать, видеть, трогать и чувствовать. Подарок, непохожий на что-либо еще, что Пауль мог когда-либо надеяться получить. Подарок как следствие, подарок как возможность. Дар, который приведет его к естественному концу, а не к неожиданному прекращению, которое было ему обещано. Врач взял это сердце обеими руками и поместил его на алтаре жизни Пауля, положил его перед собой и запустил, чтобы вернуть его к жизни. Надежда на будущее. Просто взять и идти вперед. — Спасибо. За то, что рассказал мне обо всем. — И спасибо тебе, Пауль, за то, что позволил мне прийти и встретиться с тобой. Это оказалось лучше, чем ожидал Пауль. Он рад, что эта встреча состоялась. Он помог помочь Тиллю смириться с тем, что стало с Рихардом. И ещё помочь смягчить свою вину и страхи. — Пауль, я могу тебя кое о чем спросить? — О чём? — Могу ли я положить голову на твою грудь и просто послушать? Пауль ненадолго задумался, но его ответ пришёл быстро и тот, который Тилль хотел услышать. — Конечно. Хотя это самое меньшее, что он может сделать сейчас. Поднявшись из-за стола, Пауль подошёл к дивану. Тилль последовал за ним. Социальные формальности и правила, кажется, не имеют значения, не в такой ситуации, как эта, и Пауль лёг на одну из подушек. Вытянув руки, он пригласил Тилля присоединиться к нему. Перебравшись через маленького человека, Тилль лёг рядом с ним на боку. Они устраиваются поудобнее, чтобы чувствовать себя комфортно. Пауль завёл руку за голову, а второй провёл по спине Тилля. Он положил руку на живот Пауля, опустив голову к его груди. Это, конечно, странное соглашение, позволяющее кому-то, кого он знает, всего несколько часов, сделать это, но да и чёрт с ними. Пауль чувствует, как Тилль расслабился, и видит, как он закрывает глаза, полностью расслабляясь, когда бьется сердце под его ухом. Сердце его возлюбленного, сердце незнакомца. Он слышал этот ритм раньше, в другое время, в другом месте, в другой жизни. Но пока он любил сердце Пауля, человека, которому оно принадлежало, то был уверен, что так будет всегда. Разве смерть не значит остановку сердца? Пауль даже предположил, что с развитием медицины может потребоваться другая трактовка смерти. Рихард ушел, но он живее всех живых. Каждый поток кровавой струи под его кожей, тканями и мышцами напоминает об этом. Пауль не прерывает не ограничивает время. Там не должно быть один. Это мелочи по сравнению с тем, что он приобрел, и тем, что потерял Рихард. Это нормально. По тому, как медленно поднимается и опускается грудь, можно сказать, что Тилль заснул, и это тоже нормально. Делал ли он это раньше, когда Рихард был жив? Засыпал, слушая сердце любимого? Его собственная личная колыбельная? Не желая беспокоить Тилля, но и чувствуя покой, Пауль позволил своим глазам тоже закрыться, и последняя мысль была выражением благодарности. Он надеется, что где бы Рихард ни был, но он услышит его.