Искусство обнажения

Коридоры, коридоры. Чимин опускает взгляд на светящийся экран телефона. Твою мать, восемь минут. Если бы в этом квартале водилось городское такси, он бы не раздумывая поймал первое попавше­еся, но нет же: если сходка доморощенных рокеров, то обязательно в жоп­е мира. И как только девушка умудрилась точь-в-точь повторить слова, которые он когда-то произнёс ей на парковке в Порёне? И не просто повторить, а попасть ими точно в цель. В его собственные мысли, которые и так уже проели череп до дыр — аж сквозняк гулял. Пак бы удивился, досиди они до конца концерта. Каждая клеточка его тела жглась и просилась наружу, на воздух — подальше от толпы, шума и непреодолимого желания напиться всякий раз, когда на смазливой физиономии её «друга» расцветала эта глупая улыбочка. Сухён. Спасибо, блять, что держишь меня в курсе своих поклонников, пока мне невыносимо больно на тебя даже смотреть. Длинные ноги, тонкая, сияющая от крема шея и стопроцентная вероятность, что если он прикоснётся к её коже, то заработает при этом целый вагон и маленькую тележку всевозможных проблем. Чимин сам не понял, в какой момент начал считать. Всё это многообразие контактов не-с-ним: от любопытных взглядов до нередких попыток придержать за спину, ведь без посторонней помощи она бы, конечно, не справилась. Долговязый парнишка не офигевал до такой степени, чтобы осмелиться на, допустим, жесты куда более грубые и недвусмысленные, однако мерзкое предчувствие, словно всё вот-вот выйдет из-под контроля, висело над мужчиной как огромная грозовая туча. Йерим ситуацию не контролировала. Пак не спешил делать выводы заранее, но её бесхребетность раздражала и наводила на мысли, что ей нравились чужие ухаживания. Со пила, и алкоголя в ней было достаточно, чтобы совершать дебильные поступки, не заботясь о том, к каким последствиям они приведут. Вот только зачем? Все эти милые беседы с дружком, тайком пялящимся на неё грудь, как будто ему зрачки примагнитило; теплота в её глазах, когда он что-то самозабвенно впаривал, наклонившись к лицу близко, практически дотрагиваясь коленкой до её коленки. И здесь даже искреннее будет выразиться «нахуя», а не «зачем». Она получала кайф, когда осознавала, что в списке желающих её трахнуть плюс один безвольный болван? Или назло разрешала пускать на себя слюни, чтобы его — хреново старающегося и, по всей видимости, без труда заменимого — за что-то проучить? Чимин терпеть не может манипуляции, при которых ловится на крючок его сердце. Он вынес из вчерашнего разговора все ключевые тезисы, поплевался бриллиантами из своего арсенала крепких выражений, что лучший друг чуть пивом не подавился, на всякий пожарный тут же отодвинувшись подальше; а потом глубоко вздохнул и, смирившись с давлением призрачного каблука на хребте, подчинился. Выгрызть свободный столик в условиях солд-аута? Едва не сломал зубы, но денежки лечат — провернул, заодно и оформив входные билеты на всех, с кем она притащилась. Клубника? Гук подсказал, что сладости, мол, на девушек действуют как валерьянка на кошек. Но что она? Йерим обвинила его… в чём? В том, что он о ней, мать вашу, не думал? Да он едва с половиной танцевальной труппы на тренировке не разосрался — настолько был взволнован и рассержен, пока она не соизволила сделать ему одолжение и перезвонить! Чимин знал: психанёт — худо придётся всем. Со спровоцировала его, когда уже в клубе отправила сообщения, до смысла которых он сперва даже не догнал. Хосок пристально наблюдал за ними, а значит, проколоться было нельзя, так какого чёрта она требовала? Безусловно, мужчина мог бы заплатить за молчание или пойти на крайние меры и прибегнуть к шантажу: год назад коллега попался ему на несанкционированных выездах к клиентам клуба. Чон получал бабки «чистыми» и не отстёгивал с них процент, что в стенах компании считалось неприемлемым, учитывая и без того неплохие гонорары за эскорт, и каралось поистине гигантскими штрафами. Мин — вот в ком проблема. Хосок пользовался услугами его протеже, злоупотребляя приятельством, и уж кого-кого, а добряка Юнги ввязывать в конфликт совершенно не хотелось. Поэтому план действий остался прежним: два-три часа дерьмовой актёрской игры, и по домам. Йерим следовало лишь немного подождать, но спокойно, без казусов — в общем-то, как они с ней изначально и договаривались. Спокойно. Но этой девчонке же по барабану на то, что он там спланировал, да? Чимин буквально вытолкнул себя на улицу, дыша загнанной лошадью. Она его довела. Посадила на какую-то убойную карусель и заставила жрать свой собственный язык, пока тот наконец не оказался у неё во рту. И самое ироничное было в том, что он заведомо её простил. Из него злость лезла шипами наружу, но максимум, на который его хватило, это уязвлённо рявкнуть, потому что — блять, ну давайте по-честному — заслужила. Скучала. Причина её обвинений реально не укладывалась в голове, но как только он осознал, от абсурдности захотелось удавиться. Или до хруста прижать её к своей груди. Или вновь накатить чего покрепче. Или вот как сейчас — долгожданно следить за движением нарисованной машинки по карте, стоя на тротуаре и приобнимая девушку одной рукой, чтобы она не оступилась и случайно не повалилась кому-нибудь под отнюдь не нарисованные колёса. Тридцать минут до дома. Три — до приезда такси.   Мужчина запоминает номер и марку автомобиля, а затем блокирует телефон и, запихнув тот в карман, кладёт ладонь на обнажённое девичье плечо. — Не плохо? Со поднимает голову. Её карие глаза сейчас темнее обычного: похожи цветом на виски, который он похлёбывал весь вечер, прежде чем сорваться и прикон­чить стакан залпом, и действуют они точно так же: опьяняюще. — Ты немного расплываешься, но в общем и целом сойдёт, — неловко посмеи­вается она, комкая ткань его футболки на спине. Пак недовольно цыкает и, повертев головой по сторонам, тут же цепляется взглядом за припаркованный фургончик со стрит-фудом. — Надо воды. — Да нет, забей, мне не... — Это был не вопрос, Йерим. Постой так минуту — я скоро, — и осторожно отстраняется, с неохотой отнимая пальцы от её кожи. Не нужно ей, ага. Вон как пошатывается, едва он отпускает. Пьяненькая, не критично и не на своих убийственной высоты каблуках, как в их первую встречу в стрип-клубе, — и на том спасибо, но желательно бы, конечно, ещё чуть-чуть протрезветь. Направляясь к магазинчику, он уже по пути вытаскивает купюры и, быстро расправившись с покупкой, так же быстро возвращается назад. На ходу откручивает для неё крышку, протягивает бутылку. — Спасибо, — благодарит девушка и прикладывает губы к горлышку, пусть и заметно, что жажда её особо не мучает. — Чонгук ведь не будет обижаться на то, что мы ушли? — спрашивает обеспокоенно, переступая с ноги на ногу. Чимин отрицательно качает головой. — Не думаю. — Напишешь ему? — Напишу, — говорит он, невольно сосредоточив взор на её поблёскивающих от влаги губах. — Всё? Давай мне, а то разольёшь. — Это всего лишь вода. — Ты одежду свою видела? — выгибает бровь мужчина, принимая из её рук бутылку. — Я уверен, что она будет просвечивать, если намокнет. — Странный повод для жалобы, тебе не кажется? — прыскает Йерим заливистым смехом и, словно вся неловкость испарилась после последнего поцелуя, уверенно подаётся обратно, чтобы вновь прилипнуть к его груди. Чимин вздыхает, закатив глаза к небу. Повод действительно так себе, хочется-то ему абсолютно противоположного. Он уже потёрся об неё, пока они обнимались в зале, и в штанах у него до сих пор тесновато. Подобная практика похожа на мастурбацию с запретом на разрядку: приятно, сладко, но настолько мало, что желание поскорее вмять её телом в постель становится почти патологическим. Наверное, поэтому он не останавливает себя. Сгребает её в объятия, прижимает крепче и прогибает в пояснице, попутно зарываясь носом в основание хрупкой женской шеи. Йерим тихонько ахает куда-то ему в волосы. Не сопротивляется — её маленькое сердечко стучит ему в рёбра гулко и часто, и дрожь чужого возбуждения растекается под кожей, мгновенно раскаляя добела его собственное. Он никогда не признается ей в том, что думал, представлял, какой будет её реакция, если бы он психанул и, предположим, затащил девушку в туалет. Пак приемлет секс в вонючих общественных местах с кем угодно — только не с ней, но в какой-то момент ему начало казаться, что иного выхода нет. Чимин бы костьми лёг, но своё никому не отдал. И она не посмотрит. Он не позволит ей увидеть, что есть лучше, достойнее него. Он полнится гнилой завистью ко всем: стоит ей лишь прозреть, и мужчина останется ни с чем. Со просто испарится, потому что в нём всего недостаточно: обаяния, открытости, дружелюбия. Йерим гонится за солнцем, но ещё не понимает, что он мёртвый рассвет. Импульсивный, тёмный, он готов втоптать в горизонт любое истинное тепло, только бы как можно дольше нравиться ей даже таким. Но раз уж она сама продолжает ярко гореть — возможно, когда-нибудь у неё получится отогреть и его тоже? — Приехало. Чимин отодвигается и, взяв девушку за руку, ведёт за собой по направлению к вставшему на аварийке такси. Пак раскошелился: ехать домой на «экономе», когда с тобой женщина, он бы не рискнул. Для неё вряд ли имеет большое значение, как много у него денег: будь она меркантильной — давно бы ускакала обратно к своему бывшему, у того-то теперь точно банкнот как грязи; и тем не менее мужчина не собирается опускаться до невежества и трястись над каждой воной, как какая-то скряга. Он раскрывает перед ней дверь чёрного люксового автомобиля, дожидается, когда девушка сядет первой, а затем обходит иномарку и забирается в салон с другой стороны. На втором ряду сидений просторно, а в воздухе приятно пахнет каким-то тёплым сочетанием эвкалипта и цитрусовых. Шофёр вежливо здоровается, и уже спустя несколько мгновений машина выруливает на широкий проспект, плавно разгоняясь и подстраиваясь под скоростной поток. — Нам далеко до дома? — интересуется Со и, развернувшись боком, упирается виском в обивку подголовника. Йерим не пробует приблизиться, но исходя из того, как скачет её взор — от своих до его рук, явно об этом размышляет. — Примерно полчаса, — отвечает он и, сам не в силах выносить даже эти несчастные полметра между ними, тянется к её запястью. Ещё один плюс такси премиум-класса: вам сделают замечание, только если вы будете в одном шаге от того, чтобы потрахаться. Пак совсем уж неприлично вести себя на намерен: девушка рядом с ним вряд ли относится к числу тех, кто не стесняется посторонних, однако не дотрагиваться до неё целых полчаса он не может, не хочет и вообще — в жопу все принципы и правила, ему просто надо. Йерим не медлит — тотчас соскальзывает со своего сидения и, подсев вплотную, приникает к нему всем телом. Съезжает чуть ниже, закидывает ногу на ногу и ёрзает, когда мужчина обхватывает её сбоку и, подтащив к себе за талию, касается губами мягких волос. Мерное урчание двигателя, тихая музыка, льющаяся из магнитолы. Она прячет носик в складках его футболки и, утонув в объятиях, отстранённо уставляется на мазки пролетающих огоньков за окном. Голая коленка выглядывает из-под разреза юбки. Точёные, подожжённые бликами фонарей линии. Чимин сглатывает, надеясь, что Со не ощутит движение его кадыка; встряхивает рукой, отчего камешки браслета звякают над ухом. И внезапно вспоминает: — А разве на тебе не было куртки? — прекращая безотчётно выводить круги на её предплечье. — Кожаная. Ты не в ней пришла? Йерим медленно отклоняется. В её глазах мелькает растерянность. — Куртка... — с заминкой повторяет она, почему-то прикоснувшись к своим ключицам. — Моя кожаная к... Ой, блин! Я ведь оставила её на втором этаже! — и, стыдливо прикрыв лицо ладошкой, издаёт жалобный стон. Мужчина хмыкает. Ничего себе, сбежала с ним и даже про шмотку свою не вспомнила? — Не убивайся. Напиши подружке своей, она заберёт. — М-м, — согласно мычит девушка, вдавливаясь горячим лбом ему в грудь — жар от её выдоха просачивается и обжигает его сквозь ткань, — телефон бы ещё найти... — В сумке. Она фыркает, словно не восприняв его слова всерьёз, а потом резко отстраняется и вдруг расплывается в лукавой улыбке. — А откуда ты всё знаешь? Следил за мной, что ли? Пак окатывает её скептическим взглядом, на секунду подвиснув. Какая вообще связь между тем, что он сказал, и этими вопросами? — У тебя вот здесь, — воспользовавшись моментом, кладёт он руку ей на бедро, — нет карманов, Йерим. И следить за тобой было ни к чему: ты и так сама постоянно на глаза попадалась. Её грудь вибрирует от рваного смешка. — Блин, ну конечно — как ещё? Прости, из головы выпало: по своей воле ты же в принципе не особо на меня смотрел. — Ты опять? — и слегка сжимает пальцы, как будто это поможет привести её в чувство. — Выдумала какую-то хрень: не смотрел, не думал... Я хоть дышу-то нормально? Не слишком громко, или однажды мне и за это прилетит? — Ага. Прямо сейчас. Шлепок по пальцам — через джинсовую ткань. Йерим буквально силой отводит его ладонь от своих ног и строптиво дёргает бровью, заметив тень недовольства на чужом лице. Бля. А ведь он почти добрался до мест куда более влажных и разгорячённых, чем её выставленные напоказ коленки. — Отомстила типа? — Типа хочу написать по поводу своей куртки, а ты меня тут... с толку сбиваешь, — не очень-то уверенно произносит девушка и для пущей убедительности принимается вслепую нащупывать язычок молнии на сумке. Если бы город не был подсвечен изнутри, будто огромный неоновый ночник, он бы и не разглядел, насколько пунцовые у неё щёки. — А-а, — с иронией протягивает он и, невозмутимо запустив руку ей обратно под юбку, моментально ошпаривается о грозный огонёк в глазах напротив. — Чего? Не моя проблема, что у тебя такая слабая выдержка. Прорабатывай. — Кому бы... что тут проработать ещё, — мямлит она, мечась взором от его губ до переносицы, а потом со свистом втягивает в себя воздух — у неё чувствительные бёдра — и, проворчав что-то про несносность, заново опускается, устраиваясь головой на его плече. Включает смартфон, морщится, сразу же открывая настройки и сбрасывая яркость экрана на несколько делений вниз. Пак привычки лезть в чужие гаджеты не имеет, уважение к личной жизни и всё такое, но в данном случае соблазн подглядеть, что же девушка там строчит, почти непреодолимый. И вот приспичило же ему, не найдя в её сообщениях ничего интересного, всё равно продолжить пялиться. Как Со сворачивает чат с подругой, как возвращается к списку бесед и как её палец внезапно замирает над той, где висят два непрочитанных. Чимин узнаёт человека на аватарке моментально — спасибо контактным линзам и тому факту, что этот паренёк предпочитает селфи рандомным фоткам из сети. Приветливое, улыбчивое личико, да ещё в тошнотворном зуме — его рожу даже из космоса видно. И что самое, сука, восхитительное: напрягаясь, палясь этим, зарывая и буквально придавливая себя каменной плитой сверху, Йерим прячет. Внезапно — её как жалит, и она тут же нажимает на кнопку блокировки, порываясь убрать мобильник в сумку, но вот незадача: теперь, кажется, под рёбра поддевает уже его. — Ну-ка дай сюда, — оживляется он, ловко поймав её за запястье. Девушка тушуется и, расширив глазёнки, испуганно трясёт головой. — Не надо. — Не надо? — мужчина нахмуривается, едва останавливая себя от того, чтобы не сматериться. — Я уже видел, что он написал тебе. — Ну и ничего страшного там не было! — вся надувшись от смущения пополам с испугом, противится она. — Сухён просто меня... — А чего паникуешь тогда? Йерим аж давится вдохом. Врасплох застал — как ни отрицай, она осознаёт, что прокололась. Но всё равно отнекивается, как будто если прекратит бодаться, то у неё отвалятся не только рога, но и самоуважение. — Я не паникую! И вообще, это... это психологический абьюз, понятно? Не нужно мой телефон трогать, я ведь твой не прошу! — Никто и не собирался трогать твой телефон, но если ты не в состоянии ответить сама — окей, я тебе помогу. — Поможешь с чем? Ответить ему? — Если уж до него настолько туго доходит, то скажи прямо, куда ты пропала, пожелай хорошего вечера, и пусть отъебётся уже, — последние три слова он натурально рычит. Его бесит, что она — наивная и, походу, напрочь ослепшая — игнорирует очевидное. Со в наглую облапали прямо на его глазах. Её дружок приложил все усилия, демонстрируя свою симпатию, и что она? Разрешила ему. Почему? На кой хер ты это делала? Тебе хотелось понаблюдать, как я морально разлагаюсь, мечтая придушить его голыми руками? Чимин едва отделался от чувства, что его вот-вот опрокинут, выбрав кого-то более надёжного. Он расходился по швам и впервые за долгое время боялся так, что стало мерзко от самого себя, но её взгляд сейчас... блять, какого чёрта в нём столько немого протеста? Не понравилось, что на хахаля её покусился? Как запасной вариант его планировала оставить? — Вот прям так и написать, — насупившись, спрашивает она, — чтобы отъебался? — В чём проблема? — Не знаю. Может, в том, что я с ним в нормальных отношениях? Мы и так раз в год видимся, зачем ссориться? — Раз в год? — приподняв бровь, не верит мужчина. — Ты говорила, что вы с ним друзья. И при этом встречаетесь только раз в год? — Ну и что? Мы раньше учились вместе на курсах и часто общались. Если ты злишься на то, что Сухён меня обнял, то прекрати: это была всего лишь игра. Или забыл, что тоже без пары не остался? Её голос внезапно надламывается. Она явно собиралась вложить в своё замечание больше сарказма, но вышло рвано и надтреснуто. Чимин наклоняет голову вбок и прикипает к девушке, в тот же момент с резким выдохом отводящей глаза, пронзительным взглядом. — При чём здесь твоя недоподружка? Я этой девочке всё как есть сказал, или ты забыла? — понизив тон, с расстановкой чеканит он и, словно бы стремясь вновь обжечься об искорки в чужих зрачках, тянется пальцами к её подбородку. Смотри на меня. Смотри, потому что мне мало твоего тела; мало дышать твоими духами и кожей, мало понимать, что ты хочешь меня сегодня ночью. Никого. Пока ты со мной, там — на дне твоих топких и необъятных, не должно быть никого, кроме меня. Я качаюсь на волнах своего эгоизма, но готов также убаюкать и твой. Я всё для этого сделал: согласился на твои условия, раскрыл свою вечно молчащую пасть, когда твоя сокурсница попыталась меня склеить, а я раздробил её «хотелку» просьбой подсобить с моей. Просился к тебе, обнимал, крошил свою гордость, стойко вынося твои бредовые наезды, хотя вины за тобой — провокации, стервозность — было куда больше. И что взамен? Всего-то одна жалкая смс-ка, краткая, можно без имён — плевать, самое главное: обозначь границы и донеси уже до своего воздыхателя, блин, что пускай идёт и воздыхает по кому-нибудь другому. Или что, я даже этого ещё не заслужил? — Два момента, — помявшись, всё-таки произносит она, и мужчина кивает, не сводя взор с дрожащих теней от ресниц на её щеках. — Валяй. — Чон Хосок для нас больше не проблема? Мы с тобой исчезли одновременно, если он что-то заподозрит, то вполне способен пойти и начать расспрашивать остальных. По идее, нам следует, наоборот, молчать. — Мы с Юнги не зря его весь вечер накачивали. Хорс пьян, — уголок его рта дёргается в неудачной пародии на улыбку, когда девушка поражённо округляет свой, — так что сильно сомневаюсь, что он вернётся ко всем. А если ему ещё подскажут, где колёса достать, тогда точно можешь не переживать: свой приход ему поинтереснее нашего ухода будет. — Если подскажут, — шевелит она искусанными губами, торопливо зашептав, — или когда? Чим, только не говори мне, что ты это... ну, что ты специально подтолкнул его к... — Я не говорю, Йерим. Людей, которые употребляют, ни к чему подталкивать не нужно — они и сами прекрасно с этим справляются, — спокойно поясняет он и накрывает её сомкнутые на мобильном пальцы своими. Не вырывает гаджет, нет. Её телефон запаролен, дальше заставки с какими-то цветочками мужчина всё равно не прошёл бы. Чимин и не планирует снова настаивать — притягивает лишь к себе поближе, чтобы ослабить настырный свербёж в костях, и как только её рука вновь оказывается на талии, тихо напоминает: — Какой второй момент? Несколько секунд гулкого молчания. Йерим чем-то озабочена — он догадывается сразу. Какое-то гнетущее, тягостное беспокойство. Вопрос даётся ей с трудом: — Я плохо поступила с ребятами, да? — В плане? — Хисон обиделась на меня. Не знаю, как именно ты подал ей эту... новость про нас, но я чувствую себя виноватой. Мужчина озадаченно моргает. — Виноватой за что? Эта твоя подруга сама обо всём догадалась. Или я должен был ей солгать, когда она прямо про тебя спросила? — Не должен был, — устало отзывается Со и глубоко вздыхает, крепче сжимая пальцы на его футболке, — но я и не совсем об этом. — А о чём? Какие у неё могут быть причины на тебя обижаться? — Да потому что ты ей понравился! — зло буркает она и прячет своё розовое личико от него подальше, напрягаясь, вся съёживаясь, будто от холода. Чимин даже теряется на мгновение. То, насколько желчно и укоризненно она сейчас прозвучала. Ревнует? К кому? К какой-то левой девчонке, от прикосновений которой ему было так же никак, как если бы он обнялся, допустим, с манекеном в магазине? — Даже если и понравился, — прогнав оцепенение, пожимает плечами Пак, — как её персональные сложности связаны с тобой? Йерим врезается в него недоумённым взором. — Персональные сложности? Да она наверняка думает, что я специально ничего не рассказала, чтобы выставить её перед тобой дурой! — А тебе не всё ли равно, что думает человек, с которым ваше общение и дружеским-то трудно назвать? — усмехнувшись, стреляет встречным аргументом мужчина и дотрагивается до её лопаток, вынуждая на автомате чуть прогнуться в спине. — Или как, ты с ней видишься чаще, чем со своим этим пацаном? — Его зовут Сухён, — возмущается, для полноты эффекта вонзаясь ноготками в его бок через одежду, — и он не мой пацан, Чимин. — Хорошо, я не об этом говорил. Вопрос какой был, помнишь? — Помню. — Ну и? — Нет, не чаще. Если мы встречаемся, то обычно всей компанией, как сегодня, — отвечает она, потупив взгляд, а затем встряхивает головой, словно в противовес какой-то внезапной мысли. — Чим, ты пойми, я просто реально не люблю все эти разборки. По идее, у меня не было причин им врать, но я почему-то сделала это и поставила ребят в неудобное положение. Мне совестно только поэтому. — Ты сейчас тратишь нервы и переживаешь из-за вещей, о которых все забудут уже завтра, — флегматично констатирует он, начав отстранённо водить ладонью по её пояснице. — Странная какая-то позиция, Йери. Не считаешь, что не за тех людей беспокоишься? — Намекаешь на то, что с тобой я тоже поступила некрасиво? И виновато опускает глаза, выглядя при этом точь-в-точь как нашкодивший ребёнок, которого только что ткнули носом в очевидное. Чимин невесело хмыкает. И правда некрасиво. Вероятно, как и он с ней — неспроста же она так взъелась. И всё же мелкая колкость слетает с языка: — Я не обижаюсь на глупость, поэтому нет, не намекаю, но и проверять диапазон моего терпения больше тоже не советую. — Ну да, как будто на моё терпение никто не посягал... — еле слышно ворчит Со, правда, уже обессиленно, с толикой мягкости, как если бы на самом деле соглашалась с каждым его словом; и, пару секунд покусав губы в раздумьях, возвращается к старой теме: — Что мне в итоге с ребятами-то делать? Написать Сухёну и рассказать обо всём честно, так? — Раз загоняешься, лучше напиши. Они тебя поймут, если заботятся не только о себе, а если станут возникать и давить на жалость, значит, забей — оно того не стоит. К тому же, тебя с ними толком ничего не связывает. Девушка грустно усмехается. — Поставить их перед выбором: либо вы принимаете мои решения, либо нам с вами не по пути? Как-то у тебя всё... просто слишком. — Потому что всё действительно просто. Реагировать осуждающе на честность — это уродство, Йерим. Начнёшь действовать в чужих интересах без разбора — рискуешь окружить себя теми, кто рано или поздно твои чувства обесценит. Тебе оно надо? Наступает гудящая тишина. Со размышляет недолго — в её огромных тёмных глазах он читает смирение. Она медленно кивает, а затем так же медленно достаёт телефон и, легонько потеревшись щекой о его грудь, пускается клацать ногтями по дисплею. — Только не смотри, что я пишу, — открыв мессенджер, с ноткой строгости просит девушка. — Почему? — Просто не смотри. Я сама справлюсь. — Ладно. Сама — так сама. Мужчина, честно, готов хоть шею на все двести семьдесят провернуть, лишь бы Со поскорее разобралась со своими проблемами. Он откидывает голову и переводит взгляд на плывущие за окном дома, увязая в огоньках фар и мигающих светофоров. Соседний квартал. Если не встрянут в дорожный затор, то доберутся до дома за десять минут. По встречной полосе несутся машины; серп луны, окутанный сумеречной дымкой, висит над крышами зданий. Воздух сквозит прохладой от кондиционера, но под одеждой по-прежнему душно и липко, и чем ближе к ним бухнущие на горизонте холмы, тем шире и глубже становятся кратеры в его животе. Копошение, давление изящного женского плечика, упёршегося в грудину; от прядок её волос пахнет чем-то терпким и сладковатым, пачкающим его пальцы, ключицы и шмотки фантомными карамельными пятнами. Чимин и не замечает, как вновь кладёт подбородок ей на макушку, променяв городские пейзажи на слепое разглядывание кожаного подголовника напротив. Под рёбрами закипает кисель из прерывистых вдохов: ножка на его бедре — теперь она выше, практически у паха, и джинсовая ткань юбки натягивается до беззвучного скрипа. К счастью, её руки отныне не заняты телефоном; к несчастью — занимать свои руки им она пока тоже не спешит. — Закончила? — зачем-то уточняет он, хотя девушка буквально секунду назад запихнула мобильник в сумку и застегнула молнию. Плавное движение её таза — и топкий, иррациональный жар разевает пасть зверю, тогда же со стоном шевельнувшемуся в животе. Пак стискивает челюсти и, инстинктивно расставив колени ещё шире, привлекает податливое тело вплотную к себе. Располагайся с комфортом, давай. Каждая клеточка моего естества — отбери её, наводни собой. Киши во мне, иначе закишит тоска, и эти ёбаные три километра до постели, прописанные навигатором, тут же сожрут меня живьём. — Ага, — довольно мурлычет она, размякая от ласковых поглаживаний по спине. — Всё в порядке. Спасибо тебе, Чим. Кисель в лёгких превращается в желе. — Не сердятся на тебя? — наклоняя голову, чтобы мазнуть дыханием по её виску. — Вроде бы нет, по крайней мере, не высказали. Они познакомились с какой-то компанией в толпе и решили поехать с ними дальше в бар, поэтому насчёт меня особо не беспокоятся. — Ясно. Если так, то хорошо. — А ты-то меня простишь, м? — невинный, поистине детский голосок. Йерим прижимает ладони к его торсу и, взглянув на мужчину своими запредельно красивыми глазами, в театральном жесте начинает теребить пальцами материю футболки. Натягивает, отпускает и заново — теперь ещё и губу нижнюю слегка выпятив, как будто она любимую кружку его случайно расхреначила, а не и без того пошатанную нервную систему. — Я ведь сказал, что на глупость не обижаюсь, — прочистив горло, как можно ровнее произносит мужчина. — Ты обманываешь, — капризно возражает Со и двигается вперёд, наваливаясь, фактически вдавливая его телом в боковую дверь. Пак садится вполоборота и, приложившись затылком к стеклу, смотрит на девушку из-под опущенных ресниц. — Допустим, — хриплым шёпотом, потянувшись к её лицу, чтобы заправить локон волос за ухо, — но если вдруг обманываю, то что? И — костяшками по горячей щеке. Не сдерживаясь, не останавливая себя. Её зрачки пульсируют. Маленькая девочка стесняется, но он знает: это приятно. Узоры окситоциновой зыби, цветущие под кожей, они выжигают на тебе клеймо зависимого. От запахов, от прикосновений, от бьющегося в горле сердца, когда кто-то делает вот так: кончиком языка по пересохшей губе. Смачивая, заставляя поблёскивать от влаги. Настолько мило и пошло одновременно, что рука, дрогнув, сама скатывается вбок и запутывается в душистой копне, смыкаясь на задней стороне шеи. — А чего бы ты хотел? — бормочет она, поведя подбородком, и становится сложно не заметить, как порывисто вместе с тем вздымается её грудь. — Вопрос. — Вопрос? — удивляется Со. — Ты хочешь задать мне вопрос? — Да. И надеюсь, что ты ответишь на него честно. — Ладно, — в её взгляде мелькает растерянность, но голос не ломается. — Какой вопрос? — Почему ты его не отшила? Йерим нахмуривает свои тонкие брови. — О чём ты? — Твой друг. Ты постоянно любезничала с ним, чтобы меня побесить, или действительно не понимала, что он к тебе подкатывал? Со открывает рот, а затем — всего доля секунды — передумывает и резко захлопывает его. Пак попросил не врать. Он рисует круги на её шее, мягко давя пальцами на чувствительные точки, но, без сомнений, стоит девушке попятиться от него — хватка станет мёртвой. — Или третий вариант, — выдавливает он из себя звуки, против воли напрягаясь и понижая тон. — Тебе, возможно, нравилось это? То, как он обхаживал тебя и... — Нет! — внезапно отмирает и громко перебивает она, вся встрепенувшись. — Блин, Чим! Конечно, нет, ничего мне не нравилось! — Что тогда? — Я... догадалась, что симпатична ему, но не сразу, а ты... ну, мне было неприятно, поэтому в какой-то степени хотелось, наверное, чтобы ты побеспокоился... — То есть специально? — Говорю же, только в какой-то степени, — окончательно капитулировав, обречённо стонет девушка. — Я даже не подумала, что ты истолкуешь это как... — запинается, судорожно подбирая слова, — моё проявление интереса к кому-то другому. Мне казалось, что... — Послушай-ка меня сюда, — неожиданно сомкнув пальцы на её голой ноге, пресекает дальнейшие оправдания мужчина. Йерим мгновенно сдувается, будто лопнутый воздушный шарик. Пак выглядит дико серьёзным, усталым и взвинченным, и ей ничего не остаётся, кроме как покорно кивнуть, без остановки бегая взором от его губ до нацеленных на неё глаз. — Что? — Ты добилась того, чего хотела, но давай это будет последний раз, когда ты нарочно выводишь меня на эмоции? Риторически. Не спрашивает — это ультиматум, а не предложение. Нахер эти эксперименты. Он, блин, обычный человек — не без гордости, не без чувств. Если хочет нормального к себе отношения, то пусть и сама соответствует. — Договорились? — уточняет твёрдо, ощущая, как она ведёт руками выше — к шее, пальчиками под его окаменевшие челюсти. Но отчего-то продолжает молчать. Не молчи, твою мать. Её ладошки замирают, и она прячет свои расширенные, как бездна, зрачки за ресницами. А под юбкой всё так же жарко и влажно — аж в фалангах зудит, как хочется наплевать на запреты и дотронуться до белья. — Если ты про ревность, то я не совсем... — Нет, ты именно это и делала, поэтому я предупреждаю: не надо больше мной манипулировать, ты этим только всё усложняешь, — отрезает мужчина, силой воли оставив руку на месте. — Я же не животное, чтобы меня дрессировать, да и на глухую стену как-то не похож — что тебе мешало поговорить со мной нормально? — А мы что, так часто разговариваем нормально? — И тебя типа устраивает это? — Нет, но я просто... немного боялась... — Блять, — сквозь зубы, громко потянув носом воздух, — в каком смысле, ты боялась? — Да потому что фиг знает, как бы ты отреагировал! — и, тяжело сглотнув, пробует отвернуть голову, но тщетно: его вторая ладонь по-прежнему держит до ужаса крепко — не шелохнуться, не убежать. У мужчины во рту сладко вяжет от того, насколько она близко. Раскаяние, стыд, вожделение — всё это смешивается в её глазах, вышибая мозги контрастами, и он тянется к ней больше по инерции, не понимая даже, не замечая, в какой момент умножает расстояние между ними на ноль. Девушка и пискнуть не успевает. Её вкус. Потрясающе яркий и острый, с нотками пряной горечи. Чимин вдыхает его, ненавязчиво приминает языком и слизывает, не стесняясь — слегка надавливая пальцем на подбородок, размягчая сталь девичьих скул, вынуждая разомкнуть и впустить, углубляя. Разрушительный эффект. Всего лишь одна капля, и он перестаёт соображать. Наверное, им нельзя насытиться. И этим ощущением: её руки эфирно обнимают за шею, обнажая нервные окончания на загривке, а вибрирующая от смущения грудь теперь давит на его, такую же подвижную и горячую, — оно бездонно, оно почти как с размаху, но сквозь. Машина притормаживает и, качнувшись, останавливается на перекрёстке. Мокрый звук разносится по салону — они отрываются друг от друга, не проходит и нескольких секунд, но дистанция между ними по-прежнему размером с крохотный детский кулачок. Близко. Раскалённые, пульсирующие сантиметры. Господи, и даже после этого она умудряется возбуждать его. Прислонившись лбом к его лбу, нетерпеливо трётся о бедро и будто бы намеренно разводит ноги сильнее, дабы привлечь его внимание к стройным и гладким, липким от испарины с внутренней стороны... — Такая реакция тебя устраивает? Не страшно? Издевается. Но больше над самим собой, наверное. Боялась его. Два месяца назад это вызвало бы иронический смешок и прилив облегчения: пусть она лучше боится, чем конфликтует и везде пихает своё горделивое «я». Но нравится ли её робость сейчас? Девчонка вспорола брюхо формуле его самовнушения, а поэтому — увы и ах! — пиздец как нет. — Мы здесь не одни, — увильнув от ответа, на грани слуха шелестит Йерим и аккуратно прижимается губами к уголку его рта, снова заставляя прикрыть глаза. — И твоя рука... — хрипит она, прозрачно намекая на ту, что застряла у неё между бёдрами. — Только не нужно выше, Чим... — Почему? Она тебе чем-то мешает? Наклоняясь, зарываясь носом в волосы; мурашками по розовому завитку её ушка. Не понимая, как сам вывозит эти проклятые игры. Судя по сдавленному шипению, опаляющему скулу, мешает его ладонь и правда очень. — Водитель, Чимин, — мужчина еле разбирает её сбивчивый лепет. Бросает оценивающий взгляд в сторону. Высокий массивный подголовник, узенькая полоса чужой морщинистой шеи за воротником. Не сзади же у таксиста глаза, ей-богу. — Не паникуй. В зеркало нас не видно. — Но может быть слышно, — ставит на последнем слове акцент Йерим, но вопреки всем собственноручно воткнутым в него красным флагам — уничтожает. Его самообладание. Противоречит сама себе, дыша мелко, жадно; грудь вся в багровых разводах — настолько она взбудоражена чувством низменным, опьяняющим. Отталкивает его, но до синяков затягивает под горлом удавку, просит чудо, но лелеет чудовище. И оно жаждет. Оно — непокорное и дикое — не даётся, как бы мужчина ни призывал себя к разуму. Тёплые, насквозь пропитанные смазкой трусики. Девушка дёргается и, выругавшись грязно и пошло, цепляет зубами мочку его уха. Ударяет по плечу, едва успевая проглотить стон. Впивается ноготками в корни волос на затылке. Сука. Как же ты, сука, напрашиваешься быть трахнутой на первой попавшейся поверхности, ты просто не представляешь... — Молчи, — прикусив кожу над узелком её скачущего пульса, рычит мужчина. — Контролируй себя, милая, и слышно не будет. — Я ведь тоже могу так сделать. Угроза. Мятежный огонёк в её глазах, осыпающийся золотом на ресницы. До него с запозданием доходит смысл её фразы — помогает лишь прикосновение к животу. Через ткань, но жгучее, темпераментное. И ниже. За мгновение до того, как шестерёнки в его мозгах соединяют в цепочку причины и следствия. Футболка, оттянутая за край. В член бьёт болезненной пульсацией. Чимин непроизвольно усмехается, но выходит как-то едко, недобро. Приступом необъяснимой злости ей в ключицу, потому что да, факт — Со действительно может. Ладонью по его налитому тяжестью паху. Наплевав на то, что неудобно, что сама минуту назад сочиняла что-то на скромном и порядочном. Только вот приличные девочки так себя не ведут, когда боятся, что их застукают. И уж тем более не поглаживают чужие набухшие ширинки, совсем неприлично при этом увлажняя кому-то руку. — Ты меня собралась учить самоконтролю? — скалится он и, схватив её мочку пересохшими губами, словно бы в отместку нажимает пальцами на узелок нервов под бельём. Йерим опять вздрагивает. Отклоняется, ещё крепче сводит ноги, зажимая его, сажая на замок между своими скользкими и нежными. Задыхается. С ума сойти, она смотрит и задыхается так, как будто мужчина уже внутри. — А что, запрещаешь? — нахально толкнувшись языком во внутреннюю сторону щеки. Как обычно он. В точности, блять, как он. И внезапная мысль, пронзившая голову, вдруг завладевает им без остатка. Чимин неожиданно придвигает девушку ближе, заставив ту врезаться носом ему в шею и ахнуть, а потом громко окликает водителя и просит прибавить звук радио. — Разрешаю, — когда мужичок за рулём молча выполняет указания, и какая-то попсовая музыка наконец заглушает рваные вдохи и его сиплый шёпот, — только не удивляйся потом, если окажешься с задранной юбкой до того, как мы зайдём в квартиру. Я неплохой учитель, Йери, но боюсь, ученик из меня так себе. Со глухо посмеивается ему в ушную раковину. — Ты был неплохим учителем, пока не уложил в постель одну из своих учениц, — парирует, не отнимая ладони от бугра в штанах. Дразнит, повторяет за ним, на каждое его мягкое прикосновение — два в ответ. Раздражаясь из-за слишком тугой ткани, а потому то и дело теребя пуговицу и застёжку молнии на ширинке. — Ты не моя ученица, — фыркает, мокро целуя её под челюстью. Ещё несколько минут. Всего несколько минут в этой грёбаной тачке, и его губы дотронутся не только до шеи. — Правда? — Правда. Никогда тебя так не воспринимал и не собираюсь, понятно? — А как воспринимаешь? — Как женщину, которая сейчас допиздится до ролевых игр, видимо, — и резко комкает в кулаке её трусики, пачкаясь, обжигаясь о голую кожу и сам едва не пьянея до абсолютного края, когда она неосторожно всхлипывает. Нет сил. Ему надо её на себе — обнажённую, с открытым ротиком; спазмирующую вокруг него там, где заходится в сильных толчках плоть, и просящую, нет, даже не так — умоляющую брать её, пока не разотрёт сердце в пыль. Глаза в глаза, налёт чёрного на чёрное. Схлёстываясь, образуя симбиоз. И дышать не в неё, кажется, становится совсем невыносимо. — Иди сюда. Видит Бог, она и так обо всём догадалась. Йерим подаётся вперёд, как будто её спустили с привязи. Их рты сталкиваются, и его рука тут же выныривает из-под длинной юбки, хватаясь за бок и оставляя вязкие отпечатки на девичьей талии. Со опять хнычет, но теперь уже расстроенно, как-то по-особенному протяжно, низко, и вопреки всему — ему нравится ловить этот жалобный плач языком. Как ей это удаётся? Из раза в раз, чтобы аж до дыр в сознании и вращающейся центрифуги в груди. Чимин не различает слов песни, льющейся из магнитолы, не чувствует вибрацию мобильника в кармане. Пак дуреет или уже сдурел — определить трудно, нечем, да и вообще как-то искренне похер, потому что впрыснутый в тело наркотик куда слаще. Он плещется в венах, змеится крюком под рёбра, цепляется за кости и тянет, тянет, тянет. На глубину, от которой он шарахался как от огня. После клинической смерти в реанимации, с трахеальной трубкой во рту и сосущей пустотой везде, где должна была биться жизнь. Поднялся с койки, но не весь, не полностью — только оболочкой: серой, выцветшей. В ахроматической гамме, под солнцем, которое больше не грело — разъедало радужки своим деструктивным, обездушенным теплом. Так какого же чёрта ему снова не страшно? Какого чёрта снова краски? На обратной стороне век, вспышками, пёстрыми кругами, и на коже — широкими акварельными мазками. Под её ласкающими плечи и торс ладонями, на животе, чуть выше пупка; упуская момент, когда девушка смелеет и забирается одной рукой ему под футболку. Острыми ноготками по солнечному сплетению, а потом вниз, к ремню. Узором тонких волнистых линий, заставляя напрячься от того, как мучительно сводит в паху. Тысяча иголочек прокалывает затылок: она отрывается от его губ и, блеснув своим ужасно хмельным взглядом, припадает ртом к вздувшейся артерии на шее. Помнит. Ну естественно, блин, она всё помнит. Крошечная орбита, нарисованная языком, — и его разламывает изнутри, как спичку. Чимин запрокидывает голову, стискивая зубы и машинально прижимая её ближе. Взведённая пружина в животе скрипит и причиняет боль, однако он отказывается давать по тормозам. Обнимает её, впитывает. Дурманящий запах волос, солоноватый привкус горячей от духоты и возбуждения кожи. Музыка в машине внезапно стихает, а затем и вовсе обрывается. Автомобиль припарковался около обочины — они замечают не сразу, но как только суховатый голос таксиста разрезает тишину, поцелуи мгновенно прекращаются. Йерим отшатывается в сторону, словно одёрнутая кем-то за шкирку, отворачивается от него и принимается оправлять измятую одежду, пытаясь выровнять дыхание. — Спасибо. Всего доброго, — на автопилоте бросает Пак, слыша самого себя как сквозь воду, и не церемонится — ловит девушку за запястье, а второй рукой не глядя распахивает дверь. Ночной ветерок приятно обдувает лицо и пускает прохладу за шиворот, но туман перед глазами не развеивается. Мужчина вылезает из салона, буквально выволакивая за собой Со, и едва они оба оказываются на тротуаре, её тряпичное тельце опасно покачивается. Поймать, вдавить в себя, попутно захлопывая дверь. Йерим устраивает пылающую щёчку на его груди, держась крепко, не отступая ни на шаг. Молчит — только сердце истошно колотится, пока он медленно пятится вместе с ней назад, не вынося, не имея ни сил, ни желания на то, чтобы топтаться здесь ещё хоть секунду. А потом она озирается. Подслеповато моргает, в замешательстве хмурит брови. — Ты ошибся адресом? Мы куда-то не туда приехали, это ведь не мой дом... И прежде чем усомниться в том, что всё делает правильно, он подталкивает её вперёд — ко входу в жилой комплекс, на удивление легко отвечая: — Не ошибся. Это мой дом, Йерим.