***
Елена — Лена — шутит что-то про чокнутых русских, предпочитает мартини пиво и ближе к полуночи раскручивает тугую косу в высокий хвост на затылке. Бар за ее спиной сверкает всеми осколками-оттенками красного, лампочки над головой складываются в пламенеющий нимб. Рокси не может сказать, что тащится от нее. Внимание Лены — штука приятная. Она ненавязчива, не пристает и даже не подливает. Просто сидит рядом, стул к стулу, нога к ноге. В первом часу ночи Рокси думает, что можно уже и расположиться. Она бросает быстрый взгляд на Эггзи — тот по-прежнему исходит на Белову слюной — и тихонько смеется. Лена, не оборачиваясь, одаривает ее тонкой, змеиной улыбкой. После наклоняется вперед: — Я не заставляю. Она тонко чувствует настроение, и это несколько обескураживает. Рокси поспешно прячет взгляд на дне стакана, благоразумно молчит. Но мысли — быстрые, взъерошенные, _непричесанные_ — все равно лезут вон. И добираются до языка. — У меня, — говорит Мортон, соскребая остатки помады с мутного стекла, — у меня была интрижка недавно. Он погиб. Думаю... думаю, мне нужно время. Лена — Елена — смотрит на нее не моргая. И отодвигается на целый дюйм. Обхватывает красиво очерченными губами горлышко бутылки. Густая бровь взметается вверх. — Повторюсь: я не заставляю, — ее приятный чуть рычащий акцент ласкает слух.***
Она и правда не заставляет: они работают вместе несколько месяцев подряд, и Рокси не ощущает никакого давления. За это время много чего происходит — Наташа возвращается в Штаты (кажется, у нее там кто-то важный с именем на букву "К"), в агентстве меняется Артур, у Мортон умирает пес. Они трогательно хоронят его все вместе: тощее тельце пуделя Баха — четверо угрюмых людей — в крайне дождливую весну. — Может, все-таки стоило его "засмолить"? — интересуется Чарли, с равнодушным видом разглядывая могилку. Где-то за его спиной передергивает Эггзи, переболевшего тягой к русским заматеревшим дамам. Рокси спокойно ведет плечом: ей ни к чему в доме бездушные чучела. Она не из старых рыцарей, привыкших даже смерть вести за собой. Она молода — и намерена жить. А Бах, раз уж так вышло, пускай отдыхает. — Пойдем отсюда, — ее шепот перекрывает гром. Чарли меряет длинными шагами склизкие лужи, открывает перед ними дверь кэба. Елена всю дорогу молчит. На ней ярко-желтое, не по погоде, пальто (русским вообще бывает холодно?), а в ухе появились лишние проколы. Рокси думает: на День Рождения стоит подарить сережки. Замысловатые какие-нибудь, ручной работы. Елена любит все уникальное — хоть и не говорит об этом вслух. Вернувшись домой, она разувается нога об ногу. Бездумно бредет по утонувшему в сумерках коридору, падает на незаправленную (впервые) кровать. И сворачивается калачиком. За окном — весна, за плечами — еще одна "галочка" в послужном списке. Под кожей попустившие нервы. Но отчего-то все равно одиноко до жути и хочется выть. Рокси устало переворачивается на спину и утыкается взглядом в потолок. Ответов на потрескавшейся краске не видно. Жаль. Она почти засыпает, когда где-то между пятью и закатом раздается стук, и не нужно быть гадалкой, чтобы понять, кто за дверью. Рокси не знает, радоваться этому или нет. — Привет, — Елена без разрешения широко шагает через порог. Снимает пальто, оставаясь в цветастой водолазке (р-русская мода?). И просовывает ей в руки увесистую сумку. Та странно качается в воздухе. — Что там? — Подумала, нет толку грустить. Она начинает разуваться, а Рокси, вся мятая, заспанная, домашняя, стоит перед ней, стараясь собрать мысли в кучу. Они снова — исключительно при Беловой — дают стрекача. Елена зависает на одной ноге, расшнуровывая высокий ботинок: — Только вот... — Только что? — Так вышло, я не люблю собак. Надеюсь, ты не в обиде. Сумка в руках Мортон заходится в утвердительном вопле. Кошачьем вопле. Рокси торопится выпустить животное на свободу, и мохнатый рыжий клубочек выкатывается к ее ступням. Елена по-хозяйски прижимает его к груди. А Рокс — вдруг, неожиданно даже для себя — любуется. На нее любуется: на разгладившиеся складочки-морщинки, спокойную морскую пелену в глазах и движения, мягкие, осторожные. — Останешься? — шепчет пересохшими губами. — Возможно, — отвечает (Е)лена, словно констатирует факт. — Что нового на Netflix? И она остается. Надолго. Практически навсегда. (Эггзи едва не накладывает на себя руки от зависти.)