Stay, please.

      Солнце медленно заходило за горизонт и разбрасывало последние лучи уходящего дня. Всё вокруг постепенно погружалось во тьму, обволакивавшую и немного пугавшую. Следы прибывающей ночи стали видны и в поместье. Темные пятна, словно чернильные кляксы, ложились на пол и медленно растекались.       Для Джозефа с недавнего времени стало привычкой гулять по коридорам в ночное время. Многие проживающие в поместье спешили к себе в комнаты, чтобы поскорее скрыться, завернуться в одеяла и забыться. Но бывали редкие исключения, к примеру, чудаковатая девчонка со светлыми короткими волосами предпочитала работать в своей мастерской до глубокой ночи. Каждый раз, когда забредший Джозеф проходил мимо приоткрытой двери, за которой она усердно работала, часто останавливался и пытался разузнать чем же занимается она. Как бы он не пытался разглядеть что-то более стоящее, чем ступеньки, уходившие вниз, и мягкого света, ложившегося на пол, он все равно уходил со скудным соображением о той комнате и девчонке.       Трейси… Так звали её. С друзьями она вела себя дружелюбно, часто улыбалась, заливалась приятным лёгким смехом, а в её зелёных глазах плескался озорной блеск. В игре же вся её живость и приветливость исчезали. Охотник заметил, как Трейси относительно быстро справляется с машинками, а её куклы изрядно бесили. Когда впервые Джозеф поймал эту светловолосую девчонку, он ожидал весьма другую реакцию, надеялся на слезы и мольбы о пощаде. Но ничего этого не было… Она, распластавшись на земле, глядела на охотника, широко открыв глаза, и лишь рвано глотала воздух.       Благодаря ночным прогулкам, Джозеф знал, когда Трейси выходила из своей комнаты и спешила в мастерскую. Каждый день в районе девяти часов она тихо ступала по коридору в той же одежде, в какой была и днём, и немного оглядываясь по сторонам, шла к месту назначения. Проводила она там около трёх или четырёх часов, иногда бывало больше, но Джозеф не оставался в крыле выживших настолько долго. Всё-таки ему не хотелось нарваться на случайно шедшего человека и не быть пойманным с поличным.       Как-то раз, когда удача явно была на его стороне, Десолньерс, услышав полную тишину в мастерской, решился спуститься. Любопытство взяло вверх так быстро, что страх даже не попытался отговорить охотника на столь, может быть, глупый поступок. Фотограф тихо переступал с одной ступеньки на другую, внимательно прислушивался, но опять ничего не услышал. Это настораживало. Но он продолжал спускаться. Когда тот миновал последнюю ступеньку, Джозеф быстро оглядел комнату, намереваясь найти хозяйку этого маленького царства. И он её нашёл, спавшую на столе, в самом дальнем углу. Свет от ламп мягко ложился на девичье лицо. Её грудь вздымалась и медленно опускалась. Помещение было настолько захламлено, что нормально передвигаться, при этом что-нибудь не уронив, казалось почти невозможным. Дивные механизмы, различные инструменты, непонятные чертежи — составляли образ комнаты явно немного двинутого человека, бредившего этим, как фанат какой-либо изрядно популярной актрисы. Джозеф старался идти, как можно тише и аккуратнее, но даже с его грациозностью, он зацепил лежавшую на полу железную полукруглую деталь. Комнату наполнил неприятный звук, который вполне мог разбудить Трейси. Десолньерс напрягся и был уже готов спрятаться или даже бежать. Но девчонка не шелохнулась, всё также продолжала спать.       Облегченно выдохнув, он продолжил экскурсию и заметил лежащую куклу на столе, чуть поодаль от изобретательницы данного чуда. Ему захотелось поглядеть на столь сложный механизм ближе. Дойдя до стола, фотограф чуть наклонился и внимательным взглядом осмотрел куклу. Если бы её переодеть, придать чуть человеческий тон кожи, то вышел бы настоящий человек. Затем дальнейшим объектом пристального изучения Джозефа стала Резник. Её голова покоилась на руках, пряди светлых волос падали на лицо, рот был чуть приоткрыт. Весь её вид говорил о приятном умиротворении и нежелании просыпаться в ближайшее время.       С того момента прошло достаточно много времени, и Джозефу иногда получалось спускаться в мастерскую Трейси, когда она спала сладким сном. Охотник стал замечать, что всё чаще хотел её видеть, словно она была тем самым желанным лучиком солнца, к которому тот так сильно тянулся.       С каждым новым днём прежнее чувство заинтересованности к девчонке медленно перерастало во что-то более сильное и тревожащее сердце. Десолньерс никак не пытался наладить с ней контакт. Это было бессмысленно. Трейси боялась его, хотя страх она пыталась отчаянно скрыть за маской серьезности, но охотник ощущал, как внутри маленького тела неистово сжималось сердце. Он все реже стал за ней бегать, давал возможность ей сбежать. И она пользовалась этим шансом каждый раз.       Фотограф удивлялся, как в столь маленьком человечке так много энергии и стремления к чему-то новому и неизведанному. Его поражала её сообразительность и несвойственная подобным девушкам смелость.       Джозефу прекрасно запомнился тот день, когда Трейси снова заснула в мастерской — тогда была глубокая ночь — он не отдавал своим действиям логичного объяснения, Десолньерс аккуратно взял её на руки. Фотограф был готов к тому, что она откроет глаза и увидит, как охотник несёт её на руках, только вот Трейси продолжала спать. Убедившись, что опасность вправду миновала, Джозеф понёс Резник в её комнату. По коридору он пытался идти очень тихо, часто оглядывался по сторонам, но никого в такое время не увидел. Проходя мимо больших окон, лунный свет гладко ложился на сонное лицо, цвет её кожи стал бледно-молочным, а веки были полностью сомкнуты. Джозеф взглянул на неё, и в лишний раз осознал, что её красота всё также его завораживала, и прижал к себе тельце ещё сильнее.       Фотограф донёс Трейси до комнаты, с горем пополам открыл дверь. Придержав ладонью её голову, он аккуратно уложил Резник на постель. Снял обувь с девушки и укрыл одеялом. И Джозеф выпрямился, продолжал стоять и наблюдать за ней. Наклонившись, охотник убрал спадающую прядь волос с лица и оставил лёгкий поцелуй на её мягкой щеке. Ему хотелось остаться, просто наблюдать за девушкой, которая за столь недолгий срок стала обладательницей его разума и сердца. Она часто стала ему сниться. Вспоминая некоторые фрагменты из одного сновидения, Джозеф ощущал, как по всему телу пробегали мурашки. Тогда он пытался её поймать… Она бежала от него, всё время спотыкалась и оглядывалась назад. Как бы та ни старалась скрыться, её попытки были тщетны. Расстояние между его рукой и её плечом сокращалось с каждой секундой. Пальцы охотника мертвой хваткой вцепились в хрупкое плечо Трейси. Она завизжала, пыталась всеми силами вырваться, но тот был сильнее. Резко развернув девушку, охотник увидел её слёзы, она громко всхлипывала, тихо шептала одну и ту же фразу. И душераздирающий сон на этом обрывался.       Вынырнув из объятий жутких воспоминаний, Джозеф оживился, в последний раз посмотрел на Трейси и покинул комнату.       Фотограф никогда не отличался позитивом, и каждая мысль о том, что между ним и Трейси отношения могут перейти во что-то большее, медленно превращалась в кучку пепла. Этому никогда не быть. Резник не сможет развидеть в нём охотника, она всегда будет считать Джозефа отвратительной тварью, которая не заслужила милосердия и любви.       Он пытался всеми силами затоптать чувства к ней, забыть её образ. Но всё это настолько безрезультатно, что с каждым днём любовь, как жаркий огонь, убивала того изнутри.        Мучительно больно…        Невыносимо…        Он перестал бороться.       И снова ночная прогулка по поместью, неутолимое желание увидеть Трейси и притронуться к её столь мягкой коже. И Джозеф снова унёс спящую Резник в комнату.       Десолньерс, уложив девушку, развернулся, уже двинулся в сторону двери, но почувствовал цепкую хватку: мягкие пальцы объявили его запястье. Он остановился мгновенно. Он услышал, как в грудной клетке сильнее забилось сердце. И тот осознал. Все это время, когда он нёс Трейси до комнаты, она не спала, лишь притворялась, чтобы выяснить, кто проявляет такую заботливость. И она узнала…       — Останься, прошу, — голос Резник звучал очень тихо, но Джозеф уловил каждый звук. Фотограф продолжал молчать. Ему отчаянно хотелось стать невидимым. Тёплые пальцы ещё сильнее надавили на кожу. Как бы охотник не сопротивлялся желанию уйти, он всё-таки остался. Чуть развернувшись в сторону девчонки, Джозеф кивнул и присел на пол, спиной облокотился к краю постели. Послышалось лёгкое шуршание. Трейси мягко, словно кошка, переместилась на пол, подтянула колени к себе, обхватив их руками.       — Я долго гадала, кто это мог быть, — начала Трейси. Её голос стал на тон громче. — И никак не могла подумать, что этим загадочным и однако заботливым человеком окажешься ты.       Она замолкла, наклонила голову чуть на бок и посмотрела на Джозефа. Тот, чуть согнув ноги, глядел пред собой, хотел всем своим видом показать отрешённость, но Резник понимала, что он её прекрасно слышал, но молчал, не зная что ответить.       — Я даже решила провести целое расследование и начала его. Анализировала каждого, кто со мной общался, но это не давало должного толчка. И только, когда кто-то назвал меня «счастливицей и любимицей Джозефа», тут ко мне начало приходит озарение. Я часто отодвигала эту гипотезу, но часть меня упорно твердила, что это правда, — Трейси замолчала. А Джозеф, проклиная свою тупость, сверлил взглядом пол. Конечно же, ему хотелось всё это отвергнуть и кричать во весь голос. Только вот бессмысленно.       — И до конца была не уверена в том, что такие, как ты, испытывают…       — Чувства, — Джозеф сказал это слово на выдохе, будто оно так и желало сорваться с его языка.       — Да, хоть какие-то чувства. Мне казалось, и до сих пор кажется, что это невозможно. Просто немыслимо. Такие чудовища, как охотники, что-то испытывают, кроме ненависти и жажды крови. Я не могу поверить в это…       Если бы она знала, как было трудно Джозефу вариться в болоте чувств, он отчаянно пытался выбраться, боролся с ноющим ощущением в груди при малейшем её виде. Вырвать бы сердце, растерзать на куски, выбросить, зарыть или сжечь к чертям собачьим — Джозеф желал этого больше всего.       Но больше всего хотел коснуться пальцами её светлой кожи, убрать выпадающую прядь за ухо, без устали глядеть в её глаза цвета свежей зелени, ощутить на какой вкус мягкие губы. Хотел быть рядом с ней…       Джозеф уже не слышал возмущения Трейси, её голос утонул в бешеном сердцебиении и жужжащих мыслях, заполнивших его голову.       Подавшись вперёд, Джозеф обхватил ладонями лицо Резник, и пока она ещё не предугадала его дальнейшее действие, поцеловал её. Так нежно, как он мог на тот момент, так чувственно, чтобы она поняла, какие сильные эмоции одолевают его тело и разум. Трейси не оттолкнула того, не забила руками по груди. Она обмякла в его руках, словно кукловод опустил ниточки, державшие её конечности.       Всё больше и больше не хватало воздуха. Джозеф оторвался от её губ, и его руки инстинктивно упали.       Трейси с опущенной головой молчала. Фотографу казалось, что каждая секунда была длиннее предыдущей. И лучше бы она отреагировала сразу же, чем молча краснела. Да, он увидел её нарастающий румянец… Но та продолжала глядеть в пол, теребила пальцами край одежды и молчала.       Джозеф встал и начал уходить к двери, не промолвив ни слова, хотя так хотелось высказаться. Но он сдержался, не стал делать того, о чем мог сильно пожалеть. Уже коснувшись ручки, тот отворил дверь и напоследок взглянул на Трейси. Она вскинула голову, и в её взгляде читалась целая буря эмоций от недоумения, некого страха к ярости, и, ко всему этому, едва заметно промелькнуло сострадание.       — Мне очень жаль…