***
There's a letter on the desktop that I dug out of a drawer The last truce we ever came to In our adolescent war And I start to feel the fever From the warm air through the screen You come regular like seasons Shadowing my dreams На письменном столе лежит письмо, которое я откопал в шкафу, В нём последнее перемирие, к которому мы пришли после нашей юношеской вражды, Я чувствую дрожь горячего воздуха из-за завесы, Ты регулярно приходишь, словно время года, затеняешь мои мечты.***
Голова Ремуса Люпина наклонилась вперёд, упав в дрожащие ладони, и его плечи беззвучно затряслись. Прошло три дня с тех пор, как Сириус исчез навсегда, и в левой части груди, на месте сердца, зияла свежей раной кровоточащая дыра. И с каждым днём становилось только хуже. Если бы Гарри не было в Министерстве, если бы Ремус не удерживал мальчика, чтобы тот не отправился вслед за своим крёстным, Люпин вполне мог бы сам броситься за Сириусом. Из-за чувства ответственности за Гарри, шока и внезапности, с которой Сириус был вырван из его жизни, Ремус действительно не смог осознать... до сих пор. Теперь, когда он, в полноте ощущая горечь этой обязанности, разбирался с последними личными делами своего лучшего друга — близкого и любимого человека — кинжал, вогнанный в грудь до самой рукояти, медленно прокручивался, доставляя новые муки. Ремус убрал ладони от глаз и уставился на заплаканное письмо. Речь шла о Гарри, о требовании Сириуса больше не держать его крестника во тьме и о непрекращающихся увещеваниях Ремуса следовать совету Дамблдора. Суть письма, изложенная приятным глазу, но сбивчивым от спешки почерком Ремуса, состояла в чётких указаниях и мольбе оставаться в безопасности. Сириус, Мы приближаемся к развязке. Ты понимаешь это так же ясно, как и я. Я знаю, что ты не доверяешь Снейпу обучение Гарри, но Дамблдор уверен, что лучшей кандидатуры не найти. То, что Гарри увидел в воспоминаниях Северуса... что ж, ты и сам знаешь, как путанно и сложно устроен у Снейпа разум. Я уверен, он без труда забыл все те козни, которые и сам нам строил. Не беспокойся, Гарри поймёт и переживёт это. У нас есть проблемы посерьёзнее. Ты сейчас лёгкая добыча. Прошу тебя, не подвергай себя опасности лишний раз, не заставляй Гарри волноваться. Я знаю, что ты хочешь выйти наружу. И я знаю, на что ты способен. Не дай Снейпу задеть тебя. Я скоро вернусь на Гриммо, и мы сможем провести день перед следующим собранием вместе. Только мы вдвоём. Если бы мы зачаровали Визжащую Хижину, мы бы смогли провести его где угодно. Будь в безопасности ради нас с Гарри. Ты нужен ему и, конечно, ты нужен мне. Люблю тебя. — Ремус Ещё одна слеза капнула рядом с подписью, когда Ремус зажмурился. Да, он нуждался в Сириусе, настолько сильно, что и жизни не пожалел бы за него. В странном балансе легкомыслия и энергичности Сириуса было что-то, что всегда смотрелось уместно в любой обстановке. Даже в самые тёмные времена он был тем, кто улавливал своеобразный юмор в сложившейся ситуации, тем, кто мог нарушить напряжённую тишину уморительной шуткой. Ремус задушил горько-сладкий смех при воспоминании о том, как Сириус, не попадая в ноты, исполнил «Храни вас бог, прекрасные Гиппогрифы» прошлым Рождеством. И в то же время Сириус был решительным, волевым, и он свободно высказал своё мнение. Он был тем, кто считал необходимым рассказать Гарри обо всём. Он настаивал на том, что мальчик уже достаточно взрослый, чтобы знать. Если бы только его послушали. Когда крестник Блэка оказался в опасности, не было ничего, что могло бы удержать Сириуса в доме. Он бы даже пробил кирпичную стену головой, чтобы добраться до Гарри. Но он пошёл ещё дальше. Ремус вытащил скомканный кусок пергамента из своего кармана и прочитал его, наверное, в сотый раз. Последние слова Сириуса перед тем, как они вступили в бой в Министерстве. В беспорядочных, наспех начёрканных словах Сириус послал ему сообщение: «Я иду, и ты меня не остановишь». Как же Ремус хотел, чтобы он остановил Блэка тогда.***
And there's not enough room In this world for my pain Signals cross and love gets lost And time passed makes it plain Of all my demon spirits I need you the most I'm in love with your ghost I'm in love with your ghost Не хватит и целого мира для моей боли, Приходит непонимание, любовь угасает, И время всё лечит. Но среди демонов моей души Ты нужен мне больше всех. Я влюблён в твоего призрака, Я влюблён в твоего призрака.***
Ремус смял кусок пергамента в руке, сжав кулаки, как будто готовясь к битве со следующей волной эмоций, готовой захлестнуть его в любую секунду. Пальцы, крепко сжимающие бумагу, должны были сейчас нежно гладить затылок Сириуса, мягко потягивая его длинные тяжёлые чёрные локоны. Ремус был водой и землёй, спокойным и размеренным, а Сириус был огнём, иногда выходящим из-под контроля Люпина. Тем не менее, этот огонь был прекрасен, и Ремус с радостью принял зной его страсти. С этим чувством было невыносимо бороться в течение тех долгих лет, когда Сириус был заперт в Азкабане. Ремус пытался заставить себя принять истину: что Сириус предал Поттеров, пошёл по стопам своей семьи, встал на сторону Волдеморта. Наконец, холодный разум и логика позволили Люпину заглушить последние искорки огня Сириуса в своём сердце. Но, видимо, это пламя горело намного глубже, чем думал сам Ремус. Первое объятие после всех лет вдали друг от друга только доказало ему, что такая глубокая любовь никогда не угаснет окончательно. Она лишь была замаскирована под жажду мести, разочарование и гнев. Прошло много долгих, одиноких месяцев после того, как Сириус сбежал верхом на Клювокрыле, когда они, наконец, смогли провести время вместе в одной комнате, и чувства затопили Ремуса вновь. Это был их секрет, единственная вещь, которую они разделяли, единственное, кроме Гарри, что поддерживало Сириуса. Раз уж внутреннее пламя Блэка горело так ярко, то он должен был давать ему выход, иначе его жизнь была бы такой же мрачной, как и в Азкабане. Когда Сириус входил в комнату, Ремус почти физически ощущал тепло, исходящее от Блэка. Несмотря на то, что их лица сохраняли нейтральные выражения для остальных членов Ордена, Ремус не мог не задаться вопросом, не исходил ли от него самого горячий пар, когда его взгляд встречался с глазами Сириуса. Он вспомнил, как чуть не задохнулся на собрании Ордена всего пару недель назад, когда почувствовал, как нога Сириуса коснулась его собственной под столом. Ремус прикрыл своё замешательство кашлем, а затем заставил себя продолжить слушать последний доклад Снейпа, но он чувствовал, как по спине пробегали мурашки, а уши пылали. Ступня Блэка медленно скользила всё выше и выше по внутренней части его ноги, прежде чем, наконец, отодвинуться. Это было поддразниванием и обещанием чего-то большего позже. Как же Ремус хотел сейчас снова ощутить это томительное предвкушение близости с дорогим человеком.***
Dark and dangerous like a secret (don't tell a soul) That gets whispered in a hush When I wake the things I dreamed about you (don't tell a soul) Last night make me blush And you kiss me like a lover Then you sting me like a viper I go follow to the river Play your memory like a piper Тёмный и опасный, как секрет, Который передаётся шёпотом. Когда я проснулся, я мечтал о тебе, Воспоминания прошлой ночи заставляют меня краснеть. Ты целовал меня, как возлюбленный, А потом ужалил, словно гадюка. Я пойду к реке и передам память о тебе через звуки флейты.***
Ремус встал так резко, что опрокинул кресло, и подошёл к окну, словно ожидая, как вот-вот на улице мелькнёт макушка Сириуса, идущего домой, возвращающегося к нему. Это было безумием, просто смешно, Люпин и сам это понимал. И всё же, как ни странно, он не мог не мучить себя этими мыслями. Дамблдор освободил его от обязанностей перед Орденом на несколько дней, дав время оплакать Блэка и оправиться от шока. Если не позволить боли взять своё сейчас, то дальше будет только хуже. А Ремус должен быть сильным ради себя, ради Ордена, ради Гарри. Сириус хотел бы этого. Люпин вздохнул. А ещё Сириус никогда бы не пожелал, чтобы Ремус с такой горестью думал о нём. Он ударил кулаком по подоконнику, всё ещё сжимая смятый пергамент. С другой стороны, Сириус любил внимание. Он бы никогда не хотел быть забытым, и Ремус был готов следовать отголоскам своей привязанности.***
And I feel it like a sickness How this love is killing me I'd walk into the fingers Of your fire willingly And dance the edge of sanity I've never been this close In love with your ghost, ooh Я чувствую, как эта любовь, словно болезнь, убивает меня. Я бы с радостью вошёл в языки твоего пламени И танцевал бы в них, на грани рассудка, к которой я ещё никогда не был так близок. Я влюблён в твоего призрака.***
Отойдя от окна словно в каком-то трансе, Ремус подошёл к краю кровати Сириуса, кровати, которую он делил с ним, когда только мог. Сладкие воспоминания, которые теперь навсегда только ими и останутся, внезапно затянули его разум, заставляя вернуться назад во времени и позволить себе быть поглощённым каждым движением, запахом и звуком. Теперь он уже взрослый, напомнил себе Ремус, а не какой-то влюблённый подросток. Он не должен сейчас терять голову, нельзя допустить, чтобы прошлое пленило его. Он не должен... С глубоким вздохом он бросился на кровать и перевернулся на спину. Одеяло было пропитано запахом Сириуса, мускусным, с примесью мыла и лосьона после бритья, которые он использовал. Выпустив пергамент из рук, Ремус схватил края одеяла, потянув его на себя, завернувшись в него, позволяя себе разрыдаться и утонуть в воспоминаниях. Сириус был пойман в ловушку стен этого дома, а теперь Ремус оказался в ловушке стен собственного разума, своей памяти и пронзительной пустоты.***
Unknowing captor You never know how much you Pierce my spirit But I can't touch you Can you hear it A cry to be free Oh I'm forever under lock and key As you pass through me Неведающий пленитель, Ты никогда не узнаешь, Как терзаешь мою душу. Но я не могу коснуться тебя. Ты слышишь мою мольбу о свободе? О, я навечно заперт здесь, Когда ты проходишь сквозь меня.***
Тяжесть в груди была слишком сильной, и Ремус позволил отчаянию поглотить его. Он закрыл глаза, сжимая их так крепко, словно это могло позволить ему забыть о своей потере. Если хорошенько представить, Сириус всё ещё был здесь. Ремус мог чувствовать его. Блэк стоял в изножье кровати, ослабляя тугой воротник, медленно расстёгивая рубашку, снимая ремень и лукаво глядя на Ремуса, лежащего в ожидании на кровати. Хотя они и не успели соприкоснуться, Ремус уже чувствовал пылающий жар. Кровать тихо скрипнула и провисла под весом Сириуса, когда тот осторожно подполз к нему, мягко прижимаясь к плечу, кладя руку ему на грудь. Мысленно Ремус почувствовал, как шероховатые кончики пальцев проводят линию через всю внутреннюю сторону бедра, затем вдоль живота и дальше вверх, останавливаясь на сердце. Рука плотно прижалась к его груди, и Ремус ощутил, как гулко бьётся сердце от горячего давления кожи на кожу. И тогда Сириус наклонился над ним, хитро улыбаясь. Эта улыбка заставила кровь Ремуса прилить к щекам, губам и всем остальным частям тела. Сквозь закрытые глаза он увидел, как Сириус придвинулся ближе, ощутил горячее дыхание на лице, прикосновение его губ к своим. Он мог слышать мягкое мурчание, которое Сириус часто издавал, чувствовать дрожь от едва сдерживаемого желания в своих конечностях.***
Now I see your face before me I would launch a thousand ships To bring your heart back to my island As the sand beneath me slips As I burn up in your presence And I know now how it feels To be weakened like Achilles With you always at my heels Я вижу твоё лицо перед собой, И я отправил бы тысячи кораблей, Чтобы вернуть твоё сердце на мой одинокий остров. Я скольжу по песку и сгораю в твоём присутствии. Теперь, когда ты стал моей пятой, Я понимаю слабость Ахиллеса.***
Ремус схватил Сириуса за руку, покоящуюся на своей груди и крепко сжал её... и наконец осознал, что его рука хваталась лишь за воздух. Прилив тепла покинул тело, и глаза начало жечь, но уже совсем по-другому. По щекам потекли горячие слезы, и теперь уже не было счастливого видения, чтобы отвлечься. Нет заботливого лица, смотрящего на него с любовью, нет мягкой ласки, которая заставила бы все ужасы остального мира исчезнуть в ночи. Не было ничего, чем можно было заполнить пустоту. Всё, что осталось, — это постоянное напоминание о том, что лучшая часть его жизни исчезла. У Ремуса не было никого, с кем он мог бы поделиться своим горем, но он и не хотел. Это была его собственная боль, его собственная память. Если бы он разделил свою боль с кем-то, то это бы обесценило её, ослабило бы последнюю связь, которую он всё ещё поддерживал со своим лучшим другом, своей любовью. Было холодно, было мучительно больно, и он тонул в этом чувстве, но оно принадлежало только ему. Он предпочёл бы провести свою жизнь привязанным к Сириусу даже после смерти, чем прожить хотя бы один день, забыв его. Его пальцы нашарили кусок пергамента, лежащего рядом с ним на одеяле. «Я иду, и ты меня не остановишь». Ремус издал горько-сладкий смешок. Нет, ничто не могло остановить Сириуса. Он прижал пергамент к груди и глубоко вздохнул. И ничто не могло удержать любовь, которую Ремус испытывал к нему. Пропитываясь глубиной этой потери, делая её своей и ничьей другой, он снова закрыл глаза и позволил ледяному потоку боли захлестнуть его. Он никогда не забудет.***
This bitter pill I swallow Is the silence that I keep It poisons me I can't swim free The river is too deep Though I'm baptized by your touch I am no worse than most I’m in love with your ghost I’m in love with your ghost Тишина, которую я храню, Похожа на горькое лекарство. Она отравляет меня, Я не могу плыть спокойно — эта река слишком глубока. Пусть я и крещён твоей рукой, Я ничем не хуже других. Я влюблён в твоего призрака, Я влюблён в твоего призрака.***