Сады Армиды

- Что вы уставились, Конти? - обычным для него недовольным тоном спросил Поль-Сижизмон (1). - Словно привидение увидели. Он вертелся перед зеркалом в одной из галерей Мёдонского дворца (2), будто примеряя на себя новый титул. Франсуа до сих пор не нашел времени поздравить новоиспеченного герцога. (3) А сейчас и не смог бы этого сделать, потому что утратил дар речи. Надо сказать, это случалось с ним крайне редко. - А ведь и вправду увидели! Какой же я идиот! - засмеялся Поль. - Все в один голос твердят, как я на него похож - одно лицо. Только не горбатый коротышка. Что бы там Поль не говорил, он был вовсе не глуп и мгновенно уразумел причину, по которой Конти впал в настоящий ступор (повиноваться принцу отказался не только его язык, но и ноги). Перед Франсуа, живой и здоровый, стоял маршал Люксембург. (4) Таким он мог быть в молодости и более счастливой реальности, где спину его не уродовал бы большой горб. Отчего-то раньше Франсуа не обращал внимания на внешнее сходство отца и сына. Возможно, потому, что по характеру они были совершенно разными, и к тому же к лицу Поля намертво приклеилось весьма неприятное выражение - будто он только что наступил ногой в коровью лепешку. - Знаете, - продолжал Поль, - недавно мы с Шарлем (5) разбирали бумаги отца и нашли ваши письма к нему. Целый ворох. Полагаю, их была сотня или около того. Сосчитать я не успел, да и прочитать хотя бы одно тоже, хоть мне было страшно любопытно. Зануда Шарль не позволил мне. - Ваш брат в тысячу раз благороднее вас, - ответил Конти, немного пришедший в себя. Не далее как позавчера Шарль вернул ему эти письма. - И во столько же раз глупее. Я спросил у него напрямик - считает ли он, как я, что вы были отцовской шлюхой все это время, а он… Вы с ума сошли, Конти! - прошипел Поль, выхватывая шпагу из ножен. - Хотите, чтоб его величество узнал, что вы затеваете дуэли в доме Монсеньора?! (6) Он и без того вас не переносит! - Эй-эй-эй! Господа! Не делайте глупостей! Альберготти ловко обезоружил Франсуа, зайдя ему за спину. А Полю сказал: - Вложите шпагу в ножны, сударь. Пока в галерее никого нет. Поль подчинился тем охотнее, что таково было его собственное желание. Он отвесил Альберготти нарочито церемонный поклон и повернулся на каблуках, собираясь уйти. - Приглядывайте за своим приятелем получше, граф, а то он неровен час набросится на кого-нибудь ещё. Франсуа демонстративно не глядел на Поля. Когда тот скрылся за поворотом, Альберготти вернул принцу его шпагу. - Я не стану спрашивать, что вы не поделили. Известно, что наш друг граф де Люкс...ах, простите, герцог де Шатийон любезностью не отличается. Искренне надеюсь, что ему за это воздастся как можно скорее. Пусть кто-нибудь другой проделает в нем дырку - уверен, желающих наберётся немало. Но только не вы, Конти. Пойдёмте. - Куда? - Куда угодно. К вам. Ко мне. Я искал вас. Вы не охотитесь, не играете и всех сторонитесь. Вас не видно по целым дням. Чем вы заняты? - Пытаюсь понять: жив я или умер вместе с ним. - Вам не подходит роль плакальщицы. Это странно - видеть вас таким. - Каким? Альберготти схватил принца за руку и подтащил к зеркалу, которое недавно отражало все великолепие Поля-Сижизмона: - Смотрите же: одежда на вас висит мешком, вокруг глаз темные круги. И потом, вы сказали мне не больше десяти слов. Вы, кто мог выдать с полсотни, прежде чем я успевал открыть рот! - Чего вы хотите, граф? - Вас! Я хочу вас назад! Живого, беспечного принца Конти! - Боюсь, это невозможно. - Знайте, Конти, что я разделяю вашу скорбь. В лице маршала я потерял друга и наставника. Я вам искренне сочувствую, поверьте. Но я рад, что он больше не стоит между нами. - Он и не стоял никогда. Потому что никаких "нас" не было. - Разве вам было плохо в моем обществе? - Не в этом дело. Вы хороший друг, граф, но мне не следовало ложиться с вами в постель. Я жалею об этом, но сделанного, увы, не воротишь. - А вот я нисколько не жалею! - вскричал Альберготти. Франсуа слегка оживился. Пылкость графа его удивила и позабавила. - Вам нужно завести любовника, - сказал он. - Уверен, вам просто пришлась по нраву мужская любовь. - Пришлась, не сомневайтесь! Но ни с кем кроме вас я ею заниматься не хочу! Вы меня соблазнили, Конти, вы не можете оставить меня вот так! Лицо Франсуа осветила озорная улыбка, он стал декламировать по-итальянски: - И к этим преступлениям прибавь Еще одно, ужаснее всех прочих: Тебя я напоила ядом страсти… Вине моей нет имени и кары! И честь и стыд я отдала тебе; Покорною рабою став твоею, Тебе тот рай открыла, о котором Вздыхали тщетно тысячи влюбленных. (7) Альберготти с восторгом подхватил: - Простительные слабости! Тебя Оправдывают вера, пол и возраст. Могу ль я осуждать твои ошибки, Когда их разделял с тобою вместе? Нет, в счастье ли, в несчастье ли, но память Твоя мне будет вечно дорога, И рыцарем твоим я все ж останусь, Насколько мне позволят честь и вера. (8) *** - Погодите, граф, полежите на мне ещё немного. Мне нравится чувствовать ваш вес. Франсуа обнял Альберготти, который так и не успел от него отлепиться, и стал гладить его по спине и ягодицам, выдыхая слова ему в рот: - Я всегда питал слабость к крупным мужчинам. - То есть я всё-таки в вашем вкусе? - Безусловно. - А что же… он? Исключение? - Это не верное слово. Любовь - вот верное. Вам стоило бы уже понять, что Амур - шаловливое дитя. Слезайте, у меня затекла нога. Альберготти растянулся рядом с принцем. - Удивительно, как хорошо вы знаете Тассо. - Матушка читала "Освобожденный Иерусалим" нам с братом - это была ее любимая книга. После Библии, - хмыкнул Франсуа. - Волей-неволей запомнишь, если услышишь столько раз. Она звала нас своими маленькими крестоносцами.(9) Забавно было вспоминать это, когда мы сражались с турками в Империи. (10) - А для меня вы стали истинной Армидой. Я все ещё в плену ваших чар. - Совсем скоро вы освободитесь от них. Вас призовет долг, как доблестного Ринальдо. (11) - Мне жаль, что вы не отправитесь с нами. Я был бы счастлив, как и прежде, делить с вами тяготы военной службы. - И постель. - И постель. - Его величество решил, что французская армия во мне не нуждается. Что ж, мне остаётся только повиноваться ему. - Не тоскуйте слишком сильно, мой принц. Помните, что Тассо добр к своим героям: в финале они непременно воссоединятся. - Сейчас мне больше по нраву финал этой истории, вышедший из под пера Кино (12). Вы же слышали "Армиду" Люлли? Нет? Ринальдо оставляет Армиду, разбивая ей сердце, и она кончает с собой. - Это отвратительно! Я не разобью вам сердце, поверьте! - Вы и не сможете - оно уже разбито. - Черт, черт, черт! - Альберготти выместил свое зло на подушке, молотя по ней кулаком. - Черт бы его побрал! Даже мертвый он будет третьим в нашей постели! Всегда! - Успокойтесь, граф, его уже нет. Мертвец вам не соперник. - Франсуа помолчал. - Приезжайте ко мне в Л'Иль-Адам (13) на будущей неделе. Моя жена собирается в Шантийи (14) погостить у родных - нам с вами никто не помешает. Поохотимся, напьемся, почитаем Тассо. Альберготти наконец успокоился. Он задумался на минуту, припоминая подходящие строки: - Потом из всех цветов, что в изобилье Растут на этом острове (15) чудесном, Она неразрываемые узы, Хотя и очень нежные, сплетает, Опутывает ими, как цепями, Ринальда по рукам и по ногам… Франсуа, приподнявшись на локте, разглядывал золотую ладанку на цепочке, полускрытую густым темным волосом на груди графа. - Давно хочу спросить, что у вас в этой ладанке. - Частица мощей Святого Франциска Ассизского, моего небесного покровителя. - Бог мой, я совсем забыл, что вы тоже Франсуа, (16) - рассмеялся принц. Альберготти нахмурился. - Не требуйте от меня слишком многого, - попросил Конти. - Должно пройти время. - Я все понимаю. Но и вы тоже поймите… - Альберготти снова перешёл на родной язык: - Дня одного довольно, чтоб увял Цветок всей нашей жизни: ежегодно Весною обновляется природа, Но молодости нашей нет возврата. Сорвем же розу утром: день пройдет, И к вечеру она уже поблекнет; Сорвем скорей цветок любви и будем Любить, пока любить самих нас могут!