Найденное спасение

У Рамуды трясутся руки, а глаза уже болят от слёз. Рамуда жалкий и беспомощный. Рамуда — посмешище. Он отчаянно тянется за конфетами, без которых уже не может, и почти что грызёт их. Лишь бы стало легче, лишь бы так сильно не болело. И Гентаро не знает, что ему делать. Потому что, право слово, он был обязан узнать обо всём намного раньше. Рамуда наркоман, без этих глупых сладостей ему не жить, но страшнее всего то, что он уже сломлен. Когда Чуоку превращали его в игрушку, лишённую права на собственные мысли и чувства, они, наверное, ждали именно такого результата. Только вот Рамуда не должен был любить, не должен был сопротивляться воле правительства и не должен был думать, что хоть чего-то в этой жизни заслуживает. Сейчас он выброшен, конфеты заканчиваются и силы происходящее терпеть тоже. Рамуда держится и не срывается на Дайса, ведь тот и так винит себя постоянно. У Дайса глаза на мокром месте, его мать — глава правительства. Вся пассивная агрессия Рамуды достаётся Гентаро, он получает в свой адрес кучу ядовитых оскорблений ежедневно. Ему, наверное, должно быть обидно и неприятно, но Юмено ни слова не говорит в ответ, только смотрит грустно-грустно. Потому что ничего больше сделать не может. Но Рамуда злится, кошмарно злится и успокоиться он точно не в состоянии. Нервничает, искусывает свои губы так, что на них и живого места не остаётся, и бьёт Гентаро по груди своими маленькими ручками, сжатыми в кулаки. Рамуда бледный, как смерть, его шатает и вот такие срывы очень сильно прошибают. Он не выдерживает, Юмено это видит. Рамуде не нравится, что его обнимают. Он не любит эту доброту и нежность, не любит то, как Гентаро делает вид, будто ему действительно не плевать. Но каждый раз, когда руки Юмено касаются его спины, Рамуда теряет способность нормально дышать. Глупо и неправильно. — Меня тошнит от тебя, — сдавленно шипит он, положив лоб на чужое плечо. Жмурит глаза и царапает собственные запястья, чтобы хоть немного отвлечься, но у него не выходит. Никогда. Потому что от себя, блин, не убежишь. Рамуда пытался уже много раз. — Знаю, — Гентаро его по голове поглаживает ласково-ласково, будто ему не говорят так много мерзких вещей постоянно. У него совсем нет гордости и самоуважения. Любой другой давно бы плюнул умирающему Рамуде в лицо и оставил кашлять кровью в одиночестве. А Гентаро исключительная добродетель, он не такой, он тёплый и заботливый. Амемуре смешно, ведь у него правда слишком часто проскальзывают такие мысли в голове. Нежные пальцы касаются задней стороны его шеи, оглаживают выпирающие позвонки и мягко их массируют. Рамуда хмурит брови и поднимает на парня взгляд. Он не нуждается в этой ласке, не нуждается в любви и не нуждается в Гентаро. — Да? А то, что я тебя ненавижу, тоже знаешь, Гентаро-чан? — улыбается, но сам хочет себя ударить, потому что чувствует — улыбка на его уже давно некрасивом лице измученная и совсем не привлекательная. Одни небеса знают, почему Рамуда в глубине души всё ещё хочет выглядеть для Юмено симпатичным. — Я не шучу, — у него предательски губы подрагивают, а Гентаро останавливает на них взгляд. Рамуда немного сжимается, ему некомфортно, он ненавидит показывать слабость, но уже давно, наверное, это сделал. — Знаю, — шепчет Гентаро и оставляет короткий поцелуй на его вспотевшем виске. У Рамуды где-то в районе сердца будто дикий зверь когтями прорывает себе путь наружу. Это просто невыносимо. Он поджимает губы и пуще прежнего сводит брови к переносице, мышцы лица уже болят от напряжения, а перед глазами всё размывается. Рамуда, кажется, сейчас заплачет. Он силится, чтобы взять себя в руки, но всё равно срывается. Ощущение обжигающих кожу слёз совсем выбивает его из колеи, и Амемура понимает, что ему тяжело даже вдох сделать. — Я… — это уже скулёж, Рамуда действительно жалкий. Признаться, единственный, кого он ненавидит — это он сам. Не Гентаро. Гентаро никогда не станет тем, кого Рамуда сможет возненавидеть. Правда в том, что его он любит больше всего в своей бессмысленной жизни. Амемура пытается сказать что-то ещё, но даже пару слов выдавить не получается, и это душит. Ему стыдно и хочется исчезнуть, лишь бы Гентаро не видел его таким. Таким убогим и отвратительным. Таким бесполезным. Но Юмено подушечками пальцев молча касается его покрасневших щёк, собирая непрошенные слёзы. — Тоже. Он без какого-то отвращения приникает к его губам, и это самый лучший поцелуй, который у Амемуры когда-либо был. Так уж вышло, что у Гентаро тёплые руки, мягкий взгляд и нежный голос, а у Рамуды… у Рамуды ни одного оружия против этого. Поэтому он, наверное, сейчас тихо плачет и позволяет Юмено болтать всякий успокаивающий бред. Гентаро знает. Знает, что он Рамуде без памяти нравится, и знает, что тот никогда не сможет в этом ему признаться. Потому что Рамуда тоже имеет право на слабости, а ещё он имеет право на то, чтобы быть понятым. И любимым.