Сильнейшие падут

С того момента, как Музака проснулся уже прошел год. А может и десятилетие, он давно перестал считать. На эти жалкие минуты-секунды-года он не обращал внимание никогда...только с Эшлин и с ним. Вспоминать об Эшлин было трудно. Перед глазами представал её образ: улыбка, смех, то как она говорила, как двигалась, как жила и как умерла. Перед глазами появлялась она, полная жизни, пусть и скоротечной, как и у всех людей, и следом, как на контрасте, полностью лишенная её. Вспоминать свою дочь было невыносимо больно, и, что бы не говорили люди, время эту боль не лечило, не глушило, только давало ему осознать её.больше.нет. И оборотень заблокировал в себе это, закопал сами воспоминания о ней в глубине души, лишь изредка доставая по кусочкам и давая себе упиться этой утратой до почти физической боли. Он думал, что больнее ему уже не будет.

***

Он смирился с тем, как поступил тогда с ним Рейзел. Музака не мог понять его поступка, не мог оправдать его, но он смирился. Оборотень не был готов лишиться и его тоже. Потому, что в этом новом мире больших зданий и громких машин, мире, где господствуют люди, а бессмертные скрываются в тенях, Рейзел был ему нужен. Ему не хватало тихой безмятежности их встреч, спокойного ненавязчивого молчания, потому что слова были не нужны. Ему не хватало обманчиво хрупкой фигуры у окна, чужого взгляда в даль и редких разговоров.

***

Слова Франкенштейна въелись на подкорку мозга и навсегда останутся там, как клеймо. - Ты сам убил его, Музака. Ты. Собственными руками. Убил его. Было сказано ещё раз, чтобы тот точно никогда не смог забыть. Оборотень не мог поверить. Скажи ему это кто-либо кроме верного слуги Рейзела, он бы разорвал его на части, но у Франкенштейна не было причин лгать ему. И только теперь, Музака осознал, что значит боль. Раздирающее изнутри чувство, словно вырвалось из него, рвало его тело на куски. Делало каждый его вздох невыносимым. Ему едва хватило сил, чтобы уйти. Тело не слушалось его, но он и не пытался его контролировать, слишком много сил уходило на то, чтобы не дать себе сорваться. Перед глазами его лицо, перед глазами его едва заметная улыбка, скупые эмоции, которые любил ловить Музака в их встречи, его смущение, его грусть, одиночество. Перед глазами стояла его фигура у открытого окна, смотрящая вдаль. Его лицо, когда он улыбался Эшлин, когда он хмурился, когда дрался с ним, пытаясь защитить этих ненавистных людишек, когда пытался его образумить, вернуть остатки сдержанности. Перед глазами...его окровавленное лицо, со следами его собственной Рейзела крови, боль в его глазах, что приходится ранить друга. В его глазах умирающая после каждого удара Музаки любовь. И его кровь на руках оборотня. До этого ему казалось, что со смертью Эшлин из его жизни ушел свет...теперь из него ушла сама жизнь.

***

Музака считал каждый день, надеясь, что ему станет легче. 1-2-3-4-5-6-7...364-365...и до бесконечности. Каждый.чертов.день. Он надеялся, что ему станет легче, он надеялся, что сможет дышать, что избавится от фантома фигуры у окна он перестал называть его по имени даже в мыслях. Но становилось хуже. Ноблесс не появлялся и не появится.ведь ты его убил.

***

Музака уже сбился со счета сколько лет прошло. Сбился со счета сколько он уже ждёт непонятно чего. Но ведь Ноблесс не могут умереть? Они не могут так просто...покинуть тех, кто нуждается в них. Ведь так?