Five Centimeters Per Second

— Ацуши-кун. Молодой детектив повернулся к своему прикованному к постели наставнику. — Да, Дазай-сан? Брюнет слабо указал рукой на стол подле него. — Подай мой телефон. Он колебался. Нынешнее состояние его семпая позволяло тому едва говорить, дышать и двигаться. Его дело отказать и сделать все в своих силах, чтобы Дазаю было максимально комфортно, а не позволять брюнету связаться с кем бы то ни было. — Мне жаль, Дазай-сан, но я не могу. Вам нужно отдыхать, — ответил оборотень, отойдя к окну и выглядывая остальных членов агентства. Тихий, насмешливый голос прервал его. — Даже если это мое предсмертное желание? Ацуши взглянул на мягко опадающие лепестки, расстилающиеся по земле перед тем, как вздохнуть и вернуться обратно. Его рука протянулась над букетом весенних цветов и передала телефон ожидающему наставнику. Дазай одарил его нежным взглядом. — Спасибо. Это была одна из самых теплых улыбок, какую Ацуши доводилось видеть. Он наблюдал, как дрожали тонкие пальцы, безуспешно стараясь напечатать слишком важное сообщение. Время от времени Дазай слегка надувал губы и быстро нажимал обратную кнопку, будто бы он путался даже в самых простых словах. На обычно спокойном лице наставника было странное выражение. Выражение легкого недовольства и решимости, тогда как лицо Ацуши отражало точное знание и безмолвный анализ. Кому бы ни писал Дазай, этот человек даже не присутствуя мог оттолкнуть его с маской полного безразличия. Любопытствуя, детектив хотел было спросить, кто это, но остановил себя до того, как слова слетели бы с его губ. Некоторые вещи лучше оставить без ответов. Заканчивая печатать текст, Дазай откинулся на подушку с протяжным вздохом, кладя холодное устройство возле себя. — Ацуши-кун? Гетерохромические глаза смотрели на него. — Да? — Вне зависимости от того, кто позвонит или напишет, не отвечай, ладно? Растерявшись от необычной просьбы, Ацуши едва наклонил голову подобно любопытному котенку, но все же кивнул. Дазай снова улыбнулся и закрыл глаза. — А теперь мы ждем. Чего? Вопрос остался неозвученным. Ацуши повернулся обратно к падающим лепесткам и решил не донимать наставника. Мало-помалу члены агентства заходили в помещение, большинство на бегу, лишь для того, чтобы поприветствовать их двоих. Болтовня и яркий смех заполнили больничную палату, пока посетители приходили и уходили подобно весеннему бризу, оставляя после себя ощущение тепла. Ацуши повернулся к наставнику. Дазай казался более расслабленным и не таким болезненным, как прежде. Он вздохнул с облегчением. Взгляд этих миндальных глаз, сияющих озорством и тусклой радостью, приносил утешение его ноющему в груди сердцу, несмотря на понимание того, что финальное прощание было все ближе. Дверь распахнулась, оповещая о прибытии еще одного гостя. Он попытался сдержаться. Он правда старался. Но Ацуши не мог ничего с собой поделать, — он заметил, что, как только дверь открывалась, Дазай резко поднимал голову и глядел в сторону входа, словно ожидая чьего-то появления. Держа яркий разноцветный букет, вошел Куникида, принося с собой свежий запах улицы вместе с ароматом цветов. Выглядя несколько разочарованным, Дазай закрыл глаза и лег обратно на мягкий матрас. Детектив подошел к нему и поместил букет в рядом стоящую стеклянную вазу. — Как он? — шепотом спросил Куникида вместо того, чтобы напрямую обратиться к напарнику. Ацуши покачал головой вместо ответа. Золотые глаза уставились в пол после мрачных новостей, когда едва слышимый звук открывающейся двери привлек внимание обоих. Дазай улыбнулся. — Я предпочитаю розы. До того, как детектив мог ответить, ужасно знакомый голос произнес: — Но они цветут круглый год. Исполнитель портовой мафии подошел к трем детективам. Дазай поднял свою голову, намереваясь рассмотреть все получше. — Чуя. Его голос излучал нежность. Чувствуя перемену в настроении, Куникида положил руку на голову Ацуши и вывел его из комнаты, закрывая за собой дверь. Когда они остались наедине друг с другом, брюнет поднялся, чтобы должным образом поприветствовать бывшего напарника. — Ты пришел. Чуя приблизился, бледно-голубые глаза были переполнены необъяснимыми эмоциями. — Ты не оставил мне выбора. Янтарные глаза взглянули на сотовый, лежащий на прикроватном столике. Дазай беззаботно пропел: — Полагаю, что нет. Рыжеволосый сел на край кровати и посмотрел в окно. — Почему ты еще не ушел? — Я ждал тебя. Чуя продолжил пристально наблюдать за розовыми лепестками. — Зачем? Дазай безмолвно протянул руку к исполнителю. Вздыхая, рыжеволосый пошел навстречу и заключил его хрупкую руку в свою. — Я хотел увидеть тебя, — глаза цвета красного дерева сияли теплотой. — Это так плохо? — Нет. Полагаю, что нет. Дазай засмеялся в ответ. Они сидели в тишине, и лишь непрерывный писк аппарата нарушал молчание. Это давило на плечи исполнителя, обжигая его подобно самой печальной вести. Но Чуя не мог начать говорить, ровно как и подобрать подходящие слова. Поэтому, он сидел здесь, переплетя тонкие, изящные пальцы со своими и старался игнорировать гулкое биение собственного сердца. Он был почти готов подняться и уйти, пытаясь нарушить невыносимую тишину, когда мягкий голос остановил его. — Чуя? Исполнитель наклонился к нему, чтобы лучше разобрать едва слышимый шепот. — Не оставляй меня. Он чуть было не подавился от такой иронии. — Идиот, — прошипел он, пряча боль за своими словами, — это должен говорить я. Грудь Дазая поднималась и опускалась в изумлении, пока сдавленный смех не сорвался с его губ. И молчание вернулось. Не в силах более смотреть на бледное лицо брюнета, Чуя опустил свою голову на грудь Дазая, все еще продолжая держать его за руку. — Чуя, ты тяжелый, — плакался Дазай без какого-либо намерения отодвинуть исполнителя. — А ты раздражающий, — отпарировал Чуя, пряча свое лицо и чувствуя исчезающее тепло его тела. Протянувшаяся рука прошлась по его темно-рыжим кудрям. Он не поднимал глаз. — Чуя. Он не отвечал. — Чуя? — Я слышу тебя, — слабо пробормотал он в складки его одежды. Нежные поглаживания прекратились, но он все еще ощущал на себе тяжесть руки Дазая. — Я люблю тебя. Чуя почувствовал, как у него перехватило дыхание. Сапфировые глаза, наконец, встретились с карими, и исполнитель обескуражил его болезненной улыбкой. — Придурок. Слезы скатились по его щекам. — Это тоже мои слова. Он никогда не забудет выражение лица Дазая в тот день. Приходя в чувство от, казалось бы, абсолютного шока, брюнет притянул Чую поближе, пока исполнитель не обнаружил себя сидящим на кровати рядом с ним. Они остались в несколько неудобном положении, пока лепестки продолжали падать. Чуя никогда не отпускал руку Дазая. Он внимательно наблюдал, как вдохи и выдохи напарника становились все реже. — Уже уходишь? — спросил Чуя, лежа на мягких каштановых прядях. — Мм, — Дазай закрыл глаза и прислонился к шее Чуи. — Этого достаточно. — Хорошо. Рыжеволосый сжал его ладонь сильнее и притянул к себе, еще больше приближая Дазая. Кардиомонитор продолжал свой несметный писк, пока бледно-голубые глаза следили за опаданием вишневых лепестков. Пять сантиметров в секунду. Десять сантиметров. Пятнадцать. Дыхание Дазая замедлилось. Чуя не отрывал взгляд от окна. Двадцать. Часы беспощадно отсчитывали прошедшее время. Двадцать пять. Он стиснул его в объятиях, тогда как хватка брюнета постепенно ослабевала. Тридцать. Бледно-розовые лепестки взмыли в воздух подобно урагану. Исполнитель подавил всхлип, что угрожал вырваться, когда монитор пустил прямую линию и Дазай обмяк на нем. Он хотел зарыдать. Хотел закричать против несправедливости от того, что столь дорогой ему человек ушел слишком быстро. Он желал осуществить столь многое, но вместо этого, Чуя оставался на стороне Дазая и не делал совершенно ничего. Услышавший больничный сигнал об остановке сердца, Ацуши ворвался в комнату, лишь чтобы обнаружить наставника, мирно покоящегося на тихо скорбящем исполнителе. Увидев, что ему неожиданно составили компанию, Чуя поднял глаза и слегка кивнул молодому детективу, который вот-вот был готов удариться в слезы. Небесно-голубые глаза в последний раз взглянули на спокойное лицо перед тем, как рыжеволосый отстранился от тела Дазая. Чуя, наконец, мог уйти. — Эм, Накахара-сан? — Можно просто Чуя-сан. Детектив опустил голову. — Чуя-сан. Уставшие глаза встретились с золотистыми. — Да? — Он… — Ацуши уставился в пол, — Дазай-сан страдал в конце? Успокаивающая рука опустилась на его плечо, побуждая оборотня резко вдохнуть, чтобы перевести дыхание. — Нет, — смотря в коридор, Чуя снова обратился к дрожащей фигуре. — Он умер, улыбаясь. «Говорят, если кто любит летние цветы, ему суждено умереть летом. Интересно, правда ли это?» /// «А я предпочитаю розы. Но они цветут круглый год… Что ж получается, если кто любит розы, ему суждено умирать четыре раза в год — весной, летом, осенью и зимой?» © Дазай Осаму, «Закатное солнце»