Ответственность

3-0

Питеру было лишь три, но он запомнил странное чувство тревоги, когда у него из рук вырвали деревянную лошадку и вложили трепыхающийся белый свёрток. — Это твой братик. Скажи ему привет. — Привет. Питер не понял, почему эта тёплая кукла, почти такая же, как те, что у Сьюзен лежали в сундуке, важнее игры с лошадкой. Важнее полдника с молоком и вафлями. Важнее послеобеденной сказки. Сьюзен осознавала ещё меньше брата — смотрела с непониманием и страхом, потом полезла к маме на руки, начала канючить. Белый свёрток таращился на Питера большими глазами. — Ты должен заботиться о своём брате, как и о сестре, — басисто сказал отец, обнимая старшего сына за плечи. Всхлипы Сьюзен превратились в настоящие рыдания — родители тут же кинулись искать её любимого медведя, привезённого из Америки, а младенец, испугавшись шума, тихо закряхтел, задёргался в руках Питера, и одеялко, в которое он был закутан, съехало вниз. — Ну, что же ты, — по-взрослому укоризненно сказал Питер. — Замерзнешь же. И поправил сползшее одеяло.

6-3

Со Сьюзен никогда не было проблем: она всегда была занята игрушками, порчей маминой косметики, рисованием девочек в платьях. У Питера была куча друзей во дворе — они играли в войны: брали пленных, лечили раненых, захватывали мусорные баки и собачьи будки. А маленький, семенящий следом, Эдмунд раздражал своим нытьём. — Я тоже хочу игра-а-ать! — Можешь играть раненого солдата! — в пылу битвы выпалил Питер, выглядывая из-за дерева — своего надёжного укрытия на время обстрела. — А как это? — Лежи вон там на траве и не шевелись. За тобой придут санитары. Эд улыбнулся и нетвёрдо пошёл на указанный газончик. Питер видел, как его стали отрезать от солдат его же роты — двух соседских ребят, Артура и Ника. — Ну, уж нет! — он зло топнул ногой. — В атаку! Было просто с радостью провалиться во весь вихрь приключений с погонями и перестрелками — его даже ранили! — он упал и расцарапал коленку — но отмахнулся от сетований мальчишек, мол, пустяки. Садилось солнце. Питер вернулся к своему дому, от которого его унесло в азарте игры. Встал у калитки и обомлел. На зелёно-оранжевой от закатного солнца траве, скукожившись, спал Эдмунд. — Эд! — тихо позвал Питер. Наклонился и коснулся его ледяной руки. Эдмунд дёрнулся и проснулся. Оглянулся по сторонам. — Санитары не пришли? — разочаровано спросил он. Питер не знал почему, но у него где-то внутри заболело сильнее, чем болела разбитая об асфальт коленка. Эдмунд обиделся на него и не разговаривал до самого вечера. А ночью у него поднялась температура. Был жар. Питер с прошлой зимы помнил, что значит — жар. Папа вызвал доктора. Питер сидел на родительской кровати — смотрел, как капельки пота на лбу брата поблёскивают в свете лампы. Ему хотелось плакать, но отец учил, что мужчинам не пристало распускать сопли, они же не дамы, в конце концов. Эдмунд сильно закашлялся. Его худенькое тело изогнулось. — Это из-за меня, — прошептал Питер. — О чём ты? — строго спросил отец. Питер, путаясь в словах и заикаясь, рассказал о сегодняшней игре в войнушку. И про газон, на котором Эд пролежал около пяти часов. — Ты понимаешь, что ты натворил? — зло спросил отец, больно хватая сына за плечи и силком разворачивая к кровати, по которой метался Эдмунд. — Посмотри к чему это привело! Разве так нужно заботиться о младшем брате?! Мне стыдно за тебя! Пришёл поднятый по тревоге доктор, и отец выставил Питера за дверь, наказав ему горячо молиться. К утру температура у Эдмунда стала ниже, дыхание выровнялось. Врач оставил лекарства и порошки на прикроватной тумбочке, а Певенси-старший нашёл Питера на полу в детской — он стоял на коленях, привалившись к шкафу, и спал.

12-9

— Поиграй со мной, поиграй! — просила Люси, теребя Эдмунда за рукав. — Ну, пожалуйста! — Отстань! — возмутился Эд. — Я занят! В доказательство он махнул перед ней увесистой книгой, но случайно задел её по носу острым уголком. Лу схватилась за лицо и заплакала. Из другой комнаты прибежали старшие. — Что ты сделал?! — крикнул Питер. — Ничего! — Эдмунд вскочил с кресла. — Сами её развлекайте! У Люси на ладошке осталась кровь — совсем маленькая капелька, но у Питера гневом застелило глаза. Он бросился к Эду, больно схватил его за запястье. — Ах ты гад! Извиняйся! В другом углу комнаты Сьюзен обнимала плачущую Лу. — Это была случайность, не нужно было меня отвлекать! — Извинись! — заорал Питер, встряхивая Эдмунда за плечи. — Отстань! Я маме расскажу! — Что младшей сестре нос разбил?! — Питер, отпусти его! — крикнула Сью. Но Питер ничего не слышал — только плач маленькой Люси и стук крови в ушах. Он грубо заломил руки Эда за спину, так, что тот вскрикнул от боли, и подтащил его к сёстрам. — Извиняйся! — приказал Питер. — Извини! — выкрикнул Эдмунд. Питер ослабил хватку и оттолкнул брата на диван. Он со всей мощи упал на него грудью, но тут же вскочил на ноги. Посмотрел на Питера дикими глазами. — Я ненавижу тебя! — заорал он во всё горло. И выбежал из дома, громко хлопнув дверью. Спустя минут пять успокоилась Люси — с её носа и рук стёрли кровь, дали ей стакан молока и вафлю. Жуя, она рассказала, что хотела заставить Эда поиграть с ней, но он отмахнулся книжкой. — Он случайно, — тихо протянула Лу, доверчиво глядя в глаза старшего брата. — Он не хотел сделать мне больно. — Но сделал, — ответил Питер, сам понимая, что налажал. — Какой же ты идиот, — прошипела Сьюзен ему над ухом. — Вот теперь иди и ищи его, пока мама не вернулась. Лу хрустела вафлей, у неё были молочные усы под носом, она смотрела с тоской и грустью, но Питер знал — она такая расстроенная, не потому что Эдмунд её ударил, а потому что они опять поссорились у неё на глазах. — Я приведу его, — буркнул Питер, вскакивая из-за стола. — Надеюсь, — ядовито отозвалась Сьюзен. — Лу, во что ты хотела поиграть, милая? — добавила она мягко. Питер вышел на улицу и понял, что не знает, куда идти. Во дворе Эда не было. На их улице тоже. Питер бесцельно протоптался по городу до самого заката. «Должен был уже вернуться домой», — подумал он с раздражением, но когда распахнул дверь на него глазами, полными надежды, смотрели мама, Сьюзен и Лу. — Где Эдмунд? — дрожащим голосом спросила мама. У Питера земля ушла из-под ног. Последующие часы превратились в ад. Вызвали полицию. Офицеры долго заполняли бумажки, от них несло кофе и сигаретами, они неоднократно намекали на некомпетентность матери уследить за четырьмя детьми в отсутствие отца. У Питера чесались кулаки. Мать плакала, умоляя найти ребёнка. Люси закатила истерику, что во всём виновата она и её дурацкие игры, Сьюзен едва смогла увести её в другую комнату и кое-как успокоить. Когда мужчины в форме ушли, Питеру показалось невыносимым их молчание — лучше бы мать его ударила, наорала, обвинила. Но она молчала, глядя в одну точку. По её щекам текли слёзы. — Мам, Лу не хочет засыпать без тебя, — сказала вернувшаяся Сьюзен, сама находившаяся на грани истерики. — Да, иду, — сказала мама, твёрдой рукой вытерла слёзы и пошла вслед за старшей дочерью. Питер остался один, сжал ладонь в кулак и дважды ударил в стену. Закусил губу. «Ещё разревись тут, как девчонка!» — подумал с отвращением. За стеной стих плач Люси. Дом погрузился в тишину и ожидание. Было около трёх часов ночи, когда полицейские привели Эдмунда. Он выглядел напуганным и растерянным, смотрел себе под ноги, прятал ладони в карманы. Едва мама его увидела, тут же разрыдалась, стиснула в объятьях, прижала к себе. Эд равнодушно смотрел в одну точку. Полицейские рассказали, что его нашли в совершенно другом районе Лондона. — Он хотел, миссис Пэвенси, доехать к Вам на работу, но заблудился. Прибился к беспризорникам, — пояснил полицейский. — Пока отдыхайте, завтра составим акт о закрытии дела. Они ушли — после остался запах дешёвых сигарет и холодного воздуха. Сьюзен тоже выбежала из комнаты, крепко-крепко обняла Эдмунда. — Как ты нас напугал, — выдохнула она. — Кстати, Питер хочет тебе что-то сказать. Правда, Питер? Повисла неловкая пауза. Эдмунд посмотрел Питеру в глаза: холодно, отстраненно, словно впервые видел. У Питера слова застряли в горле. Он пытался открыть рот, выдавить из себя то самое «извини», но не получалось. — Так, всё утром! — скомандовала мама. — Умываться и спать! Питер ещё долго не шёл в комнату, шлялся по гостиной и выстраивал в голове речь: что сказать и как, чтоб выйти с наименьшими потерями для уязвлённой гордости. Наконец, собрав в голове что-то вразумительное из оправданий, он поднялся наверх, зашёл в их комнату, но все слова были бессмысленны. Эдмунд спал. Ещё светилась лампа. Питер обессилено сел на свою кровать, прислушался к глубокому дыханию брата. Долго смотрел на его осунувшееся лицо, а потом опустил взгляд ниже: из-под коротких рукавов пижамы на запястьях были видны лиловые синяки от пальцев. Питер спрятал лицо в ладонях. Стало так плохо, как не было даже в тот день, когда отец уезжал. Он вылетел из комнаты, спустился на кухню, и очень долго в исступлении колошматил стену, крепко зажав себе рот.

15-12

Этот громила из параллели налетел откуда-то со спины и ударил кулачищем в ухо, дезориентировав Питера. Он покачнулся, но на ногах всё же устоял. А потом Джо Харрис с Элвисом Тёрнером схватили его за руки, больно заломив, и развернули к мерзко ухмыляющемуся Филипсу. — Слишком ты наглый, Пэвенси. Тебя учить придётся. — Учить? — прохрипел Питер. — У тебя мозгов не хватит! Филипс в ответ впечатал кулак в печень, заставив согнуться пополам. Двое подпевал по бокам удержали. Затем последовал ещё один удар в то же место. Питер сильно закашлялся. Попытался вырваться, но не получилось. — Не думай, что ты тут самый умный! — Филипс больно вздёрнул Пэвенси за волосы. — Ещё хоть раз выебнешься, я с тобой так разговаривать буду каждый день. Ты меня понял?! — Не понял, — с вызовом выдохнул Питер. Он всё никак привыкнуть не мог, что в этом мире он не верховный король, а так — не больше, чем подросток, не желающий прогибаться под урода, терроризирующего всю школу. И не было у него в этой схватке меча, доспехов, щита — ничего, кроме тонкой ситцевой рубашки и брошенного у ног, выпотрошенного, портфеля. — Вдарь-ка ему ещё разок! — улыбнулся стоявший неподалёку Уоррингтон. Последовал ещё один удар кулачищем в живот — по лицу не били, слишком заметно, даром, что отец Филипса — директор школы, души не чаявший в своём ребёнке. Питер тупо подумал — интересно, жив ли ещё отец. А потом послышался крик: — Ну-ка руки от него убрал! Через пару секунд Филипс лежал на полу, а Эдмунд месил его кулаками. Тёрнер с Харрисом ещё сильнее заломили Питеру руки, навалились, упёрли лицом в облезлые доски. Уоррингтон набросился на Эда со спины — долбанул ногой в живот, выбивая из лёгких воздух. Очухавшийся Филипс, который был раза в три крупнее Эдмунда, скинул его с себя, как котёнка, и тут же вскочил на ноги. — Сука! — взвыл он. — Не трогайте его! Питер вырвал руку из захвата Тёрнера, но Харрис тут же оглушил его, мощно впечатав в парту лицом. Из носа потекла горячая кровь. Он всеми силами пытался вырваться, бился, как в силках, но его держали слишком крепко. — Не рыпайся, — процедил Джо, вжимая голову Питера в парту. — Лучше посмотри на своего братца. Филипс с Уоррингтоном избивали Эда ногами, как какую-то куклу, пока он окончательно не затих на полу. — В следующий раз подумай, прежде чем рот раскрывать, Пэвенси! — желчно процедил Филипс над ухом Питера. — Потому что отгребать будешь не только ты, но и эта малявка. Руки на запястьях разжались, Питер практически съехал с парты. Все четверо, торжествующе гомоня, ушли. Повисла давящая тишина. Эдмунд заворочался на полу, тихо застонал. Питер поморщился и опустился на колени поднимать вещи, выпавшие из портфеля, лишь бы, не приведи Аслан, не встретиться с братом взглядом. — Эй, — за спиной позвал Эдмунд. — Ты в порядке? Питер нервно вытер глаза тыльной стороной ладони, поднялся на ноги. Обернулся. Эд сидел на полу, держась за живот. Скула была подбита. Волосы взлохмачены. — Как ты? — тихо спросил Эдмунд. Кровь из разбитого носа Питера всё не останавливалась. — Кто тебя просил влезать? — процедил он. — Что? — едва заметно шевельнулись губы Эда. — Разве я просил, чтоб мне помогали?! — голос сорвался на крик. — Ты вообще думаешь, прежде чем что-то сделать?! Ты себе на спину мишень повесил! — Ох, прости, пожалуйста! — с ядовитым сарказмом выплюнул Эдмунд, подхватываясь на ноги. — Надо было зайти, сказать: «О, ребят, вы тут вчетвером моего брата бьёте?! Давайте! Не буду вам мешать!» — Они теперь на тебе отыгрываться начнут, ты что, не понимаешь?! — заорал Питер ему в лицо. — А тебе с каких пор не всё равно?! — вопя во всю глотку, спросил Эдмунд, а потом сильно закашлялся, схватился за рёбра и согнулся. С Питера разом схлынули злость и раздражение, осталось только непонятное щемящее чувство, что-то вроде стыда. — Дай я посмотрю, — тихо сказал он, протягивая руки. — Отвали, — ощетинился Эд. — Вдруг там перелом? — Это у твоей переносицы перелом... Ты себя вообще видел? Питер провёл рукой по лицу, и на пальцах осталась кровь. Он застыл, как в каком-то оцепенении на пару минут, не в силах отвести взгляд. — Идём, — твёрдо сказал Эд, забирая из рук брата портфель. — Тебе нужно умыться. Уже у ровного ряда грязных умывальников к Питеру вернулся дар речи. — Не делай так больше, — сказал он. — Почему? — с вызовом спросил Эдмунд. — Я... «...не могу смотреть, как тебя из-за меня месят ногами» «...не хочу, чтоб тебя караулили у школы и избивали» «...не смогу жить, если с тобой что-то случится» — Я могу справиться и сам. Эдмунд красноречиво улыбнулся кончиками губ. Улыбка была холодная и колючая. За ним с громким хлопком закрылась дверь, и Питер засунул голову под ледяную воду.

18-15

Он нашёл прощальную записку раньше времени. — Ты вообще собирался мне рассказать? — спросил Эд звенящим от гнева голосом. Питеру шла военная форма. У Питера глаза были голубые, как небо Лондона, который неоднократно подвергался бомбёжкам Люфтваффе. За окнами лежал снег, было начало сорок пятого, а Питер Пэвенси захотел стать добровольцем на войне. — Думаешь, герой? — с презрением выплюнул Эд. — Ты о матери подумал? О Сьюзен? О Люси... — Хватит, — оборвал его Питер. — Хватит? — холодно переспросил брат. — Здесь всё по-настоящему. Ни золотой гривы, ни сока огненных цветов, ни живых рек. Давно пора признать: ты не полководец, не завоеватель, не правитель огромной страны, ты, блять, просто подросток из Англии! — Не кричи, — попросил Питер. — Девочек разбудишь. Эдмунд потух, до боли закусил губу, сжал кулаки, что костяшки побелели. Ему было нечем дышать, голова кружилась. Откуда-то с пяток поднималась волна настолько ужасного и бесконтрольного гнева, что хотелось разгромить гостиную в хлам, разорвать на клочки все газеты и книги, разбить радиоприёмник, докладывающий о ходе событий на фронте. — Эд, — раздалось совсем близко за спиной. — Это не честно. У тебя нет права так с нами поступать. Тяжёлая ладонь Питера, так похожая на отцовскую, опустилась Эдмунду на плечо. Он вздрогнул всем телом. Поддался. Разрешил себя крепко обнять. Ткнулся лбом ему в грудь, затих. — Это моя ответственность — отвечать за вас всех, — тихо сказал Питер. — За девочек. За маму. За тебя... Следить, чтоб вы были в безопасности. Чтоб вы не пострадали... — А за тобой кому следить? — едва слышно выдохнул Эд. — Когда у тебя планка свалится, и взыграет геройство? Я же тебя знаю, ты же грудью кинешься, и кто тебя остановит? Если нам похоронка придёт?.. Это будет моя ответственность, Питер. Они так и стояли посреди комнаты, вцепившись друг в друга. Эдмунд запоминал, как гулко бьётся его сердце, как хрипло он дышит, как пахнет его новая выглаженная форма. Наконец, Питер беззвучно коснулся губами его макушки, выдохнул: — Мне пора. Эдмунд отпустил быстро, рывком. Стоял у камина, смотрел на огонь, пока брат завязывал шарф, застёгивал китель, надевал наплечную сумку. Когда шорохи прекратились, Эд обернулся. Питер был готов уходить. Они вдвоём дошли до двери. Замерли на пороге. Питер распахнул дверь, оттуда потянуло колючим холодом. Эдмунд схватил его за рукав. — Стой. Притянул к себе, непослушными пальцами застегнул самую верхнюю пуговицу у его горла. — Замёрзнешь же, — объяснил. — Спасибо. — Иди. Питер сделал шаг за порог. Потом ещё один. И ещё. Эд стоял на крыльце, смотрел ему в спину. Думал, какие от армейских ботинок на снегу уродливые отметины и ничего не мог с этим сделать.