…
Билл Сайфер. Словно пробую это имя на вкус. Кто же ты такой? Импульсивный безумец? Расчётливый психопат? Билл. Сайфер. Одно я знаю точно: ты мой шанс. Шанс на действительно интересный материал! Материал, который, возможно, будет началом взлёта моей карьеры журналиста. — Это твоя возможность, Пайнс. Ты понимаешь ? — повторял мне в который раз шеф. — Смотри. Не проебись! — Да, Мистер МакГаккет. Я не подведу,— вытянулся я как по струнке. Ещё бы. В кои-то веки наша маленькая газета удостоилась такого материала. Практически каждый в Гравити Фолз слышал о тебе. Да что там наш городок, ты прославился на всю страну. Как же о тебе не слышать? Тринадцать жертв. Тринадцать жизней на твоём счету. Ты обеспечил первоклассную славу себе и Гравити Фоллз. За это тебя ненавидят. Твоим именем пугают детей. А кто-то даже и восхищается. Каковы были твои мотивы? Следователям выяснить так и не удалось. Часто ты выходил из комнаты для допросов с разбитыми губами или носом. Но никто так и не узнал. Почему? Возможно, это смогу узнать я. Ты впервые дал согласие на общение с представителем прессы. Никакой пресс-конференции с кучей разных журналистов. Только я и ты. Почему? Что такого особенного в провинциальной газётенке? Почему ты не выбрал рассказать о своих деяниях главному телеканалу и самому популярному ведущему, Гедеону, чьё ток-шоу бьёт все рейтинги? Запросами на встречу с тобой от моих коллег департамент полиции был завален. Я это знаю совершенно точно. Интервью с тобой — сейчас своего рода святой грааль для любого, кто хоть как-то причастен к журналистике. Но все получали отказ. До сегодняшнего дня. Возможно, ты хочешь чем-то поделиться с миром, а не со следователями. Возможно, именно со мной. Сегодня. У меня заготовлено твоё фото для материала. Одно из тех. Для протокола. Должно быть, это произошло в последний момент перед вспышкой камеры. Ты так дико улыбнулся. Эту улыбку я бы не назвал улыбкой человека. Переснимать не стали. Казённая плёнка, всё подотчётно. Каждому арестованному всего три кадра: анфас и два профиля. Справа и слева. Фото анфас с той самой улыбкой производило впечатление. Западало в память намертво. Разумеется, именно оно и разошлось по официальным каналам. Смотрю на тебя через три слоя пуленепробиваемого стекла. Небольшое окошко в двери. Ты сидишь так спокойно. Закинув ногу на ногу. Рассматриваешь свои ногти. Выдыхаю, как перед прыжком в воду и захожу в переговорную.…
Как только я оказался здесь, меня охватило чувство, будто за мной следят тысячи глаз. Но я стараюсь отогнать мысли об этом. Просто кажется. Не дай своей паранойе разойтись, Диппер. Возьми же себя в руки, ну! Ты даже не поднимаешь головы, когда я вхожу. Продолжаешь рассматривать свои руки. Когда за мной захлопывается с грохотом дверь — ты так же не реагируешь. Откашливаюсь. Слегка неуверенно сажусь напротив. — Мистер Сайфер? Здравствуйте. Я журналист газеты «Гравити Дэйли»... Молчание. Шарюсь в сумке и достаю задрипанный блокнот в тёмно - красной обложке. Внутри сумки незаметно включаю диктофон. На всякий случай. Чтобы ничего не упустить. — Ладно. Начнём. Вы признаете себя виновным в убийстве тринадцати человек? Полное игнорирование. Задавая этот вопрос вот так в лоб, самым первым, я ожидал чего угодно, но только не этого. С минуту выжидаю, глядя на тебя. Опять покашливаю. В голове голос шефа: «Смотри, не проебись...» — Вам не нравится этот вопрос? Тогда, может, вы расскажете о себе? Кто вы, по вашему мнению? Лёгким движением стряхиваешь невидимую пылинку с рукава. Похоже, ты собрался меня игнорировать. Так не пойдет. Что ж...Пойдём с козыря. — Ходят слухи, что вы можете исполнить любое желание? — позволяю себе смешок. Который как бы говорит «Я не верю в эти сказочки». — Как вы к этому относитесь? Изучаешь свой тюремный башмак. И все так же молчишь. Вот же ублюдок, мать твою! «Смотри, Диппер. Не проебись там!» От этого интервью зависит моя карьера. Чёрт побери! Я бы всё отдал, только бы ты заговорил! Твой взгляд опять на ногтях. Тянешь палец в рот, пытаясь откусить наполовину сломанный ноготь. — Лапуля, ножниц не найдётся? — тон такой, словно спрашиваешь о погоде. — Нам тут острые предметы не положены, сам понимаешь... Бойтесь своих желаний, они могут сбыться. — Почему… Почему вы меня игнорируете? — от неожиданности чуть ли не заикаюсь. — Тоже мне. Журналист,— последнее слово произносишь с ядом в голосе. — Что же ты, журналист, будешь делать, когда провалишься с этим интервью? А ты провалишься, — почти такая же дикая улыбка как на том фото. У меня по спине бегут мурашки. — Даже если ты попытаешься придумать наш диалог с нуля. Пипл такое не схавает, как вы это говорите. Пнут тебя под зад из твоей редакции. М-м-м? Чувствуешь, как накаляется обстановка? — хитрый прищур глаз. Мне кажется, ты видишь меня насквозь. Нервно сглатываю. Я близок к панике. Но внешне — я просто в ступоре. Что теперь делать? — Что же тебе теперь делать? — будто прочитал мои мысли. В голосе наигранное участие. Тут я вспомнил о своём последнем вопросе. Чем всё-таки чёрт не шутит? — А вы правда можете исполнять желания? — О-о-о, Сосенка… Ты хочешь заключить сделку? — снова улыбаетшься мне, прожигая при этом взором жёлтых глаз. От «Сосенки» я слегка оторопел. Но виду не подал. — Да, могу. Любое твоё глупое желание,— смотришь на меня не моргая. Молча смотрю в ответ. Это какой-то абсурд. — Не веришь? А ты проверь. Подумай, что ты теряешь? — этой улыбке и открытому взгляду позавидовал бы любой продавец барахла по баснословным ценам. Невольно проникаюсь доверием. — Чего ты хочешь, дорогуша? — Хочу взять у тебя интервью. Хорошее интервью. А потом сделать карьеру журналиста. Стать лучшим в Гравити Фолз, — мой голос становится увереннее. — Хорошо, лапуля. По рукам? Протягивает ко мне руки, скованные наручниками. Левая тут же загорается синим пламенем. Отблески которого пляшут по стенам. Я словно в трансе или под гипнозом. Пламя завораживает. Но лучше перестраховаться. Вспоминаю старика МакГаккета. — Сначала интервью. Потом рукопожатие. — Ладушки! — в твоём голосе ни малейшего разочарования. Неужели мне удалось перехитрить тебя? — Ну что, Сосенка, спроси меня о чем хочешь? — заглядываешь в глаза. Отчего становится как-то неловко. Мнусь с секунду. — Вы чувствуете свою вину по поводу тех убийств? Расскажите об этом? — Я не понимаю, за что мне нужно чувствовать вину. Я не сделал ничего такого. — Ничего такого? Ты убил тринадцать человек! Стихийно перехожу с тобой на «ты», чего сам не замечаю. — Ничего. Я не суеверный… — скалишь зубы. Я на секунду теряю дар речи. Но быстро прихожу в себя. Никто не говорил, что будет легко. — Ты причинял людям боль? Почему ты делал это? — Я делаю только то, что доставляет мне удовольствие, Сосенка. Видишь, я стараюсь отвечать честно. Опять чёртова «Сосенка». Я держусь и не выхожу из себя. — Но в глубине души ты должен понимать, что это не правильно. — Я пытаюсь избавить наше прогнившее общество от стереотипов так называемой «правильности», — говоришь уверенно. Словно репетировал. — Но ведь это — безумие. — Безумие прекрасно, лапуля. К этому я и стараюсь привести мир. К абсолютному безумию. В твоём понимании. И к абсолютной свободе — в моём. Нечеловеческая улыбка пугает и завораживает одновременно. Как и эта откровенность. — И вот парадокс: стараясь привести мир к свободе, я сам лишился её. Ничего не ценят. Жалкие куски мяса, — в глазах мелькнула искорка озлобленности. — Ладно. Ты хочешь сказать, что безумие — это свобода? — Так и есть, умник, — твои руки тянутся через стол. Палец проводит по моей шее до подбородка, заставляя меня приподнять голову. Это уже ни в какие ворота не лезет. — Один моё слово, и сюда взорвётся охрана, Сайфер. Так что не распускай руки. — Ха! Насмешил. Будешь сидеть тихо, как мышь. Тебе слишком нужно это интервью, дорогуша, — треплешь меня по волосам, как щенка, — я могу сделать с тобой всё, что захочу. Сука. Справедливо. Открываю и закрываю блокнот. Я так ничего и не записал. Стучу карандашом по столу, пытаясь собрать мысли в кучу. — Если ты можешь исполнить любое желание, почему не освободишься? — ха! Вот это вопрос! Я мысленно потираю руки. — А с чего ты взял, что мне это нужно? — Ну… — я немного растерялся. — Ты же сам только что сказал… Лишился свободы. — Ты не слушаешь, лапуля. Паршивый ты журналист, и то верно. Надеюсь, хоть твой диктофон, спрятанный в сумке, тебе помогает. Раз с первого раза не врубаешься. Я сказал ровно то, что хотел сказать: эти куски мяса ни черта не ценят. И ещё: я делаю только то, что хочу. А раз я здесь, значит… — обрываешь фразу, хитро глядя на меня. Правый уголок губ приподнимается в ухмылке. Мне не по себе. Чертовски не по себе. Я хочу задать ещё пару заготовленных вопросов. «Что вы хотели бы сказать родственникам убитых?» «По какому принципу вы выбирали жертв? Полиция не нашла между ним ничего общего» «Вы раскаиваетесь?» «Как вы относитесь, к тому, что среди молодежи у вас есть своего рода фанаты, и в последствии могут появиться и подражатели?» Но мне невыносимо больше находится в компании Сайфера, мои ладони вспотели, меня мутит. Я физически больше не могу вынести его общества. Интуиция приказывает бежать отсюда, и как можно скорее. «Не проебись там, Диппер!» — Сам блять смотри, не проебись, — цежу сквозь сжатые зубы, отвечая шефу. Как мне казалось, почти беззвучно. Ловлю твой слегка удивлённый взгляд. Одна бровь приподнята. По лицу начинает ползти ухмылка. Нервно запихиваю блокнот в сумку и встаю. — Что, вот так и уйдёшь? А как же твоя карьера без моей помощи? Эта беседа — и рядом не интервью. Ты проебался, лапуля. По полной проебался, — подмигиваешь. Чёрт. А ведь он снова прав. Останавливаюсь на полпути к двери. Подхожу к столу, и не мешкая, протягиваю руку. — Вот это другое дело, Диппер Пайнс, — на лице снова эта нечеловеческая улыбка. Моя рука уже в его руке. Охваченная синим пламенем. Стоп. Я точно помню, что не называл тебе своего имени. И это моя последняя мысль.…
Из переговорной уверенной походкой выходит шатен лет двадцати трёх. На носу очки в чёрной оправе. Он салютует охраннику у выхода. И доверительно, в полголоса, чуть наклонив голову к мужчине: — Прикинь… Чего этот творит? Твердит, что мы с ним телами поменялись. Это надо же такое… видать, совсем уж нервы ни к чёрту после таких-то зверств, что он творил… А я своими вопросами разбередил видать, это дело, сокрушенно качает головой. — Ты вызови ему медиков? Ладно? Глаза охранника чуть округляются. — А лучше дурку. Что-то он совсем, бедолага… Галоперидольчик не повредил бы ему. Охранник ничего не говорит и быстрым шагом направляется к переговорной. Откуда доносятся заглушаемые трехслойным стеклом крики. Парень удаляется по полутёмному коридору. Приветик. Это я. Билл Сайфер. И это моё новое тело. То самое, которое я захотел получить. Можете считать это чистой прихотью. Мне просто хотелось немного повеселиться. Разработать долгоиграющий план, где Диппер сам приходит ко мне. Сам просит о сделке. Маленький наивный карьерист. Еле сдерживаю смех по этой мысли. Мне удалось убить скуку! А тринадцать человек — это просто сопутствующий ущерб. Ничего личного. Иду по тюремным коридорам. Свобода пьянит похлеще алкоголя. Я здесь немного задержался. Улыбаюсь до ушей. Выйдя за тюремные ворота, первым делом, уничтожаю диктофон. Улик не должно остаться. Блокнот оставляю. Он забавный. Направляюсь к стоянке. В сумке я нашел ключи от мотоцикла. Что ж… Гравити Фолз! Добро пожаловать в парк развлечений!