Зонтик

      На улице сыро, влажно. Что ж, весна постепенно раскрывает нам свои объятия, запуская время совершенно нестабильной, по-началу, погоды. Нет, ну правда. Один день может быть плюс шестнадцать и яркое, тёплое солнышко, ты можешь ходить без куртки и просто радоваться жизни, улыбаясь и нежась, подставляя своё тело в не такой уж и согревающей одежде под лёгкий, но холодный ветерок. А в другой уже может падать, даже заваливать тебя, снег, белыми, пушистыми хлопьями, падая на землю, ложась светлым ковром, и стоящие во дворах жилых домов, машины. Но сейчас, в апреле, когда, вроде, погода начинает более-менее успокаиваться, когда на улицах становится чуть теплее и температура не так сильно скачет, когда все ученики школ волновались и одновременно говорили про предстоящие экзамены, шёл дождь. Самый обычный, не такой уж и сильный, но барабанящий по крышам, создающий тихую и приятную мелодию прекрасного вечера. Цезарь Цеппели, студент самого обычного университета, сейчас выходит из него, раскрывая и выпуская на улицу из под козырька входа, элегантный чёрный зонт. Как хорошо что именно сегодня он, по велению судьбы, впервые за всё это время открыл прогноз и посмотрел погоду, не забывая кинуть в рюкзак, вдобавок к парочке учебников и тетрадей (зачем он их вообще носит?), пеналу в форме продолговатого, жёлтого банана, куда помещались ручки и карандаши со шпаргалками (нет, ну выживать как-то надо), а калькулятор нет, а также контейнера с едой, ведь, всё таки, кушать хочется всем, ещё и зонт. Он заставлял рюкзак весить чуть больше, что, в принципе, было не особо критично, однако плечо, на котором весь день этот самый рюкзак висел, болело, пока итальянец бегал из аудитории в аудиторию, по разным этажам: с первого на четвёртый, потом на второй, третий и снова на первый, дабы догнать преподавателя, спросив когда и что сдавать, а потом просто прилететь, сесть и слушать лекции. Так и проходят его дни, прерываясь на, разве что, сон, запись домашки и долгого-долгого просмотра  фотографий однокурсника по ночам, иногда подолгу смотря на его прядь русых волос на парах, буквально улетая, представляя как они вместе могли бы улечься на мягком диване, целуясь и обнимаясь, как парень зарывается пальцами в макушку и гладя её, нежно улыбаясь, говоря о любви. Но что ж, они просто друзья. Иногда дерутся и ругаются, в силу вспыльчивых характеров обоих, но быстро мирятся, ведь понимают, что нужны друг другу. Нужны, словно кислород лёгким.       Он отходит от универа не так уж и далеко. Идёт спокойно по тротуару, стараясь не наступить на лужи, витая где-то в своих причудливых мыслях, держа зонт над головой. Удары капель даже как-то успокаивали, заставляя всё больше мечтать и устало, мягко улыбаться. Ничего, вроде бы, не предвещало беды. Беда прилетела сама. Лохматая, немного мокрая беда, которая вырвала из чужой хватки зонтик и убежала дальше. Погодите, чего?!       - ДжоДжо, стой, скотина!       На осознание произошедшего ушло лишь пару секунд и Цеппелли, недовольно хмурясь побежал, стараясь догнать этого засранца. Ну вот и как ему это только в голову смогло взбрести? Привлечь к себе внимания друга, отобрав зонтик и убежав, при чём, на своей самой полной скорости.       - А ты догони!       Джозеф громко смеётся, кутая нос в шарф, что сзади слегка развязался в воздухе. Времени поправлять его не было. Джозеф лишь держал в одной руке рюкзак, ведь в момент "нападения", он решил слететь с плеча, (а придерживать его на уровне локтей - неудобно), а в другой - отобранный зонт, всё таки стараясь прикрыть свою дурную головушку от капель. Она и так уже была мокрой, но тут появилась возможность не мокнуть больше.       А Цезарь догоняет. Дождь ему не шибко-то и мешает, лишь иногда капли попадались в глаза, но это мелочи. Тот был почти рядом с парнем. Оставалось лишь немного и он навешает ему таких люлей, что звёзды перед глазами будут! Однако, тот как-то резко останавливается сам, заставляя блондина с уже мокрой головой, такой же, как и у самого Джостара, упасть в чужие объятия. Всё это - лишь случайность. Парни могли бы уже отойти друг от друга хотя бы на пару шагов, но... Но чужие, прекрасные, живые глаза, что даже прямо сейчас горели азартом, привлекали. Не оторваться. Никак. Тот утонул в этой яркости и наивной, детской игривости. Его задержали тамошние русалки, оставляя его навсегда. А Цезарь и не против. Совершенно не против. Даже за. Они смотрят друг на друга, пока брюнет не решает прервать эти "гляделки", заговорив:       - Мне надоело бегать. Выдохся. Цезарь-чан, поделись зонтиком!       Парень тяжело вздыхает, прикладывая пальцы к вискам, всё таки, немного отходя и раздражаясь. "Черт, Джостар! А сразу же попросить было нельзя? "Невозможно" было подойти и сказать, мол, так-то, так-то, у меня нет зонта, одолжи пожалуйста. Нет! Конечно же. Нужно устраивать марафон по округе"- а затем резко останавливаться, смотря по сторонам, вероятно, высматривая таких же бедолаг без укрытия. Над ними фонарь, что горит мягким, тёплым, немного тускловатым светом, что освещал некоторое расстояние вокруг них, показывая сколько же тут луж, и как много из них они протоптали, уже запачкав края джинс, но, всё же, заставляя улыбнуться, даже сквозь раздражение.       - ДжоДжо, просил же, не называй меня та-...       - Тогда заткни меня.       Тот не даёт окончить фразу, перебивая (это не вежливо, вообще-то!) Заткнуть, хах? Какой интересный! В чужих глазах горит игривый огонёк вызова, какого-то, что ли, который вот-вот разрастётся в огромное пламя, если Цезарь ничего не сделает. Джозеф подходит чуть ближе, ухмыляясь, с нетерпением ожидая чужих действий. Тот, кажется, готов буквально ко всему на этом свете. Он явно хочет чего-то конкретного, однако не признаётся.       А Цеппели... Он стоит и смотрит на друга, который, кажется, снова решил шутить и чудить, двигаясь ближе. Вот же ж чертёнок. Играется, желая и думая о чём-то своём. Хах, интересно, о чём? Зачем он сказал это? Что вообще он желает видеть сейчас? Что сделает блондин? Это самые очевидные мыслишки, хотя, такие только и приходят в эту пустую голову. Боже, по ней постучать - от деревянной коробки не отличить. И всё же... И всё же он любил эту коробку, пусть и глупенькую, постоянно вызывающую его на какой-либо спор или вынуждая на недодраку.  Заткнуть, да? Что ж, хорошо. Цезарь Антонио Цеппели умел затыкать людей, да так, чтобы те ещё некоторое время от шока и наслаждения не могли отойти, останавливаясь, на секунду и улетая куда-то. Хах, что ж, давайте используем этот метод на Джозефе. Это опасно, особенно из-за того, что внутри итальянца растёт прекрасный, расцветающий цветок любви, который всё ещё распускается, желая показать себя. Значит, вот оно. То самое время. Время для поцелуя. Мягкие губы касаются чужих, в прямом смысле затыкая, как тот и хотел. Джозефа сразу же хватают за руку и спину, оставляя одну из своих на талии, другой придерживая чужие запястья, вцепившись острыми ногтями. Не уйдёшь. Не убежишь. Сам напросился.       Но ко всеобщему удивлению русоволосому наглец отвечает, прижимаясь к парню ещё ближе. Поцелуй, причём их первый, переходит в более глубокий, чувствительный. Последним он становится из-за того, что их языки касаются друг друга, смущая Джостара. Но тот не прекращает. Стесняется, но продолжает. Продолжает, пока сам Цезарь его не останавливает, прижимаясь грудью к другу, хотя, кажется, они уже пересекли это черту вместе. Зонтик вылетает из чужих рук. На них льет дождь, но им всё равно. Молчание. Цеппели кладёт свою голову на чужое плечо, зарываясь в него носом, лишь бы не смотреть на друга. Хотя, если посмотреть на то, что произошло пару секунд назад, друга ли? Вероятно, нет. Дуралей ответил, продолжая и сейчас не сказал ничего против, и, кажется, чувствуя как его тело немного дрожит, был даже в восторге и приятном шоке.       Они не говорят друг другу не слова. Молчание с каждой, чёртовой, секундой становится всё более неловким. Они просто не знают, что именно нужно сказать и как это правильнее выразить. Объясниться? Сказать, что это было ошибкой, а после долгими вечерами вспоминать эти касания губ, помогая себе руками, представляя продолжение этого случая, что проходится по бёдрам и ниже? Ну уж нет! Если уж они сделали это, то не стоит жалеть о чём-то, говоря, что это всего лишь минутная слабость. Так думал Цезарь. Он собирался уже открыть рот, дабы сказать что-то, как вдруг с сильным ветром мимо них на полной скорости проезжает машина, обливая обоих парней водой из глубоких луж, которые были буквально везде! Зонтик, который всё ещё был на земле, естественно, не помог. Никто не успел среагировать, отбежать от обочины, и теперь герои оба мокрые и грязные. Куртки у обоих расстёгнуты, футболки запачканы, ну и джинсы пострадали ещё и до этого.       - Сука...       Тихо ругается Джозеф, отходя от Цезаря, смотря на одежду, понимая, что если он так будет идти домой, что находится довольно далеко - запросто заболеет. При чём довольно сильно, ведь, всё таки, это не лето, дожди холодные. Он смотрит на любимого (хах, видимо, теперь его можно так называть. Новое прозвище, новая ачивка в жизни, скажем так) как-то даже умоляюще, зная то, что тот живёт рядом. И блондин кивает, понимая всё без слов, также смотря на свои грязные шмотки.       Они держатся за руки. Вернее, это Цеппели схватил Джостара, ведя к себе домой, смотря лишь вперёд, под ноги, да куда угодно, но только не на парня. Он всё ещё смущён всей ситуацией. Так, что щёки налились цветом. Как очаровательно. В груди билась надежда, что товарищ по несчастью на него не смотрел.       И вот дом, милый дом. Место, где тепло и хорошо. Место, где всегда пахнет едой, оставленной со вчерашнего вечера эксперементов с тестом. Место, куда хотелось возвращаться. Именно сюда и пришли парни, скидывая с ног ботинки. Русоволосый уходит в чужую комнату, по наставлению её же хозяина. Он бывал здесь не раз, но всё равно любил подолгу рассматривать картины прекрасных и ярких подсолнухов на стенах, замечая фотографии молодого, лет четырнадцати, примерно, Цезаря, а также просто, прикрывая глаза, представлял, что они живут здесь вместе, встречаясь. Что ж, хах, если вспомнить ситуацию, что произошла совсем недавно, есть вероятность, что такое может случиться. Это радовало. Нет, правда. Джостар довольно долго пытался, по крайней мере просто подружиться, а не стать с блондином заклятыми врагами, теша себя надеждами, что обычной дружбы ему будет достаточно. Нет. Совсем нет. Ежедневное ожидание встречи, приветливых объятий, из которых Цеппели при первой же возможности старался выбраться(и это огорчало), мечтания о том, что этот самый парень когда-нибудь возьмёт и поцелует его так же, как всех тех девушек, с которыми был. Хах, самая первая, что была уже при их дружбе, причиняла огромную боль всем своим видом. Но ДжоДжо лишь улыбался. Ему было плохо на душе и чертовски завидно, однако, если уж тот решил выбрать её - значит на то есть причины. И он должен это уважать. Уважать, прежде всего, самого парня, а потом и его выбор.       - Раздевайся.       - Ох, что, так сразу?~       Цезарь заходит в комнату внезапно. Без футболки. С голым торсом. Кажется, у Джозефа сейчас пойдёт кровь из носа, как в этих забавных и милых романтических аниме комедиях. Ох, ну вы бы видели это зрелище! Этот прекрасный мужчина стоит кажется, совсем не стесняясь, кажется, понимая, что он божественно красив. Сам же Джостар немного язвит, ухмыляясь, наигранно удивлённо вскидывая бровями, снимает с себя футболку, смотря на парня, а затем, слыша лишь тихое, но раздражённое " Идиот ", получает полотенцем в лицо. Прямое попадание. Цезарь забирает вещи на, кажется, стирку. Чтож, верное решение.       - Возьми у меня что-то из шкафа и сходи в душ. Можешь взять любую футболку, которую захочешь, тебе надо во что-то переодеться. Домой я тебя не отпущу, за окном всё ещё дождь, хотя, смотря по тому, как он идёт, его можно назвать ливнем. Ливнем с, внезапно добавившемся, снегом. Да уж, весна.       В начале своего монолога он кивает на шкаф, облокачиваясь о дверной проём. Смотреть на ДжоДжо было... сложно. Нереально сложно. Как только тот видел его прекрасное лицо, что было немного темнее, чем у самого парня (ну, или может кто-то просто чистейший вампир, кто знает), и в его голове всплывает тот самый поцелуй, то мягкое прикосновение к этим губам, тот язык... Боже. Он был готов прямо сейчас забиться в угол, поджимая коленки и думать, думать, думать, думать... думать о том, как же это было волшебно.       Но, всё же закончив говорить, парень в последний раз бросает на другого, сидящего на его же кровати, в обнимку с плюшевым авокадо, взгляд, и уходит на кухню, вероятно, решив приготовить чего-нибудь. Готовил Цезарь обычно на одного, а если и было что-то на следующие парочку дней, то это явно не сегодня. В холодильнике ничего готового, так что придётся. Им, уставшим после трудного (хотя, для кого как. На парах ДжоДжо опять ни черта не делал) денька, силы нужно хоть как-то но восполнять. И вкусный ужин - отличный вариант.       А Джозеф, тем временем, стоит у открытого шкафа, смотря на чужую одежду, вспоминая почти каждую ситуацию, когда этот лохматый блондин ходил именно в этом тёмно-жёлтом свитере, кутаясь в него с носом, ибо было холодно, а когда надевал синюю футболку, нацепив повязку с пёрышками, что делала его образ намного милее. Хотя, куда уж больше-то? Тот и так был просто очарователен.       Остановившись на одной из голубых (почему-то именно такого цвета у Цеппели было больше остальных), он, взяв также какое-то довольно мягкое, белое полотенце идёт по направлению к ванной комнате. Цезарь стоит на кухне, приложив руку к подбородку, думая. С виду казалось, что тот производит сложнейшие математические вычисления, однако это лишь, вероятно, выбор определенного блюда, что будет готовиться на вечер. Что ж, пусть занимается, отвлекать лишний раз тот его не будет. Лишь украдкой глянет на округлый, такой манящий к прикосновениям, зад, глубоко в душе проорёт что-то типо "Nice!", а затем зайдет в ванную, снимая с себя оставшуюся верхнюю одежду и бельё, откладывая лишь чужие вещи на вешалке. Чужие вещи, которые до безумия хорошо пахли. Цезарь сам по себе пах прекрасно, а ещё и плюс вдобавок его новые духи, что уже приелись и пропитали ткань одежды. Блондин, что прижимается к чужому телу, отдавая всего себя, давая наслаждаться чужим запахом, лёжа в объятиях, в такой футболке - просто смертельное комбо. По крайней мере для Джозефа.       Горячие капли падали на тело, струйками стекая вниз. Джостар стоит с закрытыми глазами под душем, голову запрокинув вверх, стараясь отвлечь себя от мыслей, которые то и дело мелькали в голове, заставляя кожу щёк краснеть и уже не от тепла, а от дикого смущения. И всё из-за этого чёртового поцелуя! Боже, Цезарь, зачем ты сделал это... Зачем сделал это так прекрасно?! Из-за этого ему хотелось снова. Ещё и ещё. Хотелось укусить чужую нижнюю губу, пробуя его на вкус, залезая руками под домашнюю футболку, поглаживая чужое тело, а затем... А затем... Боже. Стоп! Это уже слишком далеко. Всего этого хотелось, причём до безумия, однако прямо сейчас о таком думать не стоит. Стояк ему не нужен, ну, по крайней мере сейчас. Хотя, вероятно, парень его поймёт, а может даже и поможет, проводя языком по крайней плоти, а позже заглатывая его полностью... Ох, боже. Нужно перестать думать об этом.       Из душа тот выходит раскрасневшимся, но это можно будет скинуть на то, что вода была горячей и температура тела слегка поднялась. С волос осторожно падали оставшиеся после полотенца капли воды. Русоволосый подходит к парню, что, кажется, витал в своих мыслях, стоя у плиты, наблюдая за уже готовым рисом. Джозеф прижимается, обнимая Цезаря со спины, целуя его в шею. Нет, ну а что? Имеет право. Наверное. А вообще, даже если и нет, то это будет местью! Местью за тот прекрасный, чарующий поцелуй под фонарём, горящим жёлтым светом.       - Д-ДжоДжо! Не подкрадывался так, идиот.       А Цеппели то и не был против. Спокойно принимал мокрые поцелуи в шею, кладя свои запястья на чужой замок рук на своей талии. Вот ведь дуралей, любит же так пугать. Нет бы выйти, со своими обыденными криками "Ты скучал по мне, м, Цезаринно?", позже получая по шапке за прозвище, нет! Надо тихо подойти, смущая другого парня. И ведь такое даже не в его стиле! Обычно это сам Цеппели приятно смущает милых дам, а сейчас... А сейчас всё наоборот. Он покорно принимал ласку, прикусывая нижнюю губу.       - Цезарь-ча-а-ан! А знаешь, что?       Слышится тяжёлый и усталый вздох, в котором так и читается "Как же ты меня этим задолбал", и блондин поворачивается, смотря Джостару прямо в глаза, ожидая какого-то действия.       - Боже, сколько раз я тебя просил меня так не называть, агрх... Ладно, и что же ты хочешь мне сказать, ДжоДжо?       - Я тебя люблю!       Парень улыбается во все тридцать два, обнимая другого, крепко-крепко прижимая к себе, щуря глаза, целуя, совсем невесомо, в щёку. Очаровательная картина. А Цезарь и стоит и ошарашенно смотрит. Что ж, вообще, тот и так понимал это, особенно после сегодняшнего случая, однако сейчас, когда этот идиот говорит такое, прижимая чужое тело к себе, кажется, не собираясь отпускать, парень испытывает шок, а после мягкость и приятное, разливающееся по сердцу, да и, в принципе по всей грудной клетке тоже, чувство. Чувство теплоты и любви к этому идиоту.       Их второй полноценный поцелуй происходит на кухне. Цезарь расслаблен, а Джозеф наоборот, взвинченный и энергичный. Он захватывает власть над всем этим, хотя и потом оказывается прижатым к столешнице. Поцелуй мягкий, заставляющий сердце вырываться из грудной клетки, а коленки последнего немного дрожать. Он и сам опирается бёдрами, чтобы не упасть. До безумия прекрасное чувство. Что же, возможно ли этот поцелуй расценивать как то, что блондин чувствует тоже самое? Хах, хотелось бы верить, утопая в нежности, а также только-только приходящей страсти. Желание взять друг друга было у обоих. И плевать, что это, вероятно, только первый день, или же, правильнее сказать, вечер, их отношений. Плевать, что это может быть рано. Они слишком давно хотели оказаться в объятиях страсти, даря друг другу феерическое наслаждение, буквально тая, словно зефир.       Руки Джостара как бы невзначай пробираются под чужую футболку, которую тот успел за время его прибывания в ванной, надеть, оглаживая горячими руками, по ощущениям, ледяную кожу. Ну, чтож, сейчас мы его согреем. Согреем, разгорячим, буквально расплавляя. По чужому телу бежит табун мурашек и Цезарь слегка дрожит от этого. Они не разрывают поцелуй. Не хотят отцепляться друг от друга. Но, всё же, приходится. Дыхание тяжёлое и рваное. Джозеф смотрит с некой мольбой, явно желая продолжить это дело, оказавшись взятым этим блондином. А этот самый блондин лишь улыбается и кивает. Им сейчас не так уж и нужны слова. Лишь действия.       Заниматься таким на столе, особенно в первый раз - не самое приятное занятие, так что они переходят в более удобное для этого место. Спальня. ДжоДжо падает на кровать, ухмыляясь, смотря на будущего любовника, что снимает с него футболку. Что ж, недолго она на нём пробыла. Но так даже лучше.       Полуобнажённый Цеппели выглядит прекрасно. Он подходит всё ближе, к кровати, потом сразу же нависая сверху. Так близко...       - Ох, Цезарь-чан, возьми меня!       Парень сначала говорит это умоляюще, а затем резко выходит из образа, весело смеясь, притягивая к себе, целуя в нос. А вообще, в этом намерении он был правда серьёзен. А Цеппели лишь слегка ударяет его, сразу же вытаскивая ту самую волшебную смазку из самого дальнего кармана рюкзака. Нет, ну а что? Никогда не угадаешь, когда она понадобится взрослому, двадцатилетнему мужчине в самом расцвете сил. Сейчас она им не особо нужна. Пока что. Это уже потом просто времени не будет долго искать её везде, проклиная свою забывчивость (да уж, два десятка лет прожил, старость не радость).       Они целуются. Снова и снова. За всё это время они успели сменить позу, Джозеф решил оказаться сверху, буквально оседлав чужие бёдра. Теперь они уже не лежат. ДжоДжо сидит, широко расставив согнутые в коленях ноги,  прижимаясь к любимому, что целовал чужую шею, а также решил оставить на ней алый и выделяющийся цветок - засос (интересно, тот вообще думал о том, как они в универе будут?), проходясь по ней сначала кончиком языка, а затем уже и полной длиной. А руки... Руки итальянца скользили ниже. Одна придерживала того за талию, а другая сжимала и мяла чужой зад. Боже. Это слишком приятно. Причём для обоих. При первом касании, а также несильном хлопке по ней, тот громко вздыхает, прикусывая нижнюю губу, сжимая пальцы на ногах.       А Цезарь направляется дальше, проводя по груди, кажется, собираясь вылизать каждый сантиметр чужого тела. Он наблюдает за чужой реакцией и улыбается, хотя, даже нет, не так, он именно ухмыляется, продолжая.       К засосам и простым поцелуям прибавляются ещё и лёгкие укусы. Ну, по началу лёгкие. Позже тот слегка разошёлся, кусая сильно, слыша возмущённые, немного болезненные стоны, а после, как только тот касается вставших сосков, стоны становятся громче и слаще. Он щипет, кусает, а затем зализывает, дразнится, принося ДжоДжо бурю эмоций. Парень довольно крепко вцепился в чужие волосы пшеничного цвета, словно повеливая, через эти действия и тихий скулёж, продолжать.       У Джостара стоял. Да и не у него одного. Они оба были возбуждены и желали намного большего. Так что одежды на них не стало быстро. Полностью обнажённые, горячие и до безумия счастливые эти двое утопали друг в друге, бегая глазами, чувствуя всё это, стараясь запомнить каждую деталь.       Когда пришло время разминать чужое колечко мышц темноволосый просто взвыл. По разным причинам. Ему хотелось всё скорее и быстрее, хотелось почувствовать в себе самого Цеппели, а не его пальцы, однако, по другому нельзя. Просто нельзя.       Первый палец, второй, третий... Они оба путались во времени, испытывая всё это как в первый раз, хотя, для нижнего он и был первым. А вообще, Цезарь и сам уже был на пределе. Пока что не теряя рассудок от желания. Он буквально трахал чужое тело пальцами, беря его полностью, слыша одобрительные стоны.       - Ты готов, ДжоДжо?       Он смотрит в эти глаза, полные страсти и животной похоти, однако одновременного и того самого невинного смущения. Словно маленький и милый ангел, который познаёт все прелести греха и запретного плода. Хотя, хах, этот образ святой невинности разрушается, когда Цезарь получает укус в плечо, что словно бы велел ему продолжать. И они продолжили. Цеппели аккуратно, лишь головкой, входит, смотря на Джозефа с прикрытыми глазами и заранее прикушенной губой. Боится? Возможно. Да уж, первый раз он такой. Самый запоминающийся. Что ж, тогда стоит быть нежнее.       Адреналин во всю бегает в крови, а они жадно целуют друг друга. Происходит немного резкий толчок, и теперь он вошёл почти наполовину, от чего Джостар не так громко, но всё же вскрикивает, стараясь восстановить сбившиеся дыхание. По ощущениям он действительно задыхался в наслаждении, ведь хоть и аккуратно, стараясь быть как можно осторожным, но Цеппели всё равно не щадит его, делая ещё один толчок. Злюка!         Вскоре ДжоДжо привыкает и уже старается самостоятельно выбрать их темп, закусывая губу, шепча лишь сквозь зубы что-то на подобии "Oh my God!". Внутри, в грудной клетке всё пылает огнём, а щёки уже превратились в адское пламя. Но сейчас всё равно. Они оба окунулись в омут обоюдной страсти и безумия, срывают с губ поцелуи и стонут, не отвлекаясь на мелочи. По комнате слышны шлепки кожи о кожу, дыхание, а также громкие стоны мужчин в унисон.         Джозеф достигает высоты, той самой точки, которая буквально возносит его на небеса. Тот кончает, кажется, наблюдая ещё и фейерверки перед глазами, всё ещё стараясь отдышаться, когда Цезарь безумно и беспорядочно бьёт по простате. Последний и сам не далеко и вскоре срывается вниз, также кончая, издавая при этом животный рык.       - Мой же ты львёнок.        Джозеф смеётся, поглаживая Цеппели по голове, играясь с прядями. И как у него ещё энергии на всё это хватает, а? Он что, батарейка Энерджайзер?       Спать они откидываются сразу же. Цезарь, потому что слишком устал, хотя эта самая усталость была какой-то даже приятной, а Джозеф просто так, за компанию, желая поспать и понежиться в чужой кровати и тёплых объятиях.       И их следующее утро начинается далеко не с чашки кофе, а с криков темноволосого, какой же улице снег за всю эту ночь выпал, и как же прекрасно было бы сейчас пойти и срочно построить снеговика, хотя бы маленького, чтобы тот сидел на лавочке, назвать его Олежей, их общим ребёнком. Ха, иногда Джозеф и сам вёл себя как полный ребёнок.       Его любимый ребёнок.