Эстетика серого

Раннее буднее утро Тетсуро наполнено голосом ведущей спортивных новостей, жужжащих на фоне, запахом кофе и шкварчащего на плите завтрака, который парень гипнотизирует затуманенным взглядом вот уже какое-то время. Невыспавшийся. Несобранный. Эмоционально вымотанный. Он фырчит под нос, встряхивая головой, чтобы прогнать мысли и пелену перед глазами. Еще немного, Куроо, и от настоящего тебя ничего не останется. Каждый день по одному выработанному сценарию. Сутки за сутками, час за часом. Тогда, раньше, было то же самое, но почему-то нынешняя рутина только удручает и все больше и больше окрашивает все вокруг в серый цвет. Его прошлое – яркое, алое, громкое, стремительное. Каждый день был вызовом забраться выше и сделать больше. Но этот свет, эта мощь закончилась сразу тогда, весной, на полу спортивного зала, с первым уставшим выдохом после финального свистка. Его настоящее – серое, пропыленное, пропахшее мокрым асфальтом и подсвечивающееся лишь неоновыми вывесками по ночам. В его настоящем есть только маленькая квартирка недалеко от университета. В его настоящем много новых знакомых, с которыми есть, о чем поговорить в кафетерии и на занятиях, с ними есть, чем поделиться и есть, что доверить. Но в его прошлом были те, с кем парень делил победы и проигрыши, удачи и проблемы. Его прошлое наполнено разрывающим бошку смехом, громкими разговорами и спонтанными действиями. В его прошлом вся его душа – его дружба, его любовь, его страсть, его жадность до успехов, его идея фикс брать все возможное, становясь лучше. Тогда, еще какой-то жалкий год назад, даже боль от проигрыша или невзаимной симпатии ощущалась как-то иначе. Он мог с этим справляться. Здесь и сейчас у него есть все те же незаменимые люди из прошлого. Но они все поменялись в какой-то момент. И мысли о том, что все останется, как прежде – были лишь попыткой закрыть глаза перед неизбежным. - Всё будет, как раньше. Мы же не умираем, в конце концов. Его настоящее, обычно, очень тихое по утрам. Поэтому по телу Куроо вязко и мерзко разливается тревога, когда квартиру прорезает резкий звонок в дверь. И ему, почему-то, так не хочется открывать. На пороге он видит Кейджи и по одному выражению лица того, парень понимает, что не одному ему не нравится настоящее. Он выглядит все таким же спокойным, но Куроо знает, что это не так. Бледная кожа и черты лица, словно в сотню раз острее обычного. Его дыхание спокойно, губы не сомкнуты в еле заметную линию, что многие делают неосознанно, когда сдерживаются. Но - Куроо прекрасно понимает, что к чему. Видит насквозь: парень прячет взгляд, но Акааши не стыдно за вторжение, нет, это не то. Куроо знает. Тетсуро не выглядит растерянным, как ожидал Кейджи: в руках дымящаяся чашка, расслабленная поза и скучающий взгляд. Удивительно. Тетсуро не задает вопросов и не говорит вообще ничего - лишь машет головой, приглашает войти и возвращается в кухню. Позволяет Кейджи перевести дыхание и набраться сил, чтобы сдерживать бурю внутри еще какое-то время. Он знает, как некстати вопросы, когда ты ощущаешь себя…так. Все словно сжимается и тебе тяжело дышать. В эти моменты внутри все передавливает, царапает. Боль и обида хочет вылезти наружу слезами и истерикой. И в такой момент самое худшее - если тебя спросят о чем-либо. Потому что один малейший звук - и ты разрушен. Куроо знает. Акааши бьет дрожь изнутри – он пытается скрывать очень многое, но именно это контролировать не в силах. В горле ком, руки в кулаки, глаза в пол. Он не знает, как что-либо сказать, забывает, как двигаться и думает лишь о том, зачем он вообще пришел сюда. Акааши неосознанно двигался к теплу и свету, в котором желал согреться в компании старшего. Но сейчас он словно и не уходил с улицы – дождливой, с прохладным, пронизывающим ветром. По всему, что окружало Тетсуро словно разливались белый свет, апатия и тоска. Серость. И Кейджи так гармонично в неё вписывается, отмечая, что его собственная эстетика поглотила и парня напротив. Акааши тише обычного. Напряженный, все так же смотрящий в пол. Бледный съеженный, изо всех сил сдерживающий что-то внутри. И он хочет сказать. В горле сильно-сильно саднит, и он не может издать ни звука, пытаясь взять себя в руки, потому что в любой момент ему придется говорить. Куроо поставил перед ним чашку горячего чая и стоял, облокотившись о столик, сложив руки на груди и ожидая, когда Кейджи объяснит, что произошло. Но он не спрашивает. Чует, что младшему нужно дать время и он готов, для Акааши у него этого времени много. Минуты, часы, дни – он будет ждать, сколько нужно, лишь бы не спугнуть дорогого человека из его прошлого. Хоть перед ним все тот же прежний Кейджи. Тот, холод которого всегда манил и казался слишком заманчивым, чтобы не поддаться интересу. Казалось бы – жизнь Куроо была наполнена алой, разгоняющей кислород по организму кровью. Этот цвет стоял перед глазами столько лет в ряд, что стал важной частью сущности. Томный, насыщенный, манящий, видный издалека. Тетсуро и ощущал себя так же – ярко, громко, несокрушимо. Он жил этим цветом и пытался быть его воплощением. Но. Но его красота. Его эстетика - была серой. Он видел её ранним утром или пасмурным днем, когда небо затягивало, и по комнате разливался белый умиротворяющий свет. Замечал в пропыленных переулках после сильного ветра. Ощущал в сдержанности, спокойствии, рассудительности, аккуратности и выверенности движений. Видел это в Кейджи. И сам не заметил, как окружил этой серостью себя. Видимо, настолько сильно и неосознанно тосковал. Акааши сдержан, лаконичен, минималистичен. Во всем его образе нет ничего лишнего, некрасивого, неподходящего. Его серьезность и задумчивость порой можно спутать с холодом и сквозящим безразличием. Он такой сильный транквилизатор к текущему по венам его друзей шуму и безрассудству, что порой хватает пары верно подобранных слов, чтобы поставить тех на место. И это делало его таким особенным в глазах Тетсуро. Кейджи место среди серых изваяний и гладких скульптур музеев, а не в его кухне. Акааши нервно перебирает пальцами и смотрит на пар, исходящий от чашки – лишь бы не поднимать взгляд и не смотреть на Тетсуро так жалко, снизу вверх. Делает глубокий вдох, считая до пяти, и начинает на выдохе: - Бокуто-сан. Он…я не могу так больше, - голос хриплый, потому что в горле все еще эмоции комом. Но Акааши чувствует, что продолжить говорить ему будет легче. Бокуто шел, как и раньше, напролом. К цели, переступая преграды или спотыкаясь о них, но все так же вперед. Он попал туда, куда хотел и делал то, что умеет лучше всего, оставив их с Акааши далеко позади. Возглавлять команду после него, почти с новым составом, должно быть – очень тяжело. Когда на тебя не смотрят горящими глазами, когда тебе так преданно не говорят, что ты самый лучший. Когда рядом некому, виляя хвостом, отчаянно бежать в нападение и бой в воздухе. Теперь это делает кто-то другой, теперь у кого-то другого "самые лучшие пасы" и Кейджи прекрасно знает, что даже в «дружеских» матчах с выпускниками они не сделают «как тогда». Со стороны казалось, что ас Фукуродани просто до беспамятства очарован своим связующим. Но кто бы мог подумать, что по-серьезному преданным в этом тандеме был именно Кейджи, обманутый прямотой и открытостью Котаро. Тетсуро кивает на слова парня, потому что прекрасно знает, о чем речь. И каково наблюдать за тем как тот, кого ты обожаешь и готов возводить в абсолют, не заинтересован в тебе. Он проходил через это в старшей школе, проходит и сейчас. Но теперь еще и наблюдает за тем, как ломает Кейджи. Знал бы младший, как сильно начинает кровоточить при каждом его появлении. - Всё это время он ничего не понимал. Абсолютно, - Акааши трет переносицу, жмурясь – Мы говорили вчера и… И тебе нет особенного места в его жизни сейчас? - И он не видит ничего, кроме волейбола и не собирается еще долгое время. Тетсуро сильно прикусывает кончик языка, чтобы не позволить себе ответить спонтанно, обиженно. Потому что ему тоже не было места в жизни Кейджи, когда он понял, насколько сильно нуждается в том. Куроо хмыкает под нос, смотря в глаза Акааши, который только сейчас решил поднять взгляд. Раздавленный и потерянный, замерзший от собственного холода, как только потерял надежду. Тетсуро подходит ближе и опускается на корточки, напротив Кейджи. Аккуратно берет того за руки, надеясь согреть и унять в них дрожь. Когда-то ему приходилось справляться с этим самому, протаптывая путь к смирению, и уже тогда Куроо догадывался, что придет время, и он пройдет по этому пути еще раз, но уже в качестве спутника. Печально, что так, но. - Привязаться к прекрасному человеку – невероятно, знаешь? Да, приходит время и наступает момент, когда понимаешь, что отдаешь ему очень много, но получаешь в ответ не то, чего ожидаешь. И в этом нет ничего плохого, потому что все люди разные. – Плохо выходит, придурок, - Некоторые люди даже не понимают, сколько ты для них делаешь и не потому, что они плохи и воспринимают все, как должное. Они просто не умеют, не видят. Бокуто прост, как тапочек. Обожает внимание, но одновременно с этим слеп к нему. Поэтому тебе было сложно. Поэтому ты упустил и не заметил вовремя. Неправильно понял его обожание. Тетсуро опускает взгляд на их руки, понимая, что это впервые, когда он прикоснулся к Кейджи без спроса. Он всегда боялся это делать, видя, что младшему может быть неловко и некомфортно от какой-то близости. Потому что она была нужна ему от другого человека. И Тетсуро сдерживался, смотря со стороны. Ведь Куроо знает. - Это прозвучит избито, но правильнее и точнее слов нет – спокойствие придет со временем. Ты знаешь, что ничего не сделаешь с этим. Измучаешь и себя, и его только сильнее, если попытаешься. – Парень сжимает пальцы Кейджи чуть крепче. - И тебе будет очень и очень больно, Акааши. И держать в себе придется так много, что первое время будет невыносимо. Он не хотел продолжать. Но Куроо любит Кейджи, поэтому должен, обязан сказать и предупредить обо всем, что ожидает уже разбитого парня, пока тот будет идти по той самой протоптанной тропинке. Когда предупрежден – сражаться легче. Но будь его воля, Тетсуро принял бы все это на себя, испытал и прошел все по кругу снова. Но весь его максимум на самом деле – это быть рядом. - Мне жаль, что ты знаешь, о чем говоришь, Тетсуро, - Акааши отвечает тихо, сильно прикусывая губы, еда сдерживая слезы. Младший понимает. Он видел всё уже давно. - Мне жаль, что приходится говорить тебе об этом, Кейджи. Его настоящее словно в тумане. Окутанное белой пеленой, из-за которой ты не видишь ничего, кроме самого себя. Его чувства в пыли, его яркий свет поглощен, и алая кровь не переносит кислород по организму. Но его любовь, его эстетика все еще серого цвета. И он сделает всё, чтобы собрать её по кусочкам и вновь увидеть в Кейджи. Возможно, со временем, о котором говорил Куроо, Акааши перечеркнет прошлую ошибку и оставит её, не пытаясь исправить. Возможно, в этой эстетике серого, в мире Кейджи, найдется место и для Тетсуро. И тогда в дали все же загорится тот забытый яркий красный свет.