В предвкушении обладать

      Это началось, когда Геральт поехал в Каэр Морхен, а Лютик потащился за ним, несмотря на все неодобрения Геральта и попытки оставить Лютика где-нибудь в таверне. Лютик все равно догонял его и обижался, что его так низко пытаются оставить! Потом, когда путь пошел через горы, Геральту пришлось волей-неволей, но уже заботиться о том, чтобы эта балда не потерялась по дороге.       Пришлось отдавать свой плащ и усаживать впереди себя на Плотву, чтобы тот совсем не продрог. Геральт матерился, злился, ругал его, а Лютик беззаботно напевал мотивчики песен и болтал ногами в воздухе, за что и получал подзатыльники, чтобы тот вел себя спокойнее.       Геральт в Каэр Морхене всем с удовольствием разнылся, что вроде у него было только одно дитя неожиданности, но, кажется, что-то пошло не так — и тыкал пальцем в сторону Лютика, который радостно общался с Цири и учил ее стихосложению.       И каждый раз Геральт, прислушиваясь к тому, чему там он учил Цири, начинал орать:       — Лютик, курва мать, не учи ребенка матам!       Лютик закатывал глаза и цыкал языком. И говорил:       — Геральт, дорогой мой, кОнча — это «верно», «конечно», а не мат. Поправь как-нибудь свой косой слух! Вроде ж ведьмак, честное слово!       Эскель посмеялся и спросил у немного смутившегося Геральта:       — Ты уверен, что он в вашем дуэте дитя, а не ты?       Геральт фыркнул. Оба они хороши, что тут еще сказать?       Спустя месяц вернулся Ламберт. Он задержался из-за какого-то очень сложного, но дорогого заказа. Ламберт, который в прошлую зиму в Каэр Морхене просидел все время у камина в одеяле, пытаясь отогреться, приехал злой, как черт, с едва не синими губами. Свалил мешок с трофеями для алхимических махинаций, и тут же побежал в купальню, чтобы отогреться в горячей воде.       В это время там был Лютик, и Геральт хотел бы успеть добежать и вынуть из бадьи его, пока на того не посыпался шквал ругательств. Но остановился буквально у двери, слушая недовольную перепалку.       Ламберт орал:       — Слушай ты, пиздюк, я тут всю жизнь прожил, и я хочу принять горячую ванну, так что вылезай отсюда, пока я сам тебя не выкинул прямо в окно! Знаешь, что такое закаливание? А я тебе, блять, сейчас покажу!       — Нет, это ты меня послушай, гремлин!       Геральт готов был поклясться, что услышал, как Ламберт возмущенно хапнул воздуха. Вот от кого-кого, а он-то точно не ожидал бы услышать такой напор от миловидного смазливого пацана, которому на вид будто вчера восемнадцать исполнилось.       Лютик продолжал:       — Мне срать, кто ты и как тебя зовут, я тут тоже сейчас живу и, клянусь, если ты хоть что-нибудь со мной сделаешь, тебе Геральт потом твой меч в задницу так глубоко засунет, что ты его потом еще лет пять достать обратно не сможешь!       Чуть сильнее напряг слух и расслышал грудное рычание Ламберта. Геральт искренне ему сочувствовал. Он был мерзляком, и сейчас, наверное, ужасно мерз и продрог, и Геральт мог представить, какую ярость он испытывал от того, что ему не дают отогреться.       — Да мне похуй, кто там за тебя морду бить пойдет, хоть весь Нильфгаард, это моя, блять, купальня, и я хочу, сукин ты сын, отогреться! Я пытаюсь, нахуй, быть вежливым, а ты ведешь себя как!..       — Ну отогревайся, я что, мешаю? — беззаботно хмыкнул Лютик и за словами послышался плеск воды.       Воцарилась пауза. Долгая. Потом шуршание одежды. Потом снова плеск воды и визг Лютика.       — Ты что делаешь?! — на высокой ноте крикнул Лютик, видимо, очень возмущенный, что его личное пространство так по-хамски нарушают.       — Отогреваюсь! И хватить тыкать своей пяткой мне меж ног!       Снова плеск.       И тишина. Как бы Геральт не вслушивался и не напрягался, но ничего расслышать так и не смог. Будто они там, вдвоем, даже и не дышали. Геральт уже испугался, что Ламберт залез в бадью с мечом и перерезал Лютику глотку, как тот внезапно подал голос:       — Выглядит опасно.       Ламберт хмыкнул. Он сказал:       — Просто кикимора. Вот это уже было неприятно.       — От кого это?       — Сольпуга.       — И как ты его получил?       Геральт едва не подмел своей челюстью пол, когда Ламберт начал рассказывать. Вполне спокойным голосом! Правда, Геральт быстро пришел в себя. Он сам Лютику рассказал историю каждого своего гребаного шрама, потому что невозможно не рассказать, когда Лютик с восхищением на них пялится, трогает пальцами, поглаживая, без отвращения.       В такие моменты Геральт, под таким неприкрытым истинным восхищением, ощущал гордость. И рассказывать было приятно. Как историю. Потому что Лютик и слушал так же.       Тем более Ламберт, может, и был злее и агрессивнее, но хвастуном был тем еще, так что Геральт, в принципе, быстро принял для себя то, что он так быстро начал рассказывать о своих шрамах.       Лютику лишним не будет. Он бедному Эскелю все мозги вытрахал просьбами побольше и подробнее рассказать. Бедняга уже прятался от Лютика, как только слышал его голос издалека.       Геральт хмыкнул и, усмехнувшись, пошел дальше по своим делам. Лютик имел странное свойство влюблять в себя каждого.       Ну и пусть. Здесь, в Каэр Морхене, среди злых и обиженных жизнью ведьмаков, это качество ему очень пригодилось.       С этого момента Геральт с неприкрытым интересом, как и другие, наблюдали за интересными… отношениями Лютика и Ламберта. За их словесными перепалками и попытками подъебать один другого. Лютик как-то нашел какую-то дрянь, летающую на улице на последнем издыхании, иссушил это до размеров изюма и испек с ними кексы, принеся Ламберту в качестве знака перемирия.       В тот вечер Ламберт, кажется, бегал за Лютиком с тренировочным мечом по всему замку добрый час, пока Лютик не нашел Эскеля и на последнем издыхании, спрятавшись за его спину, сообщил, что он в домике.       Ламберт сощурился и сказал, что это нечестно.       На самом деле Ламберт, даже если бы и догнал его, то пальцем не тронул. Потому что им просто нравилось доставать один другого. Их это веселило. Злились ровно две минуты, но за то время, пока один пытался поймать другого, все превращалось в прятки и догонялки под звонкий смех Лютика и смешки Ламберта.       Даже Весемир, не любивший подобное паясничество, смотрел на них с легким довольным прищуром. На самом деле, так смотрели абсолютно все, потому что давно не видели, чтобы Ламберт вел себя… как ребенок. Геральт даже испугался, что за этот месяц, что они друг друга пытались отпинать, Ламберт улыбался больше раз, чем, кажется, за всю жизнь. Именно улыбался. Не кривые усмешки, не эти изломы линий, напоминавшие хищный оскал, а улыбка.       Он выглядел счастливым, когда Лютик выливал на него ведро с ледяной водой. Он выглядел счастливым, когда подскакивал и бежал вслед за ним.       Это было забавно. Все — включая Лютика — прекрасно знали, что тот мог догнать его в два счета, но он поддавался, всегда играя с ним на равных.       Это забавляло. Особенно Цири, которая, кажется, без подобной атмосферы здесь совсем зашивалась.       Геральт стал замечать, что Лютик в самом деле привязался в каком-то смысле к Ламберту. Нет, он привязался ко всем за половину прошедшей зимы, но к Ламберту — по-особенному.       — Ты смотришь на Ламберта так, будто хочешь убить, — заметил Эскель за завтраком.       Лютик не отреагировал на слова, продолжая смотреть на Ламберта, который, после замечания, поднял взгляд сначала на Эскеля, потом на Лютика. Лютика, который чуть сжался в плечах, вытянул шею и смотрел на него с прищуром. Уже десять минут. Не переставая. Даже не моргая. И все это время Ламберт не замечал этого, ковыряя остывшие остатки еды в своей тарелке.       Он моргнул, спросив:       — Что?       Лютик прищурился пуще прежнего и спросил:       — Ты не пытаешься меня как-то задеть с начала завтрака. Ты что, меня больше не любишь?       Все за столом рассмеялись. Особенно Цири — почти истерично, ударив пару раз ладонью по столу.       Ламберт уставился на Лютика во все глаза, медленно моргая.       — В смысле?       Лютик шмыгнул носом и, подождав, пока все чуть успокоятся, сказал:       — Ты хоть что-то, но обычно мне говоришь! Я даже специально пронес вилку мимо рта, а ты ничего не сказал! Ты перестал меня замечать!       — Лютик умирает, если долго на него не обращать внимания, если что, — пережевывая кусок мяса, подметил Геральт, смотря с усмешкой на этих двоих. На самом деле только у Ламберта, казалось, была сила и энергия на потребности Лютика. Ну, еще у Цири, но у той слишком плотный график с тренировками, так что большую часть времени Лютик носился именно от Ламберта. А когда Ламберт уставал, проводил время с Цири, которая с радостью училась играть на лютне. Иногда его учил драться на мечах Геральт или Эскель. В смысле, Лютик и так это умел, но они оттачивали эти навыки и помогали избавиться от лишних движений. Но, так или иначе, Лютик все равно большую часть времени бегал с Ламбертом.       Ламберт пожал плечами, хмыкнув.       — Не выспался.       — Опять бессонница? — спросил Эскель, а Ламберт лишь отмахнулся.       — У тебя бессонница? — удивился Лютик, посмотрев на Ламберта, но тот ничего не ответил. Перевел взгляд на Эскеля, и он медленно кивнул.       В тот день Лютик даже не лез к какому-то угрюмому и раздраженному Ламберту. И сам очень сильно скучал. Несмотря на то, что на тренировке Геральт выбил из него весь дух и силы, Лютик все равно изводился от скуки.       Тогда он пришел к Ламберту ближе к ночи, без стука зайдя в комнату.       — Давай я тебе колыбельную спою!       — Какую колыбельную, Лютик? Ты что, спятил? — Ламберт вскинул брови, затачивая меч. Рядом лежала открытая книга. Время было позднее, а Ламберт, казалось, даже не собирался ложиться.       Лютику было странно смотреть на его недовольное, хмурое лицо. Обычно он не убирал с лица эту блядскую наглую усмешку, а тут — хмурый, недовольный. Прям как Геральт.       — Не знаю, какую. А какую тебе мама в детстве пела? — спросил Лютик, закрывая за собой дверь.       — Никакую, — сухо кинул Ламберт, но не прогнал. А Лютик это уже выучил в ведьмаках. Даже если ругаются, но не прогоняют — то все в порядке.       — Хм. Ну ладно. Спою свою любимую.       Лютик подошел ближе и отобрал у него из рук меч, аккуратно отложив в сторону. Кинул книгу на пол и словил на себе недовольный, хмурый взгляд.       — Мне не нужны никакие колыбельные, чтобы спать.       — А что тебе нужно, чтобы спать? — тронув струны лютни, спросил Лютик.       — Ничего. Я хорошо сплю.       — Что тебя тревожит?       — Ничего.       Лютик тяжело выдохнул и закатил глаза. Да-да, проходил это уже с Геральтом. Только теперь у него нет двадцати лет, чтобы растормошить еще одного ведьмака с психологической травмой.       Поэтому Лютик забрался на кровать и резко дернул Ламберта за плечо. Тот, не ожидая такой силы от Лютика, повалился головой на его бедра. Какие-то… мягкие бедра. Ламберт уставился во все глаза на Лютика.       — Закрой глаза, ладно?       Ламберт зачем-то послушался. И Лютик запел. Сначала одну, а потом другую. На третьей заметил, как плечи Ламберта расслабились, и он нерешительно провел пальцами по шрамам на его лице. Такие длинные, что один даже заходил за волосы.       Лютик замолк на четвертой. Ламберт приоткрыл сонные глаза. Лютик усмехнулся ему. По крайней мере, он стал засыпать. Лютик потянулся к свече, задув ее, и прошептал, ласково надавливая на чужие веки:       — Закрывай глаза. Представь, что ты лежишь на берегу моря, — Лютик сам закрыл свои, глубоко вдыхая, поглаживая колючие щеки, ощущая, как приятно щетина покалывает его кожу. — И нет никого…       — Нет. Есть ты, — перебил его Ламберт хриплым голосом, будто бы только что проснулся.       — Да. Хорошо. Море. Ты. Я. Оно теплое. Солнце уже садится. Шум волн ласкает уши. Этот звук ты уже знаешь. Он успокаивает тебя. Ты успокаиваешься. Твои мысли становятся медленными и плавными, — шептал Лютик, представляя море. Море, которое он любил всем сердцем, но никогда не имел возможности задержаться там больше, чем на пару дней. Даже когда Геральт, попросив прощения, отвез их двоих туда, они были там всего четыре дня. Это было хорошо, но так мало. — И… вода чистая. Прозрачная. Ты видишь, как там плавают маленькие рыбки. И эти рыбки… они несут сон. Каждая свой. Ты можешь выбрать любой. Твой взгляд падет на сире…              Лютик шептал и шептал первое, что взбредет в голову, зная, что тихий шепот мог хорошо расслаблять и нагонять сонливость. Ламберт засопел на его коленях. Лютик заметил, что сам совсем был без сил и слишком сонный. Поэтому только поправил позади себя подушку, вздернув ее повыше, и оперся на нее, ощутив, как Ламберт поерзал на его коленях, перевернувшись, и обнял за бедра.       Все это возымело свой эффект. За завтраком Лютик успел получить свою порцию насмешек, и он с радостью парировал в ответ. И, конечно, все сделали вид, что не заметили, как они оба почему-то смущались. Чего? Никто не знал.       Только Эскель видел, как Лютик скрывается в комнате Ламберта. И в свою, к поздней ночи, так и не вернулся.       Никто, в любом случае, сюда не лез.       Так медленно подходила к концу зима, и Лютик даже немного нервничал. Он знал, что все пойдут по своим делам, Геральт возьмет его с собой. Потом они снова вернутся сюда, чтобы присмотреть за Цири. Или возьмут ее с собой.       Проблема не в этом. Он знал, что где бы ни был Геральт — Ламберта там не будет. Он понял это, и почему-то ему даже немного стало грустно от этой мысли.       Поздним вечером Лютик пошел на свет в гостиной, слыша, что там они что-то обсуждают. Он прошмыгнул в комнату, оглядывая всех, спросив:       — Что обсуждаем?       Геральт сказал:       — Дальнейшие планы. Кто куда.       — Ммм. Понятно. Я присяду? — Лютик прошел вперед, оглядывая место, куда можно сесть.       — Мест нет. Иди спать, — кинул ему Ламберт, перекинув на рядом стоявший стул свой меч, а на второй, последний оставшийся, закинул свою ногу. Ноги пошире расставил, чтобы Лютик не присел к нему на кушетку.       Весемир покачал головой, устало глядя на это шоу.       Лютик, однако, лишь хмыкнул и сказал:       — Хорошо. Спасибо, что пригласил сесть.       Ламберт почти подумал, что Лютик обиделся, но тот лишь пожал плечами и сел перед ним, меж его ног. Перекинул ногу на ногу, откинувшись немного, прижимаясь к груди Ламберта, и сказал:       — Ну, так кто куда? Мне это тоже важно, между прочим!       Эскель смотрел на лицо Ламберта, даже не моргая. Ламберт, казалось, будто окоченел и так замер. Покраснел, если бы мог. Геральт лишь оглядел эту картину и, устало выдохнув, продолжил рассказывать, что узнал за время своей вылазки.       Лютик и так слушал вполуха, а когда Ламберт рыкнул ему на ухо, опаляя горячим дыханием, и вовсе потерял суть диалога. Вообще-то, ему в самом деле было важно знать, куда собирается Геральт, и когда, и собирается ли вообще, но слушать не мог. Он ощущал жар тела Ламберта, его дыхание, ритм сердца.       — Хватит ерзать, — гаркнул Ламберт тому на ухо тихо-тихо. Низко, хрипло. Лютик сглотнул от мурашек по коже.       — Скажи спасибо, что не сел тебе на лицо, — прошипел в ответ Лютик и специально снова поерзал. А потом понял, почему Ламберт попросил его не ерзать. В поясницу неприятно упирался… не меч. Член. Вполне понятных размеров член упирался ему в спину, и Лютик замер, как по струнке.       Ламберт прошептал, хрипло и низко:       — А что, детка, устроишь мне это сегодня ночью?       Лютик сглотнул и чаще задышал, ощущая, как начинает тихо дуреть от присутствия Ламберта. У Ламберта никогда не было такой реакции на него. Ни разу. А они зачастую оказывались к друг другу близко. Например, когда Лютик совсем опьянеет после ужина, и то пнет, то ударит Ламберта, пытаясь привлечь его внимание. Ну тот его и согнет в три погибели, удерживая у себя, пока тот не успокоится. Или когда Ламберт его все-таки словил и, уложив к себе на плечо, активно делал вид, что в самом деле идет выкидывать его в окно.       Лютик никогда не ощущал себя так от его касаний.       Даже когда он спал на его бедрах.       Но сейчас у него едва голова не закружилась.       — Только по твоей просьбе, милый, — прошипел Лютик так тихо, что сам себя не расслышал. Но Ламберт услышал.       — Я сейчас вас обоих выкину в окно, — внезапно хрипло сказал Весемир, кинув на них недовольный взгляд.       Лютик как по струнке замер и совсем раскраснелся, осознав, что Весемир, возможно, тоже слушал вполуха о планах Эскеля и Геральта, и прекрасно видел, о чем думает его ученик. Явно не о скорой дороге.       — Ой, знаете, я вспомнил, что обещал Цири помочь закончить ее балладу! Она почти дописала! — сказал едва не срываясь на ультразвук Лютик, подскочив весь красный и запыханный.       Ламберт испуганно крякнул и спешно чем-то прикрылся.       Хотя взгляды всех были предназначены быстро уходящему Лютику, так что едва ли кто-то бы заметил, о чем на самом деле думал все это время Ламберт.       — Красный он какой-то, — хмыкнул Эскель. — Заболел, что ли?       — И под конец зимы? Вот балда, — недовольно сказал Геральт, хмурясь.       Ламберт нервно хихикнул, перекинув ногу на ногу и придурковатым взглядом уставился на всех присутствующих, делая вид, что он вообще знает, о чем они говорили все это время.       С трудом досидев до конца их диалога, в котором Ламберт почти не участвовал, потому что мозги были заняты несколько иным, как Ламберт тут же сорвался. В комнате Лютика не было, и Ламберт пошел в комнату Цириллы, ощущая знакомый запах за километр.       В голове было мутно и неясно, и он сам не до конца понимал, чего от него хотел. Дать подзатыльник за то, что так подвел его, и Ламберту пришлось неловко прятать свой стояк за подушками?       — О, Ламберт, ты что-то хотел? — спросила Цири, не отрываясь от струн лютни. Лютик, склонившийся над ней, только глянул на Ламберта краем глаза и снова опустил взгляд.       — Да. Я собираюсь вытащить из твоего учителя мозг через жопу, — оскалился Ламберт, ощущая, как неприятно саднят яйца.       — Опять? — с усталым вздохом спросила Цири, закатила глаза.       — Нет, Ламберт, не в этот раз, у Цири почти получается взять си бемоль, и… Ой! Помогите! Спасите! — завизжал Лютик, когда Ламберт схватил его одной рукой за шкирку и потащил к выходу, другой все еще прикрываясь.       Лютик брыкался и матерился, махая ногами в воздухе.       — Что ты хочешь?! — пискнул Лютик, когда Ламберт захлопнул дверь в свою комнату, все еще держа его за шкирку, как нашкодившего котенка, из-за чего ткань подмышками неприятно натягивалась. Он больно врезал сапогом по колену Ламберта, но тот даже не обратил внимания. А потом Лютик затих, глядя, что привычно узкие зрачки были шире. Многим шире. — Ламберт?.. — тише спросил Лютик.       — Не учили, что нельзя лезть в зону личного пространства к взрослым злым ведьмакам? — нагло прищурившись, спросил Ламберт, облизав губы. Лютик почему-то обратил на это внимание. И только сейчас он заметил, что губы у него пухлые, яркие, и… ох, блять. Блять-блять-блять.       — Да я это постоянно делаю! Тебя раньше это не смущало! — Лютик нахмурился, с трудом сложив руки на груди, понимая, что выглядит комично, все еще вися в воздухе.       — Постоянно трешься задницей о мой член?! — скептически уточнил Ламберт, и, пока Лютик не успел рта открыть, кинул его одним резким движением на кровать. — Ну, значит будешь разбираться с последствиями!       Лютик потер голову и оперся на локти, ощутив, как кровать прогнулась рядом. Ламберт оперся коленом меж его ног, глядя сверху вниз с хитрым прищуром. Наглый и голодный взгляд, казалось, уже полностью раздел Лютика.       — С какими последствиями? — моргнул Лютик, слыша, как громко и тяжело дышит Ламберт. Не то чтобы он против. Совсем нет. Вовсе нет. Черт возьми, трудно не задумываться о сексе с ведьмаком, когда ты трешься о них уже какой месяц. А Ламберт вполне во вкусе Лютика. Он таких любит: дерзких, быстрых, наглых, ядовитых и горячих. Как вулканическая лава. У Лютика задрожали коленки.       Ламберт прищурился и подался вперед, целуя. Лютик охнул в его рот, но отдаляться не стал, с энтузиазмом вылизывая его губы. Они оказались такими же мягкими, как и на вид. У Лютика ноги сами по себе раздвигались в разные стороны.       — С этими, — прохрипел Ламберт, уложив ладонь Лютика на свой член. — Блять, я сейчас в штаны спущу, — еще ниже прохрипел Ламберт. У ведьмаков воля куда сильнее, но, черт, у него уже болят яйца, и каждое трение члена о ткань — больно.       Лютик застонал в поцелуй и плотнее обхватил член сквозь ткань штанов, и, среагировав на предупреждение Ламберта и помня о том, что у того, кажется, стоял с момента в зале, быстро развязал его завязки на штанах.       — Хочешь я тебе отсосу? — прошептал Лютик, укусив за нижнюю губу.       Ламберт криво усмехнулся, широко проведя языком по его подбородку и губам, вылизывая, как голодный зверь.       — Удиви меня, детка.       Лютик внезапно застонал и крепко обхватил его член. Это его «детка», сказанное хрипло, обожгло. И Лютик только быстро оттолкнул Ламберта от себя и спустил одним движением штаны, уставившись на член с влажной от смазки головкой. Он поднял взгляд на Ламберта и, глядя прямо в глаза, обхватил губами головку. Тот застонал, откинув голову назад и толкнулся вперед, глубже.       Обхватив рукой член у основания, Лютик задвигал головой в такт, не рискуя брать глубже, но Ламберту, у которого стоял последние минут двадцать, наверное, на это насрать было. Тот лишь хрипло стонал и двигал бедрами, стараясь толкнуться глубже и поскорее кончить, избавив себя от неприятных ощущений.       Лютик вылизывал член, снова плотно обхватил головку, спускаясь ниже, вылизывая языком и, резко отстранившись, посмотрел на лицо Ламберта, двигая рукой по каменно-твердому члену. Лютик даже не обратил внимание на то, как Ламберт кончил ему на лицо, с восторгом пялясь на выражение лица Ламберта, пока тот кончал. Сморщившись будто в болезненном удовольствии, он выглядел… ох, он выглядел прекрасно, и Лютик сам ощутил, как собственный член, кажется, встал давно. Если еще не с того момента, как Ламберт запихнул ему собственный член за щеку.       Ламберт оттянул его за волосы, скептически оглядев картину. Хорошая картина. Раскрасневшийся Лютик с припухшими губами в его сперме. Отличный вид.       Ламберт нарыл где-то кусок ткани и, вытерев лицо Лютика почти что аккуратно, снова поцеловал. На этот раз глубже и грязнее, полноценно желая вытрахать из Лютика мозги собственным языком.       Лютик застонал и, схватив Ламберта за волосы, потянул на себя, заставив их обоих повалиться на кровать.       — И часто ты трахаешь бардов? — попытался пошутить Лютик, но его голос был хриплый, с придыханием, так что это просто сильнее распалило Ламберта и тот, рыкнув, снова глубже поцеловал.       — Ты первый, дорогой, — съязвил Ламберт, резкими рваными движениями стаскивая с Лютика дублет, а после разрывая сорочку на нем. Лютик даже внимания не обратил. Ну, только на то, как сильно его завел факт того, что на нем рвал одежду один сильный и чертовски горячий ведьмак. — Ты, блять, видел свои ебаные ноги? Ты их видел? — почти что отчаянно прохрипел Ламберт, то ли зацеловывая, то ли вылизывая его лицо и шею. Лютик не понимал, какие конкретно действия он совершал, но они однозначно его возбуждали.       — Что не так с моими ногами? — прошептал Лютик, нервными движениями срывая с Ламберта рубашку. Пара пуговиц отскочили на пол и закатились под кровать. Ламберт помог ему себя раздеть и снова навалился на него всем весом, прижимая обеими руками к своему огненно-горячему телу.       — Они охуенные, блять. Кто над ними старался? Какие, сука, Боги их лепили, а? Блять, понятия не имею, кто их нахер слепил, но я знаю для чего. Для того, чтобы я был меж них.       — Ох, какой ты романтичный, — хрипло усмехнулся Лютик, широко проведя языком по колючей щеке.— И как давно ты смотрел на мои ноги?       Лютик снова застонал, когда Ламберт порвал завязки, а потом нервно снял с него штаны и кинул на пол, вжимаясь своими бедрами меж его ног.       — Не знаю, — рыкнул Ламберт, больно сминая его бедра, поражаясь тому, что они были… мягкими. Нет, Ламберт знал, что у всех разные тела, но мужиков он лапал не особо-то и часто и, как правило, если такое и происходило, то в бою, и мужское тело всегда было твердое и напряженное. Тело Лютика было расслабленным и мягким (кроме, отчего-то, рук, о которые, как думалось Ламберту, можно было кирпичи бить), чем Ламберт очень был доволен и не стеснялся показывать это тем, что бесконечно мял и лапал его. — Нихрена не знаю. Понятия, блять, не имел все это время, что мне надо было делать с тобой. Теперь знаю.       Лютик хотел что-то ответить, но совсем потерялся в грубых и страстных ласках. Ламберт сжимал его в своих руках, мял, шлепал, кусал, вылизывал и даже целовал.       Осознав, что полностью забрал к себе бразды правления, Ламберт перевернул Лютика на живот и, резко стащив белье с него, огладил бледную круглую задницу. Мягкую и упругую. Как Ламберт и любил.       Вообще Лютик какой-то в целом… как Ламберт любил. Хотя до какого-то момента Ламберт вообще не думал, что ему интересны мужчины.       Он больно укусил за ягодицу, параллельно смазывая пальцы маслом, которое обычно использовал, чтобы смазывать синяки, чтобы смягчить боль и успокоить напряженные мышцы. Ну, этим он и собирался заняться с Лютиком. Смягчить боль и расслабить.       Отстранился, звонко пару раз шлепнул по ягодицам — не рассчитав силу, и на третий шлепок Лютик взвизгнул, а на ягодице остался красный след от его ладони. Ламберт на секунду испугался, что перестарался, но Лютик лишь потерся членом о простынь, поэтому Ламберт усмехнулся и снова ударил ладонью.       — Я сейчас сам спущу в штаны! — вскрикнул предупреждающе Лютик.       — У тебя нет сейчас штанов, так что не такая это уже и проблема, — усмехнулся Ламберт и вставил сразу два пальца, снова шлепая свободной рукой.       Лютик снова взвизгнул, сжавшись на его пальцах и выгнувшийся в спине сильнее, подставляя свою задницу в великолепном ракурсе. Из-за масла и того, что Лютик был максимально расслаблен, пальцы шли легко. Ламберт растягивал, параллельно шлепая, мня и кусая эту восхитительную бледную задницу с не менее трогательной россыпью родинок.       — Блять, да вставь ты в меня свой гребаный член! — крикнул Лютик, насаживаясь на пальцы до самого основания.       — Ох ты ж нихуя, как мы просим, — искренне удивился Ламберт. Он в самом деле удивился, не ожидав, что кто-то, кому не платят деньги за секс с ним, может в самом деле хотеть его так.       — Я готов на коленях ползать, — прохныкал Лютик, дергая задницей, выпячивая ее сильнее.       — Обойдемся без таких жертв. На коленях ты будешь в других обстоятельствах, детка, — он вынул влажные пальцы, погладив раскрытый раскрасневшийся вход, облизнувшись.       Вздернув за бедра, он наклонился к Лютику, проведя языком по раковине и, прикусив мочку уха, зажал тому рот рукой, а потом, помогая себе ладонью, двинулся бедрами вперед. Лютик замер, зажмурившись, что-то неясно промычав.       — Давай, детка, расслабься для меня, не сжимай так, — все еще зажимая его рот рукой, свободной Ламберт вылил еще немного масла на свой член и задницу Лютика, толкаясь. — Ох, блять, какой ты тугой, пиздец-пиздец. Грешно находиться в Каэр Морхене и быть, блять, таким, что у меня сейчас яйца взорвутся, — Ламберт зажмурился и закусил губу, войдя до половины. Медленно раскачался бедрами, кратко толкаясь, ощущая, как Лютик совсем-совсем под ним расслабился, из-за чего скользить стало куда проще.       Ламберт еще пару раз толкнулся на пробу и, кивнув сам себе, вышел почти полностью. Выждал секунду и, ощутив, как Лютик старается дернуться задницей кверху, прошептал тому на ухо:       — А теперь можно… — он резко толкнулся вперед, убирая руку, рыча: — кричать.       Лютик и вправду вскрикнул под ним в такт со звонким шлепком от того, как Ламберт ударился низом живота о ягодицы.       — Ох, черт-черт-черт… Святые сиськи Мелитэле, ты мне сейчас до мозга достанешь своим членом, блять-блять-блять, — залепетал Лютик, вскрикивая от каждого нового толчка. — ты, блять, однозначно меня сейчас разорвешь на две части, ах, блять, глубже, не нежничай! — то ли хныкал, то ли молил Лютик сквозь все свои всхлипы, стоны и крики. Ламберт хоть и пытался слушать, потому что его чертовски сильно это заводило, но разобрать мог не все.       Хотя, возможно, это было из-за того, что Лютик, блять, был таким тесным, что у Ламберта в голове все плыло от того, как это было хорошо.       — Ох, черт, сильнее, да, давай! — вскрикнул Лютик, вытянув руку вперед, утыкаясь ей в изголовье кровати, после того, как от особо хороших толчков Лютик врезался в него головой.       Ламберт обнял его одной рукой под живот, а другой мял измученную задницу, сжимая и шлепая, сам невольно поддаваясь под весь этот безумный словарный бред, дурея от его интонации и слов.       — Какой ты тесный, пиздец, — прохрипел срывающимся голосом Ламберт, больно кусая за плечо, зажимая меж зубов кожу Лютика, чтобы самому не кричать. Одного Лютика хватит, если еще и он подключится, то сюда сбежится весь Каэр Морхен, чтобы узнать, кого тут режут.       Лютик закинул одну руку себе за голову, зарываясь пальцами в темные волосы Ламберта, сжимая и чуть оттягивая.       Ноги разъезжались под ним, тело было напряженное и, вместе с тем, казалось совсем каким-то неловким и оловянным.       — Ох, че... блять! Да! Лам... Ламб…       — Что? — оторвавшись от его плеча, прохрипел Ламберт, с трудом соображая.       — Поцелуешь меня? — скуляще спросил Лютик, посмотрев на него через плечо. — У тебя такие губы… пиздец, а не губы…       Ламберт криво усмехнулся и подался вперед, целуя, как Лютик и просил. Они лишь прерывались на секунду или больше, чтобы вдохнуть судорожно воздух, ощущая, как загнано бьется сердце под самым горлом, и снова целовались.       Лютик так и кончил под ним, вскрикнув ему в рот и больно-больно укусив за губу. Сжался почти болезненно, и Ламберт, не выдержав, зажмурился и кончил, едва успев выйти, запачкав спермой покрасневшие мокрые ягодицы.       — Боже... блять… кошмар, — запыхавшимся голосом залепетал под ним Лютик.       — Помолчи, — попросил Ламберт, легонько укусив за мочку уха.       Лютик послушался.       С трудом оперевшись на локти и слезая с Лютика, Ламберт перекатился на спину, сначала уставившись пустым взглядом в потолок, а потом посмотрел вниз, глядя, как с задницы Лютика медленно стекает на поясницу сперма. Ламберту показалось, что у него снова встает.       — И давно ты это сделать хотел? — тихо спросил Лютик, прижимаясь щекой к его плечу, потираясь.       Ламберт усмехнулся, все еще тяжело дыша, и с трудом погладил его рукой по волосам, ощущая, что почему-то сил у него осталось мало, что было редкостью. Хотя Лютик бы не удивился, потому что ему показалось, что Ламберт из него весь дух выдолбил.       — Когда ты пьяный начал ко мне лезть. Ну, на честный бой звал, — усмехнулся Ламберт и повернулся к Лютику. И замер на мгновение. Лютик подложил ладонь под щеку, смотря ему в глаза. Так близко, так откровенно. Раскрасневшийся, растрёпанный и влажный. Лютик, блять, выглядел доверчиво. И это то, что заставило сдаться Ламберта окончательно. Черт возьми. Он встрял. — И мне пришлось тебе руки заломить, чтобы ты успокоился. Было охеренно странно держать возле себя мужика больше двадцати секунд.       — Не много тебе надо, чтобы захотеть меня трахнуть, — фыркнул Лютик, забавно сморщив нос.       Ламберт почему-то умилился этому. Потом испугался. Осознал, что он точно, блять, влюбился. Испугался еще больше.       И потом поцеловал Лютика. В нос. Лютик зафыркал и укусил за подбородок.       И Ламберт улыбнулся, обнажая зубы. О, черт возьми.       Он точно влип.       И ему почему-то это нравилось!       — Да я в принципе не требовательный, раз захотел кого-то вроде тебя.       — Э! Ты что, охренел?! — недовольно завопил Лютик и снова подался вперед, на этот раз ощутимее кусая под подбородком. Ламберта почему-то это только распалило в лишний раз. — Ты только чудом, кажется, не написал поэму о моих ногах.       Лютик хотел укусить еще раз, но замер, когда Ламберт шумно втянул воздух. Он ощутил, как тот напрягся. Испугался на миг, что тот разозлился ни с того ни с сего, потом заметил наполовину вставший член и все осознал.       — Да, блять, я бы тебе жизнь посвятил, а не одну ебаную поэму, — выругался Ламберт, злясь на собственную беспомощность перед Лютиком, и укусил за раковину уха. Лютик тихо хихикнул от того, как щекотно щетина уколола щеку.       — Посвяти, — сказал он, неназойливо рисуя круги на чужой груди, ощущая, что Ламберта едва не трясти начинает от возбуждения. Лютику нравилась мысль о том, что он влияет на кого-то так. Тем более на ведьмака, у которых более сильная выдержка.       — Вот и посвящу.       — Вот и посвяти, — хихикнул Лютик, поднял голову и потерся своим носом о нос Ламберта.       И Ламберт вдруг понял, что достал бы с неба Мелитэле и превратил ее в мишуру, только если бы его об этом попросил Лютик.