Больше, чем любовь

— Последняя роза… — Егор Крид поднял глаза на девушек, стоящих на подиуме. — Достанется… Почти все девушки уже стояли с цветком, лишь две, одна в синем платье, вторая в сером, не дыша, следили за его взглядом. — Какой бред, какой же бред, — я закатил глаза, лениво скользя взглядом по двум оставшимся, пытаясь определить, кого бы оставил на проекте я. — Ну и в чём смысл этого шоу? Он же всё равно не женится. Ульяна шикнула на меня, чтобы не шумел. Я пожал плечами. — И так очевидно, что останется беленькая. Она красивее. — Саша? Да ну нет, у Егора же есть вкус. Не понял. Это Уля так одновременно оскорбила меня и восхитилась Кридом? Пустили рекламу. — Вы что, издеваетесь?! Как так можно! — Какой бред, — повторил я. — И какому дебилу пришло в голову назвать это «самым романтичным проектом страны»? Приходит куча женщин, которые словно змеи в корзинке шипят друг на друга, пакостят и пытаются понравиться недохолостяку своей вульгарной внешностью. Вот, против чего должны бороться феминистки! А не за феминитивы. — Ничего ты не понимаешь, — засмеялась Ульяна. — Все вы, парни, такие. Иди бокс посмотри, если так не нравится моё сексистское шоу. Проклятье в лице «Холостяка» на ТНТ продолжалось в нашем доме уже второй год. Каждое воскресенье в восемь тридцать мы смотрели это шоу, придуманное, наверное, самим Сатаной. Наверняка для того, чтобы женщины сводили с ума мужчин вместо него. Уля — православная женщина, которая ходит в церковь каждым утром воскресенья. Только её утро — это вечер, а церковь — «Холостяк». А я хожу с ней, потому, видимо, что я додик. Ну и потому, что люблю её. Но в основном потому, что додик. Я задумался над остроумным ответом и чтобы выиграть немного времени протянул к ней руки. — Иди ко мне. Девушка послушно залезла в мои объятия. Мы развалились на раскладном диване, который служил нам кроватью. Вокруг валялись остатки заказной еды — мы готовились к трудной рабочей неделе. — Не люблю бокс, — крякнул я, так и не придумав ничего смешного. — А что тогда любишь? — Тебя люблю. Уля засмеялась и укусила меня за руку. Я в ответ шлёпнул её по заднице. Завязалась бессловесная перепалка, которая вскоре оборвалась, потому что кое-кто, играющий нечестно, полез целоваться. Шатенка ещё немножко повертелась и заняла удобное положение, примяв меня поперёк дивана. Холодная железка неприятно ткнулась мне в шею. — Мне с тобой хорошо, — довольная, она прикрыла глаза и тихонько засопела. Я легко гладил её по волосам. Вот всегда она так. Заберётся поудобнее и провалится в дрёму. А я потом частей тела не чувствую. — И всё же я совершенно не понимаю, чем тебе так нравится Егор Крид. Если так хочешь сходить с ума по мальчику с ТНТ, предлагаю сходить с ума по тому, из «Интернов». Твой Крид с его «Планом Ломоносова» и рядом не стоял. — Бууу, опять ничего не понимаешь, какашка! — Ульяна съехала с меня и отсела, всем своим видом показывая, что нелюбовь к Криду и «Холостяку» подрывает её веру в меня и весь мужской пол. — Егор Николаевич Булаткин — это моё отрочество, понимаешь или нет? Если бы твоё детство тоже звучало его голосом, ты бы так не говорил! — Скажи ещё, что его песня у тебя на гудке стояла в школе. Уля стушевалась и показала мне язык. Я захохотал и уже хотел было пошутить, но её спасла закончившаяся реклама. — Последняя роза… Твоя, Лиза. Драматичная музыка, свет, оставшаяся без розы девушка начинает реветь. — Я же говорила! — торжествующе заключает Ульяна. — Да каким образом? Беленькая по всем показателям круче этой Лизы! И у неё платье красивее! Это такой бред! — я вырубаю телевизор и швыряю пульт куда подальше. — Всё, больше никакого Крида сегодня. Шатенка разваливается на диване с таким торжествующим видом, словно только что выиграла миллион долларов в лотерею. — Сосать плюс лежать, — ухмыляется она и подманивает меня к себе. Я улыбаюсь и покорно тянусь к ней за поцелуем. Она тут же обвивает руками мою шею, ногами обхватывает бёдра, притягивает ещё теснее. Кусает за шею. Гладит по животу. Я с наслаждением вдыхаю её запах. Чувствую нарастающее возбуждение и потихоньку освобождаюсь от штанов, теперь таких тесных… Она вдруг отстраняется и снова садится. — Погоди-погоди, я про Крида не договорила, — выглядит так деловито, словно это я тут только что пытался её соблазнить, а не она меня. Поправляет футболку, которую я почти стянул. Играет, зараза. — Вот, смотри, — и суёт мне под нос телефон. — Егор Крид, Алексей Воробьёв — «Больше, чем любовь», — смиренно читаю я и включаю видео. Уля тихонько подпевает, покачивая головой в такт музыке. Фу. Какая же попса. — Хочу держать не телефон, а твою руку… Я поднимаю глаза на неё. Странно думать, что мы так долго вместе. Два года уж. Мне так хорошо с ней. Я даже не заметил, как пролетело всё это время. — Я спрячу тебя навсегда в твоих руках… Какая же она всё-таки красивая. Я беру её за руку и она улыбается мне так спокойно-спокойно. — Её улыбка больше, чем любовь… Песня кончается и я откладываю телефон в сторону. Кладу руки Уле на шею и легонько массирую. — Как тебе? — Начнём с того, что во время весеннего призыва ты при всём желании не можешь думать о девушке. — А продолжим? А продолжим тем, что песни Крида — дерьмо. — А продолжим тем, что это совершенно не то, что я стал бы слушать, но если это нравится кому-то, то ничего не имею против. Уля кладёт свои руки на мои. — Я знаю, что ты думаешь, солнце. И я так счастлива от мысли, что нам не надо любить одно и то же или ругаться потому, что кому-то не нравится то, что нравится другому. Мне так с тобой повезло. Мне тоже повезло с тобой, любимая. — Я знаю. Я ложусь на подушки и прикрываю глаза. Устал. Но у Ули, у которой, как мне кажется, в заднице батарейка, другие планы на меня. Она тут же залезает сверху, стягивает с меня футболку и выводит узоры по моей груди. — А ты знал, что Егор Крид… Я смотрю на неё недовольно, разглядывая её лицо в цвете настольное лампы. — Ульяна, если я услышу ещё хоть слово про Егор Крида, клянусь, я тебя отшлёпаю. Её губы растягиваются в ухмылке, а в глазах зажигается озорной огонёк. — Ты знал, что Егор Крид родился в Пензе? Я шлёпаю по выключателю и мы остаёмся во мраке. Ещё движение — и вот она уже подо мной, смеющаяся, такая прекрасная. Моя. Я впиваюсь в её шею поцелуем. Утром мы всё проспали.