***
Цунаёши Савада уже как год не является ни наследницей, ни донной, сейчас она просто никто — ноль без палочки, палочка без ноля, называй как хочешь. Ребят, тренированных бойцовых псов, злобных и опасных, никто не привязывал к новому наследнику, никто не заставлял становиться Хранителями нового босса — мрази сами махнули рукой на прощание, по одному покинули Намимори, городок ублюдочной радости, и расползлись по миру, словно черви по трупу. Первым ушёл Гокудера. Звучит как-то красиво, лирично, поэтому Цунаёши мысленно поправляет себя — он не умер, а просто собрал свои вещи, документы из школы и улетел в какие-то итальянские ебеня, хотя Цуна думает, что лучше бы он сдох. Лучше бы подорвался на своём же динамите, лучше бы яд Чикусы его довёл до точки, лучше бы… хоть что бы с ним случилось, но до того, как она успела к нему привязаться и успела искренне полюбить чистой невинной душой, которая каждого принимала, даже тех, кто пинал её, словно грязную бездомную собаку. Сейчас же думать об этом больно — Савада помнит, как смеялась над словами своего горе-репетитора, а ведь он предупреждал: не доверяй, проверяй, ищи минусы и хватайся за них оголёнными ладонями, какими бы острыми у них не были углы, а она отмахивалась, улыбалась беззаботно, смешно-смешно было. Сейчас ей смешно, потому что горячая грудь Гокудеры такая холодная-холодная — конечно, холодная, грудь без органов не может быть тёплой. Она всхлипывает, оглаживает его ледяную щёку ладошкой той же температуры, и прячет лицо в руках — губы против воли растягиваются в улыбке, и Реборн думает о том, что Цуна с ума сошла, раз улыбается на похоронах своего бывшего Урагана. За ним сбежал Ламбо. «Сестрёнка Цуна, извини, но Ламбо-сан хочет стать настоящей Грозой» говорил он, собирая вещи (ебёный двуличный сучёныш, хохочет Цуна, все эти вещи ему купила она и мама) и улетает следующим рейсом. Цунаёши терпит-терпит-терпит, а потом от лица Реборна отправляет ему письмо, в котором говорится, что — чудо! — Цуну снова избрали наследницей, и — ещё одно чудо! — Ламбо мигом прилетает обратно в Намимори. Маленькая мразь соскучилась по Италии, думает Цуна, ломая маленький череп ногой, пока мальчишка скулит и воет на земле, заливая своё беззаботное лицо слезами и соплями. Она снимает с маленькой кудрявой головки ободок с коровьими рогами и кладёт себе в сумку, словно сувенир. Реборн, когда находит их, испуганно выдыхает и засовывает обратно в сумку. Другие Хранители начинают что-то понимать. Рёхей сходит с ума от ужаса и злости, когда его прекрасной сестре ломают ножки — если они сломаны, то Кёко никуда не денется, как и Старший брат, верно? — а Такеши начинает бояться темноты, стоит ему проснуться рано утром для пробежки и увидеть рыжие глаза за окном, которые наблюдали за ним всю ночь. Когда Мукуро сбегает из тюрьмы, Цуна хохочет — а она ведь обещала вытащить его оттуда! Мукуро сбегает не из тюрьмы, а от неё. Ей понадобился почти год на то, чтобы найти его. Мукуро спрятался в Китае… как опрометчиво и глупо оставаться в Азии, решает Савада, и милый-милый Рокудо остаётся в мире своих иллюзий навсегда, пока главные его страхи жрут его изнутри и снаружи, откусывают кусочек от руки и высасывают печень. Она упускает Такеши — маленький, глупый, он сбегает из Японии и забирает с собой Рёхея вместе с Кёко, потому что вместе им надёжнее, вместе им лучше. На следующий день Таке-суши сгорает вместе с хозяином бара, и все горюют, а Цуна думает о том, что когда-нибудь найдет своих оставшихся Хранителей. Обязательно… — Кёя-сан, — зовёт Цуна в школе, и у парня мурашки бегут по спине — а он надеялся больше с ней не пересекаться. — Вы такой хороший. Почти как Реборн… Хорошо, что вы не улетели из Намимори. «Сука», — думает Хибари Кёя, но кивает: малыш предупреждал его о том, что Савада сошла с ума, и остановить её сейчас сможет лишь она сама. Не зря Савада Цунаёши победила всех, кто становился на её пути. Они сами сделали из неё монстра.***
Реборну, наверное, тоже больно — Цуна в этом не уверена, потому что глаза у него такие же тёмные-тёмные и стеклянные, пустые, наверное, но он от себя её не отталкивает, позволяет вцепиться в свой пиджак, сжимать его до хруста ткани и оглаживать его ровный лоб. В конце концов, когда-нибудь она сломает его череп. Так же, как сломала череп крошки Наги — бедняжка всего лишь хотела съездить на каникулах к своим друзьям, откуда же ей было знать, что у Цуны поехала крыша и та считает всех, кто шагнул за пределы Намимори, предателями? — Я убью их, — обещает себе Савада Цунаёши, обнимая его холодными ладошками и прижимая к себе, ласково поглаживая. — Я их, нахуй, убью… Небеса выжигают себя изнутри, когда не остаётся никого, кто был бы с ними связан. Если не получается выжечь волю, они сжирают рассудок.