Бес попутал

НАЧАЛО ЛЕЖИТ ЗДЕСЬ: https://ficbook.net/readfic/9279348 - Sillvercat "На конюшню!" __________________________________________________ «Если б я имел коня — это был бы номер. Если б конь имел меня — я б, наверно, помер…» Ну, Глеб, допустим, не помер, но готов был уже на стенку лезть: он подскакивал с ноющим стояком едва ли не каждое утро. Да и вечерами удрачивался в хлам, спуская от одной только мысли о крепких жилистых руках конского бога-хранителя, его ладном поджаром теле, темных глазах… «Это же просто… с ума сойти… Бог! Я отсосал богу! Да ты избранный, Нео… вернее, издранный…» — Бля-адь! — он хрипло застонал, выгнувшись на своей продавленной койке... извернулся, пытаясь пропихнуть пальцы в себя… «Это он! Его хуй меня распирает... — стучало в висках. — Ну давай, жеребец хренов! Засади мне! Трахни как следует!» Голову аж повело от нахлынувшего возбуждения. Глеб кусал губы, чтобы не заорать в голосину, наяривал себе так, что аж хлюпало. — Эй, чувак, ты там чего? Плохо тебе? — в дощатую перегородку постучали. Опять Ванька-Джонни там не спит, зараза. Вечно он до полуночи над учебниками зависает… поступать надумал. — Не-е… да... ага.. перегрелся на солнце... башка трещит... — выстонал Глеб. — А, ну бывает. Ты если чо — цитрамончику тяпни. У меня есть, — в голосе соседа звучало искреннее сочувствие. — Ничего... я отлежусь... спасибо, — сбивчиво пробубнил в ответ Глеб, а сам аж зубами скрипнул от досады. Ведь только-только представил, как охуенно прижимается к нему сзади Вазила, берет его, натягивает на свой здоровенный хер... Опавший было член снова ожил, сладко дернулся, наливаясь возбуждением... — Да-а! Дава-ай! ...а днем была грызущая злая тоска, приставучие слепни, жара и усталость... Глеб ходил как чумной: то замирал посреди навозной кучи, задумчиво опершись на вилы, подолгу глядел в одну точку; то потерянно бродил в полумраке конюшни. Будто кого-то искал. Или ждал? Парни зубоскалили: — Влюбился ты что ли? Так ведь не в кого. Ну, разве что в Белку! То-то ты с ней в контрах все время. А оно вон чо, Михалыч! Ну да, ну да, любовь зла! — и ржали как кони. — Да ну вас! Харэ уже гнать! — Глеб отмахивался, улыбался даже, но вскоре опять уходил в себя. И ведь можно же было списать все на усталость: мол, приглючилось, с кем не бывает! Но как тогда объяснить перепачканную футболку и следы от хлыста на спине?! Они ведь до сих пор еще ныли. Но больше чесались, конечно. Заживали. А потом начались настоящие и куда более серьёзные проблемы. * * * Еще вечером все шло как обычно: парни накормили коней, вычистили им денники, закинули в кормушки еще сена — и отправились на боковую. Утром же, едва открыли ворота, даже по запаху, по звукам поняли: что-то стряслось. Но масштаб катастрофы оценили не сразу. Первым от входа стоял пожилой мерин Ясень, за медлительность и простодушный нрав получивший прозвище Ясен Пень. Но чаще его звали Яшкой. Завидев конюхов, Яшка издал тихий, совсем человеческий стон, по спине и ногам у него пробежали судороги. — Яшенька, ты чего? — Дэн аж за голову схватился, завидев этакое. Глеб заглянул вслед за ним к мерину в денник и обомлел: вся подстилка была загажена зеленым и жидким. Даже стены — и те оказались забрызганы чуть ли не до потолка. Да и сам конь был не чище: угваздался по самый круп! Сразу стукнула мысль: «Блин! А как мы отмывать-то все это будем?!» — Хвостом он, что ли, вращал? — Глеб попытался шуткануть — и осекся. Он увидел вдруг Яшкины глаза. Огромные, темно-фиолетовые, полные боли и какой-то вселенской тоски — будто уже с того света глядели. Парню вдруг стало не по себе. Он быстро отвел взгляд, а потом и вовсе вышел. Не выдержал. Отчего-то вдруг вспомнилось, как в сердцах выговаривал ему отец: «Ты же не можешь нести ответственность! Даже за себя, я уже не говорю о других. Потребленец и эгоист. Вот кто из тебя вырос. И ты в принципе не способен ни на заботу, ни на сочувствие.» Глеб тогда в ответ лишь насмешливо хмыкнул: «Ну да, homo consumens, человек потребляющий. Воообще-то за нами будущее, па!» — и пошел, веселый такой. А теперь вот стоял возле старого больного одра и не знал, чем ему помочь. И отчего-то саднило в груди, да так, что больно было дышать… Джонни тронул его за плечо: — Отомри! Нельзя сейчас раскисать. Давай остальных проверим. Он двинулся размашистым шагом по проходу конюшни. Парни — следом. Заглянули в один денник за другим. В трёх из них обнаружилась та же печальная картина: кони на подгибающихся дрожащих ногах, судороги, понос. На измученных мордах хлопьями повисла розоватая пена с кровяными прожилками. Дэн в изнеможении привалился спиной к опорному столбу, зашарил по карманам в поисках телефона. — Эпидемия? — сипло выдавил Глеб, потерянно озираясь. С усилием сглотнул: от вони уже мутило. — Не знаю. Больше на отравление похоже. Только вот чем?! Блин! Сколько раз я Палычу говорил, что нам штатный ветеринар нужен. А он мне все про бюджет и ставки талдычит. Ну, допрыгались, чо! — Джонни обреченно махнул рукой. — Так. Я до Сансаныча дозвонился, — Дэн подошел к ним, мрачно покосился на друга. — Подъедет, но не раньше чем через час. И это в лучшем случае. Я ему ситуацию описал, еще фотки на вотсап скинул. — Фотки поноса?! — Глеб невольно фыркнул. — Да ты не ёрничай! Там все важно: и оттенок, и консистенция. Думаешь, как веты диагноз ставят? Парень растерянно пожал плечами. У него самого отравления случались только в далеком детстве, а лечить пока что никого не доводилось. — Ладно. Что мы можем сделать сейчас? — он решительно откинул с глаз выцветшую отросшую челку. — Вывести больных, напоить тех, кто захочет и сможет. Дать активированный уголь. Убрать все из кормушек, но не выбрасывать. Для экспертизы пригодится. Ну и денники чистить. — Ладно, понял. Надо шланги сюда протянуть, иначе мы до китайской пасхи не управимся. И они принялись за дело. Районный ветеринар прибыл оперативно. Лихо подрулил на своем видавшем виды УАЗике, рысью кинулся к конюшне, на ходу натягивая резиновые перчатки. Буквально через несколько минут появился и Палыч. Доктор Сансаныч, седой, коренастый, приземистый — ни дать ни взять Копатыч из мультика, сердитым колобком перекатывался из денника в денник, слушал лошадей через стетоскоп, разглядывал выделения. Даже понюхал их! Потом деловито порылся в сене и с торжествующим видом вытянул длинный стебель с сухими желтоватыми цветками и мелкими острыми листьями. — Донник! Так я и думал! И его полно здесь, — он обвел взглядом оторопевших парней. — И почему вы коней гнилым сеном кормите, объясните на милость?! — Как это «гнилым»?! — выпалили Дэн и Джонни практически хором, негодующе уставились на Саныча. — Свежайшее сено! И хорошо просушенное. Палыч мрачно кивнул: — Все верно. Три дня назад привезли. Новый покос. — И мы ж не просто в кормушки валим, а смотрим, чего даем! Бывает, что плесенью пахнет, или хвощи нужно повыдергать — но это ж сразу в глаза бросается. Вручную перебираем, все контролируем. А к этой катушке вообще никаких претензий не было, — возмущённо пояснил Дэн. — То есть, засыпали с вечера хорошее чистое сено, а к утру оно сгнило и обзавелось донником?! — ветеринар тоже вскипел. — Может подменил кто? — Джонни растерянно почесал в затылке. — Ну, что бы ни произошло, вам еще повезло, что лошади мало съели, а вы вовремя обратились. Это же ядовитейшее растение! Причем в сухом сене он не особо опасен. Дикумарин, то есть собственно яд, образуется в процессе гниения, — принялся объяснять Сансаныч. — Я, конечно, вколол антидот, но инъекции придётся повторять, капельницы капать. Палыч нахмурился, поскреб щетину на подбородке: — М-да… Странно… Надежный же вроде поставщик. Всегда у него закупались. И ребята ответственные… — Да! Не могли мы такого косяка спороть! — Дэн аж пятнами пошел от обиды. — Зуб даю на отсечение! — Ну… Знаете поговорку? Доверяй, но проверяй. Как-то так, — Сансаныч развел руками. — Рада в каком состоянии? — очки Палыча тревожно блеснули. — Вот ей, кстати, повезло, — ветеринар устало улыбнулся. — Кушала свою просушенную люцерну и в ус не дула. Хорошо, что отдельно ее кормите! Осмотрел ее сейчас — отлично протекает беременность! Глеб услышал обрывок разговора, чуть позже толкнул локтем Дэна: — А чего шеф так об этой кобыле печется? Будто она ему дочь родная… — Ну ты что! — тот закатил глаза. — Это же наше достояние республики! Палыч её с орловским рысаком свёл — это сейчас порода редкая, ценная. Он орловцами просто бредит. Раду возил аж в Воронежскую область, на Хреновской конезавод. Говорит, с чемпионом сводил… Вот и носится теперь с нею. За этими разговорами парни всё драили денники и коней. Уже еле держались на ногах от усталости. Выдохнули они лишь под вечер, когда стало ясно, что угроза окончательно миновала. Но беда, как известно, одна не приходит. * * * На фоне кошмара с массовым отравлением остальные напасти были так себе… досадные недоразумения. Но и они доставляли хлопот: ломался инвентарь, искрила проводка, кони теряли подковы, рвались подпруги и недоуздки. В подсобке протекла крыша. Засорился слив — пришлось облачаться в болотные сапоги и лезть, прочищать. Даже со связью начались перебои! Чтобы позвонить, нужно было уходить далеко по дороге на холм: там сигнал хоть немного, но пробивался. Конюхи с каждым днем становились все мрачней, но пока что крепились. А после случая с Белкой нервы у них сдали совсем Заниматься в конный клуб приехали двое — городские и весьма обеспеченные, сразу видно. Высокий парень в стильных брендовых шмотках распахнул дверцу черного «лексуса» перед холеной, в золотых висюльках с брюликами, блондинкой. Потом вытащил из багажника увесистый пакет, задорно подмигнул конюхам: — Вот, лошадкам гостинец привез. Там яблоки и морковь. Можно же им? — Еще как можно! — Глеб расплылся в ответной улыбке. Почувствовал, что краснеет. Парень ему понравился. Девчонка, вот правда, не очень. Слишком уж нос дерет и мнит о себе. Цаца. Цаца сделала «селфи» на фоне конюшни, потом малость скуксилась — хотела покормить коней гостинцами с руки, а ей не разрешили: правилами запрещено. Она что-то недовольно процедила себе под нос и отправилась переодеваться. Парни только хмыкнули, завидев на ней защитную экипировку для велоспорта: кислотно-зеленый шлем и в тон ему наколенники и налокотники… — Серьезный у барышни подход! — оценил Джонни. Та даже взглядом его не удостоила. Вздернув точеный подбородок, прошествовала к манежу — там уже ждал инструктор Лёша. И туда же Глеб отвел оседланную Белку —отравление её не коснулось, поэтому и выбрали для работы именно ее, несмотря на заносчивый нрав. С Белкой, кстати, у Глеба установилось перемирие. Своих коронных фортелей кобыла давно уже не откалывала. Ходила как шелковая. Глеб даже начал подозревать, что Вазила тогда внушение не только ему сделал. Однако, стоило девице взгромоздить свою немаленькую задницу на седло — в лошадь ровно бес вселился: она дико взвизгнула и взвилась на дыбы, вырывая повод из рук инструктора. Перепуганная всадница завопила ей в унисон. А когда Белка ухнула вниз, с силой ударяя передними копытами об настил — блондинка перелетела через её голову, кулем свалилась в песок. На том урок и закончился. Джонни, наблюдавший со стороны, длинно присвистнул: — Фигасе! А снаряга-то пригодилась! Спустя час к Глебу подошел Дэн. И был он мрачнее тучи. Немного помялся и наконец выдавил глухо: — Поговорить с тобой хочу, — он глянул тяжело, исподлобья. — Ты же сегодня Белку седлал? — Ну я. А что? — Ну как тебе сказать…. — парень нехорошо усмехнулся. — Проблемы у тебя, чувак. И серьезные. — В смысле?! — В прямом. Ты вообще в курсе, что перед тем, как заседлать коня, его нужно вычистить как следует и снаряжение проверить? — Ну, чистил я ее, — Глеб вскинул недоуменный взгляд. Где-то в подреберье завозилась неясная тревога. — Плохо, видать чистил! Я в потнике сейчас здоровенную колючку нашел. Белка от боли на дыбы встала, сечёшь?! А девочка эта — дочь прокурора. Вот и сложи два плюс два. Глеб похолодел. — Ты хоть понимаешь, чем это кончиться может?! Для тебя… для Палыча… для Белки, в конце-концов! — Но Белка-то ни при чём, получается! — А кто при чём? — Дэн заглянул ему в глаза пристально, испытующе. — Я, допустим, не слепой. Знаю, что у тебя с этой кобылой реальные терки были. И что ты срывался на ней почем зря. — Но сейчас же… — Сейчас, — процедил Дэн, — нам светит экспертиза и исковое заявление. И тут одно из двух: либо ты, чувак, тупо прикололся и решил так Белку подставить — либо кто-то захотел подставить конкретно тебя. И что-то мне подсказывает, что скорее первое, чем второе, — он недобро прищурился. — Слушай сюда, мажор! Если я узнаю, что это — твоих рук дело — пожалеешь, что на свет родился. Усёк? Глеб отшатнулся — будто кипятком в лицо плеснули. — Да я… Я вообще не при делах! — у него даже дыхание перехватило от обиды. — Не знаю. Может, и не при делах. Но раньше, до тебя, тут такого дерьма не было. — Дэн сплюнул себе под ноги, развернулся и пошел прочь, сгорбившись и сжав кулаки. Глеб сполз по стене — силы будто враз покинули его. Стиснув пылающую голову, он уткнулся лбом в колени, зажмурился до багровых кругов, застонал сквозь зубы. «Дерьмо-о! Что за дерьмо тут творится всю последнюю неделю?! Что ни день — то напасть… Вазила! Бог-хранитель… Куда же ты делся?! Куда глаза твои смотрят, когда тут такое?!» Но никто не откликнулся на его отчаянный зов. Наутро Палыч вызвал их всех к себе в кабинет. Первым делом заставил расписаться в журнале по технике безопасности. — Так расписывались же уже… — прогудел было Джонни, но директор так глянул на него, что парень осекся и сразу сник. — Молодые люди, — Палыч побарабанил пальцами по столу, потом резко встал. — Я вам всем доверяю — это во-первых. Во-вторых не хочу ни на кого возводить огульных обвинений — это чревато. О сложившейся ситуации я много думал, анализировал. Пока что не могу прийти к однозначному выводу. Наблюдал я и за вами. Не один день. Хочу сказать: работой вашей доволен. И твоей в том числе, Глеб. Хотя, признаюсь: не ожидал. Но ты доказал обратное. Глеб вспыхнул, покосился на Дэна. Тот независимо поднял бровь. Директор же выдержал паузу и продолжил: — Насчет последних событий у меня есть некоторое соображение. Скажите, вы у нас на территории посторонних не замечали? — Посторонних? Это окромя клиентов, в смысле? — Джонни нахмурился, явно припоминая что-то. — Да вроде нет… хотя… был один… тип. Бомж-не бомж. Мужик в каком-то дранье. Патлатый. То ли нефор, то ли кто. Забрел со стороны леса, попросил воды. Я так понял, он заблудился. Ну, я ему воды дал, конечно, рассказал, как на трассу выйти. Только мутный он был какой-то. — То есть? — Да вот не знаю, как сказать… Смотрел недобро, в конюшню зачем-то сунулся. Ну а потом — да… началась вся эта хрень, точно! Но, может, совпадение? — парень растерянно пожал плечами. — А вдруг его конкуренты подослали? — вскинулся Дэн. — И это реально вредитель! — Вдруг-не вдруг — на одних домыслах мы далеко не уедем. Я вот что подумал. — Палыч обвел их внимательным взглядом из-под очков. — Установим систему видеонаблюдения. И на территории, и в конюшне. А там уже будем делать выводы. Сегодня уеду в город, заключу договор на установку, монтаж, закуплю все необходимое. Ну и с прокуратурой разрулить попробую. Постараюсь вернуться поскорее, но пока я в отъезде — будьте начеку. И с территории — ни ногой. Даже в магазин. Продуктов вам хватит на три дня. — Может мы того… дежурство назначим? Типа патруль, — Глеб поднял голову. — Вымотаемся, конечно. Но лучше так, чем… — он осекся. Опять вспомнились глаза несчастного Ясеня и перепуганная Белка… — Да. Лучше так, — Палыч согласно кивнул. — Выпишу вам премию в конце месяца. За Радой особо следите. Она на сносях. Вот, мне Саныч рекомендации тут оставил… — он похлопал раскрытой ладонью по папке. — И, пожалуй, заводите ее на ночь в денник. Береженого бог бережет! * * * Первые сутки без Палыча прошли тихо. Днем один из конюхов работал, второй обходил хозяйство по периметру, а третий отсыпался после ночной смены. Потом поменялись. А к вечеру второго дня случилось странное. На территорию конного клуба невесть откуда забрел чужой чалый жеребец. Тощий, со спутанной гривой, он жалобно тянул усеянную репьями шею, припадал на задние ноги. — Здрасте! — уставился на него Дэн, с силой воткнул вилы в землю. — Ты еще кто такой?! Чей будешь? Конь тихо заржал в ответ, затряс горбоносой башкой, раздул ноздри. Дэн пожал плечами: — Не понимаю. Ну да ладно, выясним. Ну-ка, что у тебя с ногой? — он наклонился было проверить — и еле успел увернуться от удара копытом. Уважительно присвистнул: — А ты с характером, чувак! Пошли, побудешь пока в карантине, — он не сразу, но все же накинул на коня недоуздок, повел за собой к навесу. — Пацаны, покормите его, лады? Я сбегаю на увал, Санычу звонкану. Вернулся он мрачный. Глеб с Джонни кинулись ему навстречу с расспросами: — Ну чего? Чего ты такой смурной? Не дозвонился? Саныч не приедет? Но Дэн только отмахнулся от них. — Да Саныч-то приедет. Завтра утром, правда. Рассказал я ему про чужого коня — он обещал посмотреть. Заодно и Раду проверит. Ребят… — он глянул виновато и как-то растерянно. — Тут такое дело вышло. Я ж еще домой позвонил. А там жопа, оказывается. Мать у меня заболела. Что-то там с желудком. На операцию ее кладут. — парень опустил голову, подозрительно шмыгнул носом. — Ну так езжай! Чего тупишь стоишь?! — А вы справитесь тут без меня? — А чего не справиться? Тяжело, конечно, будет. Но где наша не пропадала! — Джонни хмыкнул. Глеб глянул на часы: — Ты успеешь? Автобус вроде ушел уже. — Там междугородный еще будет. А нет — попутку поймаю. Так Глеб с Иваном остались вдвоем. После ужина Джонни повалился спать совершенно без сил — прошлой ночью была его смена, а парень еще и днем пахал: разгружали корма. Умаялся. Глеб взял с полки большой рыбацкий фонарь и отправился мерить шагами периметр. Тишина, темнотища — не то, что в городе. Даже деревенские псы — и те не брехали сегодня. Небо густо вызвездило, с реки потянуло стылой сыростью: полз туман. Парень зябко поежился, вернулся к себе в кандейку за ветровкой. Заодно и огурец прихватил, густо посыпал его солью. Вкусно хрумкая, прошелся не спеша по двору, завернул за леваду — и обомлел: чалого пришлеца под навесом не оказалось. «Отвязался, скотина!» — мелькнула раздраженная мысль, но оформиться в варианты последствий не успела: из конюшни донесся грохот, истошное ржание и визг. — Твою ж мать! — Глеб заозирался растерянно, дернулся было к пристройке, чтобы позвать Джонни. «Нет… Сперва разведаю, что там за херня», — он метнулся назад. Едва не высадил плечом дверь подсобки с инвентарем, рванул со стены вилы и вывалился в темноту. Расстояние до конюшни преодолел за пару скачков, дернул на себя тяжелую воротину — и остолбенел. Мутный свет дежурной лампочки еле сочился — его загораживала громада вставшего на дыбы коня. А коня ли? Широченная спина с выпирающим хребтом сально лоснилась, подергивалась. В ней было что-то разительно неправильное, искаженное. И тут Глеб осознал, в чем же дело: в глаза бросился абсолютно человеческий разворот плеч и массивные мускулистые бедра, икры... Но руки и ноги заканчивались копытами. — Вазила? — вымолвил Глеб помертвевшими губами. Чудовище досадливо дернуло ухом и обернулось. «О блядь… не Вазила!» — парень в страхе отпрянул, торопясь схорониться в тени, но было уже поздно. Длинными желтыми зубами на него оскалился лошадиный череп. Ощерился в безумной ухмылке. Налитые кровью белки бешено вращались в костяных глазницах. — Вазила сдох! — проскрежетала страхолюдина, длинно сапнула черным провалом ноздрей и разразилось утробным хохотом, лишь отдаленно напоминающим конское ржание. У Глеба потемнело в глазах. Волна липкого холодного ужаса нахлынула, стиснула грудь, мочевой пузырь, заставила вжаться в стену. Рот заполнил гадкий медный привкус. Время стало будто резиновым и каждая деталь врезалась в память: острый мускусный запах, поросшая буроватой шерстью грудь чудовища… «Чалый!» — мелькнула вдруг дикая мысль. И в тот же миг грязное, огромное, как утюг, копыто просвистело в паре сантиметров у виска, глухо бухнуло в стену, выбивая щепу. Глеб извернулся и последним отчаянным усилием перехватил древко вил, ткнул стальными зубцами под дых неведомой твари. По ушам резанул истошный визг, полный ярости и почти сразу страшный удар настиг его, вышибая дух, опрокинул навзничь. Парень силился вздохнуть — и не мог. В груди что-то забулькало, красное марево застило глаза. Во рту стало солоно.. «Затопчет! Сейчас он затопчет меня!» — Глеба захлестнула паника. Он зажмурился, вжался в пол в ожидании неминуемого удара, боли и смерти. Но нет. Ножищи оборотня глухо протопотали по настилу, удаляясь. «Куда это он намылился?» — Глеб дернулся, застонал. С усилием приподнял голову. И похолодел. Страшилище чесало по проходу прямиком к деннику Рады! — А ну стой, ш-шайтан! — слова выталкивались вперемешку с кровяными сгустками. Жеребая кобыла испуганно заржала, забилась в самый угол. Громадное копыто чужака ударило в перегородку, проламывая ее. Оттолкнувшись обеими ногами от пола, чудовище взмыло в прыжке, махом оседлало бедную Раду, стиснуло коленями ее раздутые круглые бока. — Не-ет! — глотая слезы, Глеб пополз вперед. Он обдирал колени и локти об занозистый пол, волок за собою вилы — но уже понимал, что не успевает. Перепуганные кони бесновались почти рядом, со всей дури колошматили в стены. Но весь этот шум враз перекрыл утробный хохот нежити: — Давай, кляча, скачи! Я его сейчас выдавлю из тебя! Да-а! Выдавлю твоего ублюдка! Страшное «Хгааааа!» — и надсадный хрип. Рада рухнула на пол, забилась, роняя пену. Глеб рыдал уже в голос, орал, силясь отогнать страшную тварь. И тут щеку обдало горячим ветром. То, что со свистом пролетело мимо, показалось парню змеёй — черной и очень длинной. Кожистое блестящее тулово звучно щелкнуло, извернулось и хлестко, с оттягом огрело мучителя промеж лопаток. И тут же — еще и еще! Принялось охаживать его по плечам, бокам, по спине… На стены брызнула густая черная кровь из рассеченной шкуры. — Да-а! Получай, Кумельган поганый! Будешь знать, как над лошадками измываться! — раздался над Глебовой головой грозный и такой долгожданный голос. — Нашел я на тебя управу, мразь! Теперь сполна получишь! Монстр грянулся оземь, захрипел — и вдруг вспучился, весь изошел клубами тёмного дыма, спешно вытянулся в приоткрытое окно. На подстилку упал черный ременный кнут — его-то Глеб и принял поначалу за летающую змею. В глазах у парня потемнело. Но даже через морок беспамятства он ощутил, как ласковые сильные руки подхватывают его с пола, бережно прижимают к груди — и даже перестук сердца в этой груди почуял. Прильнул. Вазила ласково подул ему в чёлку. — Досталось тебе! Ты уж прости, что задержался… — он виновато пряднул ушами. — Кто… кто это был? — голова у парня гудела, как растревоженный улей. Слова давались ему с трудом. — Кумельган, мой заклятый враг, — глаза Вазилы блеснули сквозь длинные спутанные пряди. — Он демон? — Бес. У него с нашим родом давняя вражда тянется, — его тонкие нервные ноздри раздулись от гнева, смуглое лицо посерело. — Спит и видит, как бы нашему брату насолить. Нет ему большей радости, чем доброго коня угробить и конюха с панталыку сбить. — Постой-ка… — Глеб встрепенулся. — Так, выходит, всё, что в последнее время у нас тут творилось — его рук дело?! — Ну а чьих?! — Вазила переступил точеными ногами с узкими высокими бабками, раздраженно фыркнул. — Если эта пакость в округе заведется — добра не жди. Пока всех лошадей со свету не сживет — не успокоится. — А почему же он тогда сам как конь выглядит? — Маскируется, гад. Он и человеком вон прикинулся, да вы смекнули что к чему. Вот и обернулся чалым. — Вот черт! А ведь мне этот хромой жеребец сразу не понравился! Уж больно морда у него продувная была! — Глеб перевел дыхание, поморщился. — Сильно болит? — Вазила кончиками пальцев тронул его бок. Парень болезненно ойкнул, вздрогнул. — Ребро сломано. А может и два… — Да черт с ними, с ребрами. Ты лучше глянь, что там с Радой. А то вдруг ее этот скот заездил совсем! По-прежнему держа Глеба на руках, Вазила поспешил к забрызганному кровью деннику. Тяжело дыша, вся в испарине, измученная кобылка привалилась потемневшим боком к стене. Ноги ее подкашивались и дрожали. На мокрой шкуре багровели свежие ссадины. Налитый кровью глаз испуганно косил. — Живая! — парень выдохнул было с облегчением, чуть расслабился… И тут Рада заржала — протяжно и жалобно. По ее телу прошла судорога. Передние ноги подломились, и она начала заваливаться на бок. Дернулась, попыталась встать, но ничего не вышло: колени дрожали, разъезжались в стороны. Глеб чуть было не расплакался. На него накатила паника. — Чего она?! Почему? Умирает? — он вцепился ледяными пальцами в плечи Вазилы. Тот лишь тряхнул растрепанной гривой: — Рожает она. Рада забилась на подстилке, выгнула шею, вся напряглась — и из-под хвоста ее вдруг хлынула мутная желтоватая жидкость. Огромной лужей растеклась по подстилке. — Воды отошли, — губы Вазилы побелели. Он бережно поставил Глеба на пол. Тот не устоял на ногах, пошатнулся. В изнеможении привалился плечом к перегородке и начал сползать вниз. Вазила подхватил его. — Э-э! Так дело не пойдет… — пробормотал конский бог. — Мне ж твоя помощь понадобится! — Да какой с меня толк?! — застонал парень. — Тс-с! — Вазила обнял его и прижал ладонь к ушибленному боку. Пальцы засветились багровым: ни дать ни взять — раскаленный металл. Но кожу не жгло. Через прикосновение в тело Глеба входило мягкое, ровно солнечное, тепло, разливалось приятными волнами по животу, текло ниже. По спине побежали мурашки. И вдруг яркий болезненный всплеск пронзил его белой вспышкой от головы до пят, ослепил. Парень вскрикнул, дернулся, но сильные руки не дали вырваться — Глебу показалось, что сломанные ребра попросту выдраны из него! Парень на миг соскользнул в темноту беспамятства, а когда пришел наконец в себя, сфокусировал взгляд, то разглядел в кулаке Вазилы что-то черное, поблескивающее — будто комок слизи. Конский бог швырнул его себе под ноги и с видимым удовольствием наступил, растер копытом. Гадко чвакнуло. — Ну, вот и все. Синяк останется, но жить будешь, — он усмехнулся. Голова больше не кружилась. Глеб двинул плечом, потом осмелел — нагнулся вперед, вбок. Болело, но терпимо. Дышалось ему снова легко. — Крепко тебя Кумельган припечатал! Еле совладал я с этой дрянью. Ну, заодно и кости срастил, — Вазила взъерошил Глебову макушку, и тот обмер от этой мимолетной ласки. Но тут же дернулся: — Глянь! У Рады меж задних ног надулся белый пузырь, с каждой секундой становясь все больше. Мокрый круп кобылы подергивался… она тужилась. Из лошадиной утробы выскользнуло что-то длинное, блестящее, будто обернутое целлофаном. Глеб ахнул. Контуры тела едва угадывались сквозь оболочку. Но парень, увидевший роды впервые в жизни, все же сообразил, что там, внутри, жеребенок. И он жив! Еще не вышли задние ножки, а голова на длинной тонкой шее уже силилась приподняться, натягивала пленку. Та лопнула. Малыш забарахтался, выпростал маленькое копытце. Глеб пригляделся и еле сдержал потрясенный возглас: с копытцем этим было все плохо. Белое, деформированное, оно вытянулось остреньким конусом, но не сплошным, а будто расщепленным на мягкие щупальца-лепестки. Тут же показалось второе, с точно таким же дефектом. — Он… он же не сможет ходить! — в ужасе прошептал парень. Вазила недоуменно глянул на Глеба, но потом проследил за его взглядом и фыркнул: — Да это ж перья! — Какие еще перья?! — Обычные, жеребячьи! — тот ухмыльнулся и пояснил. — Оболочка такая защитная, чтобы малец своими копытами мамкину утробу изнутри не поранил. Ты не боись! Он как встанет на ножки — так они и осыплются. Глеб с облегчением выдохнул — но тут же устремил напряженный взгляд на Раду, горячо зашептал: — Ну же, миленькая! Ты справишься! Ты молодец! — от волнения он до боли сжимал кулаки — переживал, болел за кобылу. И та, будто почувствовав поддержку, тяжело перевалилась с бока на грудь. Задние ножки жеребенка выскользнули, он шлепнулся на пол, обрывая пуповину. Рада дернулась, силясь подняться, жалобно всхрапнула. Но нет… сил не хватало! — Нужно ее поставить! — Вазила решительно зашел в денник. Глеб — следом за ним. Вдвоем они уперлись в стену, стиснув зубы до хруста, каждый подставил плечо, стараясь удержать собой немалую тяжесть. — Вставай, девочка! Рада рванулась вверх и замерла на широко расставленных дрожащих ногах, даже потянулась было вылизать мокренького длинноногого сына. Тот был весь золотой — в светло-рыжих тугих завитках, голенастый, нескладный. Потянулся мордочкой, припал к материнскому вымени, с упоением зачмокал. Глеб просиял, но Вазила упреждающе тронул его за плечо: — Не радуйся прежде времени. Он недоношенным родился. Такие обычно даже сосать не могут, а порой и вовсе на ножки не встают. Но уж больно жалко конька, да и мамка настрадалась. Вот я им и подсобил малость, поделился силой — как и с тобой. Только гляди — утро скоро, а мы, навьи, над светом не властны и днем скрываться должны. Как солнце взойдет — малому захужеет. Тут уж гляди в оба: от тебя все зависит. И с этими странными словами он исчез. Глеб заозирался недоуменно: «Куда глядеть? Почему захужеет? Вон как смокчет!» Соловый жеребенок на тонких пушистых ножках стоял уверенно. Весь точеный, будто игрушечный — смешно отставил подрагивающий хвостик. Но когда первые лучи упали на пол конюшни, Рада снова легла с тяжким протяжным стоном, закрыла измученные глаза. Жеребенок топтался рядом, тыкался мордочкой в материн бок — не мог взять в толк, что случилось. До вымени он не дотягивался — слишком уж голенастый. А потом вдруг на глазах начал слабеть, весь как-то обмяк, осунулся — враз проступили тонкие ребрышки, хребет. Перепуганный Глеб тихо всхлипывал над ним, размазывал слезы по грязным щекам. Он даже не заметил, как его вздрагивающие плечи накрыла старая камуфляжная куртка. Палыч притиснул парня к себе, обнял. Подоспели и Джонни с Санычем — тот вмиг оценил ситуацию… «Все от тебя зависит!» — вновь прозвучал в голове голос конского бога. Глеб шагнул вперед, выпалил: — Как ему помочь? Я все сделаю! * * * Вот так он и обзавелся приемным сыном, которого кормил из бутылочки, пока Рада оправлялась от происшедшего. Первый месяц дался тяжело: парень одурел от недосыпа. Почернел, осунулся. Зато жеребенок рос как на дрожжах и каждые два часа исправно требовал соску — тыкался Глебу в бок нежным теплым носиком, теребил за футболку. Тот поднимался будто чумной, не разлепляя глаз, на автомате готовил смесь, пихал соску, потом мыл, кипятил бутылочки. Ходил словно сомнамбула. И, куда бы ни отправился, за ним следовал золотистый конек в белых чулках. В туалет, по хозяйству, в поле — ходил как привязанный! Спал и то рядом с Глебом. — Разбаловал ты его! — ворчал Палыч, а сам прятал улыбку. — Где это видано, чтобы конь в кровать лез?! Парень усмехнулся: — Зато я его четко по часам кормлю и чуть что не так — сразу реагирую! — сказал как отрезал. — Ну, твоими стараниями он жив и здоров. Иначе не выходили бы! — директор горячо пожал Глебу руку. — Молодец! Правда. Не ожидал от тебя. Ты хоть сам-то понимаешь, как изменился? — Ай! — тот лишь отмахнулся, кинул взгляд на часы. — Мне мелкого кормить надо! Мелкий по документам числился Драгуном, но и сам Глеб, и хорсбои упорно звали его Друганом, Дружком — за собачьи повадки и преданность. О том, что виной случившемуся проделки нечистой силы, никто так и не узнал. Трагедию списали на взбесившегося чалого жеребца и разгильдяйство конюхов — мол, не привязали, как надо, не уследили. Глеб чуть позже выпросил у Палыча «Мифологический словарь», отыскал там и Кумельгана: «вредящий лошадям злой дух в виде получеловека-полуконя» — и даже победивший его кнут-самобой. В словаре было все, а вот в реальности Глебу по-прежнему недоставало Вазилы. И когда промежутки сна стали чуть длиннее, тот начал сниться. Гарцевал, ухмылялся, сверкал темными своими глазищами. А то и вовсе принимался за непотребства — и Глеб подскакивал с ноющим стояком. Готов был в голос выть от досады. И когда среди ночи вдруг стукнула притворенная створка окна, а в темноте замаячили прядающие конские уши над узким смуглым лицом, парень лишь отмахнулся досадливо: «Примстилось!» Перевернулся на другой бок. Спать ему оставалось еще полчаса. Но стук повторился. Глеб вскинул растрепанную голову, протер кулаком глаза — и понял: это не морок! Конский бог и впрямь был здесь! Глеб махом слетел с кровати. Торопясь, не попадая ногой в штанину, кое-как натянул джинсы, дернул створку окна на себя и перемахнул через подоконник — прямо в объятия Вазилы. Тот облапил его, прижал к себе так, что аж кости захрустели. Глеб втиснулся, уткнулся лицом в горячую крепкую грудь, втянул в себя запах — конского пота, свежескошенной травы, счастья, лета. Возбуждения! Глеба будто током прошило — аж потряхивать начало от волнения. Парень выстонал что-то невнятное — прямо в губы Вазилы, когда тот начал его целовать, когда их языки коснулись друг друга, когда дыхание стало одним на двоих, словно всегда так и было. «Не отпущу! Мой!» — радостно стучало в висках. — Это ты мой! — лукаво усмехнулся конский бог, чуть отстраняясь, обжег щеку Глеба горячим выдохом. Тот на секунду завис, пораженный, потом выпалил: — Ты что, мысли мои читаешь?! Вазила ухмыльнулся, скосил на Глеба темный выпуклый глаз. — Ну мы же вместе теперь! Ведь вместе же? — он мягко взял лицо Глеба в свои ладони. — Да куда ж я от тебя денусь! А от него — так тем более! — выдавил парень со смехом, заметив в раскрытом окне точеную голову жеребенка. И они оба совершенно по-конски заржали, повалились в духмяно пахнущую траву, покатились по ней, сбивая росу. — Гайтан, — невнятно прошептал вдруг Вазила в самое ухо Глебу — Чё? — тот ойкнул, дернулся от щекотки. — Гайтан — мое настоящее имя. А вазила — это вроде как род, получается. Ну, домовые есть, овинники, банники. А я вот — вазила. Кто знает настоящее имя духа — тот над ним власть имеет. Поэтому его говорят лишь любимым. Позови меня — и я буду рядом. Что бы ни случилось. Где бы ты ни был. Всегда. — Всегда… — как зачарованный, повторил за ним Глеб. В упоении запустил пальцы в густую темную гриву, взъерошил. — Мы будем вместе всегда. И будто в подтверждение этих слов на конюшне заржала Рада, ей откликнулся кто-то еще. И мягко качнулся и поплыл над миром сияющий купол звездного неба. Лето подходило к концу.