Небо над плато Тамоэ

Королева Асилла напоминала Джазрету неяркий цветок адениума – нежной пустынной розы, которые росли в садах Кеджистана вопреки палящему солнцу и раскаленному сухому воздуху. Ее волосы струились вокруг нежного лица, как серебристо-серый туман; огромные глаза сияли подобно затянутым облаками ночным звездам, а изгибающиеся в горькой улыбке губы были бледно-алыми, словно только-только забрезжившая на востоке полоска зари. Еще никогда он, сорокалетний ученый муж, проведший свою жизнь за книгами и манускриптами, не видел таких как она; женщины его народа были – пламя и вызов; золотистая смуглота кожи и повадки изящных диких кошек. Королева Асилла же походила на слабый, подрагивающий в темноте огонек восковой свечи – такой незаметный, что, казалось, его и вовсе нет. Но Джазрет ее видел. Он видел ее – видел как бы краем глаза: то стоящей у подножия окровавленной лестницы, ведшей в катакомбы, то рядом с разоренным аналоем, тонкой рукой указывающей куда-то в сторону, то под полуразрушенной аркой; Джазрет говорил об этом Морейне и Айдену, но те лишь странно на него смотрели. Но всегда шли. Туда, куда указывал им Джазрет. Туда, куда указывала им Асилла. Она берегла их – направляла по безопасному пути, предупреждала о таящихся в темноте Собора опасностях, выводила из ловушек; Джазрет однажды попытался поймать ее тонкую руку – и не смог, его пальцы прошли сквозь воздух. - Мне так жаль, - виновато сказала тогда Асилла. А потом кусала свои бледные губы, повторяя одно и то же: - Найдите моего сына… найдите моего сына… найдите моего сына… Королева, казненная собственным мужем – весь Тристрам видел, как палач отрубает ее светловолосую голову; мертвая королева, королева-призрак. Личное кораблекрушение Джазрета – он почему-то сравнивал свою странную, болезненную любовь к ней именно с крушением. Своих убеждений, своих воззрений, своего спокойного, ничем доселе не потревоженного мира; зыбкая, полуреальная, почти-совсем-не-существующая, она тонкой острой занозой засела в его сердце, и захочешь – не вытащишь, разве что с клочьями собственного залитого кровью мяса. Это было кораблекрушение в первозданной пустыне его души – поздняя, неуместная, абсолютно безнадежная любовь. Асилла… …конечно, они победили. Тогда. Но даже много позже сошедший с ума, извращенный Джазрет, вызывающий демонов в святилище под дворцом султана Лут Голейна, иногда вспоминал прозрачные серебристые пряди и тихий, но вибрирующий отчаянной силой голос. И тогда он еще громче вопил свои нечестивые заклятия – чтобы образ мертвой королевы, его несчастной неслучившейся любви, наконец-то померк. Он все еще ломался, крушился изнутри, пытаясь не помнить свою бедную пустынную розу.