***
— Не советую отказываться, — Гарри очаровательно улыбнулся. — Позволь узнать от чего? — нахмурилась Гермиона, искоса на него поглядывая. Не то чтобы Гарри ей не нравился… но отказываться от его предложений было неразумно. Во-первых, потому что, несмотря на все трудности, которые возникали, Гарри всегда удавалось повернуть ситуацию в свою пользу. А во-вторых, хоть Гермиона и не признается в этом даже себе, но трудности ее заводят, а у Гарри их хоть отбавляй. — От моего предложения, глупенькая. — И что тебе надо, Гарри Поттер, на этот раз? — пропустив мимо ушей нелестное и более того — неуместное обращение, она пронзительно на него посмотрела. — Всего лишь твое присутствие. — Где? Когда? — нарочито небрежно проговорила Гермиона, не отвлекаясь от книги. Гарри усмехнулся. — Завтра, в Трех Метлах. Часов в шесть. — Хорошо. С собой нужно что-то брать? — деловито спросила она. — Только хорошее настроение, — вновь очаровательно улыбнулся Гарри, и Гермиона подавила желание ответить ему тем же, вовремя прикусив кончик пера. «Насколько глупо, настолько и мило», — подумала она, провожая удаляющегося Гарри взглядом. И нет, конечно же не влюбленным. — Завтра в шесть в Метлах, — подмигнул Гарри Рону, который удивленно округлил рот и задрал брови, — а ты говорил, что Гермиона-не-трогай-меня-Грейнджер откажет даже Гарри-мать-его-Поттеру. — И она точно знает, что это свидание? — уточнил Рон, поглядывая на Гермиону, которая, в свою очередь, все еще поглядывала на Гарри. — Я дурак, по-твоему? — Гарри сел рядом с Роном, задел локтем бутылку яблочного сидра, которую Рон оставил на подлокотнике, устало посмотрел на кислую мину Рона, а также на отдающее кислятиной пятно на ковре, и развел руками. — Захвачу у мадам Розмерты еще одну, или ты лучше… м-м-м сам захватишь мадам Розмерту? — Рон порозовел то ли от стыда за бесстыдные намеки Гарри, которые не имели под собой почвы, то ли от того, что бесстыдные намеки до сих пор не имеют под собой почвы. Гарри думал, что Рон… да нет, Гарри редко думал о том, что думает Рон. — И ты думаешь, что не получишь от нее пощечины, как только она догадается? Я ставлю пять галеонов, это будет завтра утром, — Рон ухмыльнулся, закидывая руки за голову. — Не смеши меня, Рон, она слишком умна для этого. Сейчас в ее голове строятся причинно-следственные связи одна другой интереснее, — Гарри кивнул в сторону Гермионы, которая уже хмурила брови, пытаясь разобраться. И уж точно не в книге. — Думаю, рассуждая над моими причинами, она даже не задумается о том, что это может быть свидание. Это же слишком просто и неинтересно. А с Гарри Поттером никогда не бывает просто и неинтересно. Увы, с этим Рон не мог поспорить. С этим даже Гермиона-заучка-Грейнджер не могла поспорить.***
Гермиона не знала, что делать. А такое случалось редко, но случалось, особенно тогда, когда Гарри Поттер имел наглость влезать в ее жизнь. В ее спланированную, правильную и… такую скучную жизнь. Отличная успеваемость, отличное поведение, отличное будущее. Да и она сама — отличная во всех планах девушка, отличий которой от той же Лаванды Браун или Парвати Патил было немало. Она не любила пустые разговоры, не любила пустые головы, не любила пустые переживания, и именно этим от нее отличались Лаванда и Парвати, и именно поэтому Гермиона была для них пустым местом. Гермиона сидела на своей кровати, размышляя. Она не знала, что чувствует к Гарри и чувствует ли что-то помимо странной заинтересованности. И это отнюдь не «та самая» заинтересованность, это самая что ни на есть обыкновенная и даже обоснованная заинтересованность. Гарри Поттер был квинтэссенцией невезучего везения. Он был противоречием. Он был нелогичным. Он был непонятным, а от того притягательным. Гермиона откинулась на подушку и закрыла глаза руками, пытаясь не видеть и не думать о глупой улыбке, которая каждый раз норовила появиться на ее лице, стоило ей подумать о Гарри. — Гермиона, — Джинни влетела в комнату, — ты не могла бы… что с тобой? Все хорошо? — Да, — Гермиона тут же села, выпрямила спину и с вежливой заинтересованностью (по крайней мере, Гермиона надеялась, что из последних сил сдерживаемая улыбка походит на заинтересованность, причем вежливую) посмотрела на Джинни, — что-то случилось? — Да Снейп задал эссе по совместимости ингредиентов в зелье сна-без-сноведений, а в библиотеке сказали, что один из справочников находится у тебя, а другой у… — Джинни скривилась, сглотнула и выдавила: — у Паркинсон… Так что не могла бы ты мне одолжить его до завтра? — Да, конечно, сейчас, — Гермиона не быстро, но и не медленно, встала, подошла к своему столу и, пробежав пальчиками по корешкам, вынула справочник, после чего передала его Джинни. Озадаченно поглядывающей на нее Джинни. — С тобой точно все хорошо? — принимая книгу, спросила та. — Ты сама на себя не похожа… Гермиона прикусила губу, чтобы вновь не улыбнуться, но потом взяла себя в руки и, как ни в чем не бывало, предложила то, что еще никогда не предлагала: — Если хочешь, я могу одолжить тебе свое эссе по этой же теме. — Джинни приподняла в удивлении брови, но отказываться не стала. — Разумеется, когда ты закончишь свое, — добавила Гермиона чуть погодя, потому что чуть погодя до нее и самой дошел смысл ее предложения. — Знаешь, Лаванда сказала, что Гарри тебя пригласил завтра на свидание, — заправляя рыжую прядь за ушко, как бы невзначай бросила Джинни. И да, Джинни тоже не провожала Гарри влюбленным взглядом. — Глупости, Джинни, — тут же отмахнулась Гермиона, — какое свидание! Это же Гарри Поттер. Он меня просто пригласил завтра в Три Метлы… — Гермиона запнулась, — вечером. — Ну-ну, — хмыкнула Джинни, вмиг теряя улыбку, разворачиваясь и открывая дверь, чтобы тут же за ней скрыться, сказав напоследок: — Себе-то хоть не ври. — Джинни… — Гермиона расстроенно смотрела ей вслед. — Но ведь это правда не свидание… Гермиона хотела сначала побежать за Джинни, но остановила себя, не успев остановить сердце, которое начало все быстрее и быстрее биться. А что, если это и правда свидание? Она ведь не была ни на одном. Ведь надо… Глупости! Гермиона нахмурилась. Нашла о чем думать! Ведь Гарри Поттер не мог пригласить ее на свидание. Ему ведь всего лишь нужно ее присутствие. Но что она могла дать ему своим присутствием? Помощь в теоретической части магии? Ведь в прикладной она не сильна, в отличие от него. Отвлечь внимание? Или — наоборот — привлечь его? Ведь Гермиона Грейнджер никогда и ни с кем еще не ходила на свидания, да и не собиралась. Это конечно же будет… смешно. Гермиона вновь нахмурилась. Неужели он хочет над ней посмеяться, как Малфой? Гермиона уже хотела идти вниз и требовать объяснений от Гарри, но тут же замешкалась, останавливаемая ненадежной надеждой. Но если это и вправду свидание? Да еще и с Гарри… Нет! Ей это совсем не нужно. Держаться за ручки, обниматься, целоваться… она что, Лаванда или Парвати? Или хуже того — Панси, которая вот уже который год бегает за Малфоем и, Гермиона не сомневается, находится в середине списка успеваемости по этой же причине. И Гермиона не может себе такого позволить. Никогда и ни за что. Сначала она. Она сама и ее будущее должны быть всегда на первом месте. Гермиона кивнула сама себе и решительно направилась к учебному столу, чтобы закончить домашнее задание. То, которое она обычно делала в субботу… но кто ее осудит? — Бедняжка, — Парвати, которая наблюдала за Гермионой, кивнула Лаванде. — Она, кажется, сломалась. — Я бы тоже сломалась из-за Поттера, — шутливо призналась Лаванда, расчесывая белокурые волосы. — И с каких только пор он бегает за такими невзрачными? После Чанг на вот это… — Он же ловец, — хмыкнула Парвати. — По мне, квоффлы куда притягательнее, — приподняв свои груди, хихикнула Лаванда. — Но притягивают они только Уизли… — поддела ее подруга. — Опять Уизли? Ты серьёзно? Ладно Фред или Джордж, Мерлин разбери, в какой последовательности ты с ними встречалась, но Рон? На нем же природа… — Усердно потрудилась, — Лаванда улыбнулась и откинулась на подушку. — Лаванда… — вздохнула Парвати, качая головой.***
Лаванда держала Рона за руку, а он держал ее за дуру, которая, кажется, и не видит в нем Рона Уизли, а только очередного Уизли. Рон постарался не закатывать глаза так сильно, как хотелось, постарался не зевать так широко и не подпирать голову так часто, как требовалось. Но Лаванда, кажется, этого и не замечала. — Смотри, это Поттер и Грейнджер? — Лаванда потянула его в угол, где было так удобно рассматривать, чем там занимаются Гарри и Гермиона. И он старался на смотреть на них так долго, как хотелось. — Не знаешь, зачем Поттеру понадобилась наша недотрога? — Скучно ему. — Клин клином? — Лаванда пробежалась глазами по свободным штанам и обтягивающей водолазке кремового цвета, которая, на удивление, выделила изгибы тонкого тела Гермионы. Лаванда сказала бы раньше «плоского», но водолазка кремового цвета доказала обратное — неровности имелись. Рон вновь бросил быстрый взгляд на Гарри и Гермиону. Было ли неприятно видеть его и ее вместе? Было. Хотелось ли быть на его месте? Хотелось. Знал ли сам Рон, почему ему было неприятно и хотелось быть на месте Гарри? Не знал, но догадывался, а как догадывался, то боялся. Он боялся сознаться в этом даже себе, но Гермиона ему нравилась. Как девушка. Особенно эти глаза, которые смотрели так восторженно на магический мир в целом и магию в частности. Он знал, что для нее «магия» значит намного больше, чем для него. То, что для него было обыденностью, для нее было магией. И это пленяло. Она была другая, непонятная, недостижимая, а потому и пленительная. Конечно, она не была единственной маглорожденной в замке, на факультете или в потоке, но она была такая одна. Рон разочарованно отпил сливочного пива, так же разочарованно глянул на Лаванду: понятная, достижимая или, можно сказать, доступная. Конечно, она куда трогательнее: его руки так и тянутся потрогать ее полные груди, прижаться к полной заднице, спустить руки на выделяющуюся талию и сжать, чувствуя, как Лаванда льнется, как дышит, как хочет. И вот тут ее полная задница приобретает метафорический смысл для Рона — он-то ее и не хочет. Податливую, готовую и отдающуюся. Благо, Лаванда пока не давит. То ли дело Трейси, которая так похожа сзади на Гермиону, особенно когда не выпрямляет волосы. Такая же тощая, такая же острая, такая же неудобная и непонятная. Рон перевел взгляд на Гарри: тот разглядывал Гермиону, откинувшись на спинку стула и склонив голову на бок. «Будто приценяясь», — мелькнуло в голове у Рона, и он тряхнул головой. — Гарри, — Гермиона решительно посмотрела на Гарри и так же решительно спросила: — Зачем ты меня позвал? — А ты как думаешь? — улыбнулся он, щелкая пальцами, тут же схватывая появившийся перед ним пергамент-меню и начиная тыкать в него палочкой. — Я заказал лимонные пирожные и чай, не против? — Даже наоборот, — смутилась Гермиона тому, что он знает ее пристрастия. — Но не уходи от вопроса, Гарри, — и через мгновение, подумав, что звучала слишком «по-макгонагловски», добавила: — Пожалуйста. — Хотел провести время с тобой, — улыбнулся Гарри, а позже ответил на растерянный взгляд Гермионы, которая только и могла, что моргать, пытаясь не дать надежде застелить глаза. — Это не было очевидно? — Гарри огляделся, осматривая рождественское убранство Трех Метел, а также многочисленных парочек. В одном из закутков он заметил Рона и Лаванду, кивнул им и расплылся в улыбке. Гермиона тоже обернулась, тоже заметила Лаванду, но не Рона (что было привычно, Рона она перестала замечать с тех самых пор, как он начал замечать ее, то есть с первого курса) заметила ее взгляд и, сама не понимая зачем, попыталась пригладить волосы. — Ты удивительно милая, — неожиданно для себя и Гермионы сказал Гарри, перехватывая ее ладонь и слегка сжимая. Гермиона посмотрела на свою руку в руке Гарри, потом посмотрела на самого Гарри и почувствовала, как щеки начинают гореть, все сильнее и сильнее. От смущения или же раздражения — она не могла понять, да и не хотела разбираться. Гарри Поттер смущал ее и раздражал. — Что удивительного в том, что я могу быть милой? — Гермиона отдернула руку, выпрямилась, отдалилась и закрылась. — Так… — она замолчала, заправляя волосы за ухо, — то есть ты пригласил меня сюда, чтобы просто провести со мной время? И все? — Да, некоторые еще зовут это «свиданием». — Интересно, а почему ты забыл об этом мне сказать? — Потому что это была бы пустая трата времени, Гермиона. Как моего, так и твоего. Да и к тому же… — Гарри хотел что-то сказать, но замолчал, а после продолжил: — Разве ты не хотела бы провести вечер со мной? — Гарри, — Гермиона нахмурилась и опустила глаза. А опустила глаза она только потому, что не могла позволить себе их поднять и встретиться с теми, что были напротив. Разве она не предполагала такой вариант развития событий? Предполагала и даже надеялась, но она и не предполагала, что встретится с претворившимися в жизнь желаниями, которые, вопреки всему, оказались не такими и желанными. — Даже если я и хотела, я бы… — Значит, ты все же хотела, — улыбнулся Гарри, перебивая ее, — а это самое главное. — Но послушай же… — попыталась Гермиона вновь, но ее вновь перебили. — Гермиона, один вечер ничего не значит. Одна чашка чая, — Гарри кивнул на появившуюся перед ней чашку, — как и одно пирожное, ничего не изменит. Позволь себе один ничего не значащий вечер. Гермиона измученно выдохнула. Она уже один раз позволила себе ничего не значащий вечер и ни за что не хотела его повторения, а самое главное — последствий того ничего не значащего вечера. А подобных последствий следовало ожидать и от этого вечера, если она хоть что-то понимала в причинно-следственных связях. Совершать одни и те же поступки, ожидая другого результата, глупо, а Гермиона не была глупой или, по крайней мере, старалась таковой не быть, хотя так хотелось… Особенно сейчас. С ним. Гарри же наблюдал за Гермионой. Нравилась ли она ему? Он не мог сказать однозначно. Привлекала ли она его? Однозначно. И не только тем, что она была занудной всезнайкой, которая знала, как и кому будет лучше в той или иной ситуации. А в емкое «кому» ей удалось вместить всех, кроме себя. Гарри сомневался, что она что-то в своей жизни делала потому, что сама того хотела. Вгрызалась в учебу она, по мнению Гарри, потому, что не было иного выбора. А делала ли она что-то еще, помимо учебы, Гарри сомневался. — Вот ответь мне, Гермиона Грейнджер, что бы ты делала сейчас? Училась? — Училась, — кивнула она, — что было бы продуктивным времяпровождением. — Но мы можем сделать и проведенное вместе время продуктивным, — улыбнулся Гарри. — И как же? — Ну смотри, — Гарри огляделся и заметил стоящую на столе вазу с цветами. — Ты знаешь, как зачаровывать цветы, чтобы они оставались свежими как можно дольше? Эти, к примеру, зачаровывались месяца три назад. Гермиона скептически посмотрела сначала на цветы, а потом — на Гарри. — И как ты это узнал? — По состоянию цветов. Смотри, — он привстал, вытянул розу и принюхался. — Запаха почти нет, да и бутоны уже раскрылись. Гермиона тоже привстала, чтобы проверить самой. И правда — запаха не было совсем, однако цветы были настоящие. Она даже потрогала лепестки и стебель. Да и в вазе была вода. — Но, может, это сорт такой… — протянула Гермиона, — я, конечно, не разбираюсь в цветах, но ведь и такое может быть. — Именно поэтому их и зачаровывают — чтобы они дольше стояли и источали аромат, — тут же ответил Гарри. — Я не уверена, Гарри. Это ведь паб. Я не думаю, что в пабе должны быть какие-либо еще запахи помимо тех, что от еды. Иначе тут будет невозможно есть. — Смотрите и запоминайте, Мисс-не-верю-пока-не-проверю, — усмехнулся Гарри, потянувшись за палочкой. Он вывел три петельки, потом круг, а после резко увел палочку в сторону — и букет начал меняться прямо на глазах у Гермионы. Она с восхищением следила за тем, как лепестки поднимаются, бутоны собираются, а листья становятся крепче и зеленее. — А теперь? Гермиона, улыбаясь, тут же приблизилась к вазе, чтобы ощутить запах цветов. Ненавязчивый и дурманящий, он едва слышался — и Гермиона прикрыла глаза, чуть не нырнув носом в охапку роз. — Потрясающе, Гарри! Где ты такому научился? — Моя мама любит розы, поэтому не так давно папа организовал ей зимний сад, чтобы она могла каждый день ими любоваться и не печалиться о том, что они медленно умирают. А до этого я был на страже ее любимых цветов. Мама меня звала рыцарем красной розы, — Гарри важно приосанился, кривляясь перед Гермионой, гордый от того, что смог ее очаровать, а Гермиона не смогла сдержать искренней улыбки, позволив себе очароваться. — А я, стыдно признаться, только омелу и хвойные ветки умею наколдовывать, — увидев озорной блеск в глазах напротив, она тут же протестующе воскликнула: — Не поэтому, Гарри! Я считала, что умение создавать цветы — бесполезно, а то, как создать омелу и хвою, мне пришлось выучить, чтобы помочь в оформлении Большого Зала. Меня Малфой научил… — Да, у миссис Малфой, насколько я знаю, тоже есть оранжерея, — задумчиво отметил Гарри и тихо продолжил: — И павлины. Будто им своего сына мало… — Гарри! — укоризненно произнесла Гермиона, а потом, переменившись в лице, добавила: — Ой, стоило только вспомнить… — Смотрите, кто тут! Грейнджер и Поттер. Поттер и Грейнджер… — Малфой задумчиво нахмурился, Гарри ожидающе на него глянул, а Гермиона подавила желание закрыть глаза. — В какой последовательности ни назови, а послевкусие одно и то же. Грязное и потное. Гермионе становилось неловко, как только Малфой появлялся рядом. Ей было неловко от того, как ловко Малфой напоминал ей о том самом вечере. Ее рука в его руке, его слова в ее голове, его губы — на ее щеке. И следом пощечина, которую он не смог ей простить. И Гермиона позволяла ему обижать себя, все еще помня, как обидела его… — Отрадно слышать, Малфой, что ты знаешь, каковы на вкус грязь и пот, — протянул Гарри. — Где поднаторел? В прославленном малфоевском курятнике? — Отрадно слышать, — передразнил его Малфой, — что о прославленном малфоевском курятнике молва дошла и до такого непрославленного плебея, как ты. — Прикрой-ка свой грязный рот… — Как грубо, Поттер, — перебил его Малфой, деланно устыдившись, и покосился на Гермиону, — говорить такое о Грейнджер. Обоснованно, замечу, но грубо. Гарри поднялся, схватил Драко за мантию и сказал: — Обоснованно ты сейчас начнешь извиняться, иначе вылетишь отсюда. — Пожалуй, с меня хватит, — Гермиона резко встала и, схватив свое пальто, направилась вон из Трех Метел. Но не успела она дойти до двери, как ее окликнули: — Эй! Золушка, ты кое-что потеряла! Гермиона так же резко развернулась и увидела Гарри, все еще державшего Малфоя за мантию, который, в свою очередь, держал в руках ее шапку. Она бы наплевала на шапку, на Малфоя, да и на Поттера, но что-то не позволило ей развернуться и уйти. Наверное, проснувшееся самоуважение. — Отдай, пожалуйста, мою шапку. Малфой протянул ей шапку, Гермиона недоверчиво посмотрела сначала на Малфоя, потом на шапку, потом снова на Малфоя. И как только она собралась забрать ее из рук Драко, тот одновременно с гадкой ухмылкой так же гадко позволил шапке упасть в мешанину из талого снега, земли и остатков еды, проще говоря — грязи. Гермиона так и осталась стоять с протянутой рукой, смотря на свою шапку, на которую следом за ее взглядом опустилась полированная туфля Малфоя, вдавливая ее в пол. Гермиона смотрела. Она не думала, не двигалась и не говорила. Она просто смотрела, как ее, вместе с ее шапкой, втаптывают в грязь. В очередной раз. Она не помнила, когда глаза затуманили слезы, а когда — злость. Она не понимала, как ей хватило смелости, чтобы залепить еще одну пощечину Драко Малфою. Но она это сделала. Хлопок. Тишина. И гогот. Она сморгнула слезы и увидела красное от смеха лицо Малфоя и красное от пощечины лицо Поттера.***
— Прости, Гарри, — очищая от грязи шапку, проговорила Гермиона. — Я не хотела, чтобы все так получилось. — Она убрала палочку, глянула на идущего рядом Гарри и вздохнула. Она чувствовала себя виноватой. И раздраженной, конечно, потому что ей не за что было чувствовать себя виноватой. — Но, знаешь, ничего этого и не случилось бы, если бы ты сразу все сказал, как нормальный человек! — А я не нормальный человек, Гермиона, — усмехнулся Гарри, рассматривая звездное небо. — Глупости не говори, — отмахнулась Гермиона, — выглядишь ты, говоришь и ведешь себя как нормальный человек. Может, немного невезучий, но определенно нормальный человек. — Это уже как посмотреть, — улыбнулся Гарри, смотря на Гермиону. — Как говорит Рон, все что я ни делаю — все к лучшему, даже худшее — и то к лучшему. — И как ты классифицируешь эту ситуацию? К первой или второй категории? — Пока еще сложно сказать, — протянул Гарри. — Почему? — Вечер только начался. — Не знаю, как у тебя, а у меня он уже закончился. На сегодня мне хватит твоей поттеровской везучей невезучести, — Гермиона натянула шарф до самого носа, угрюмо засовывая шапку в карман. — Хорошо, давай подумаем, что произойдет, когда ты вернешься в башню. Учиться ты не сможешь, слишком взвинчена, сидеть сложа руки — тоже. Гермиона скосила глаза на идущего рядом Гарри, внутренне признавая его правоту, но не внешне. — А что я должна делать, по твоему мнению? — Довериться мне еще раз, — вновь улыбнулся Гарри, ловя ее за локоть, чтобы остановить. — Но всего один раз! Если я и второй раз не смогу скрасить твое времяпровождение, то я не буду настаивать на третьем. — Он придержал ее за локоть, а потом приспустил шарф, который скрывал ее губы. — Ух, да у тебя губы синие… Погоди… И только не пугайся, ладно? И Гермиона замерла. Неужели он сделает это… и не просто это, а ЭТО! Она так боялась увериться в своих догадках, но еще больше она боялась оказаться неправой. Первый поцелуй… Гермиону трясло от волнения. Или же от мороза, но Гермиона едва ли могла в тот момент отличить первое от второго, потому что ждала, зажмурившись и сжав кулачки. Гарри же в это время, направив палочку ей в лицо, сосредоточенно выводил в воздухе петельки, как его учил папа, чтобы не только согреть ее снаружи, но и изнутри. — Ну вот и все! — радостно сообщил он, когда увидел ярко-оранжевое свечение, окутавшее Гермиону. Та же неуверенно открыла один глаз. Потом так же неуверенно второй, а следом покосилась на свои перчатки, которые — дымились. В прямом смысле этого слова. — Ч-что ты наделал?! — взвизгнула она, скидывая перчатки и в ужасе смотря на объятые свечением руки. — Отмени! Отмени сейчас же! — Тебе больно?! — тут же всполошился Гарри, пытаясь схватить ее за руки. — Гермиона?! Но Гермиона вертелась, словно взбалмошная пикси. Жар окутывал ее не только снаружи, но и изнутри. Будто она упала в горячий источник и теперь не может выбраться, барахтаясь в горячей воде и настолько же горячем отчаянии. — Стой же! — Гарри кинулся к ней, пытаясь ее поймать. — Гермиона! Но она не останавливалась, распаляясь все больше и больше. И Гарри, недолго думая, разбежался и прыгнул на нее, повалив в сугроб. С визгом Гермионы они упали прямо в толщу сугроба, проваливаясь на добрый фут в рыхлый снег. Гермиона все еще верещала, ворочалась и брыкалась, изредка сплевывая снег, но Гарри настойчиво прижимал ее телом к земле, с волнением рассматривая раскрасневшиеся щеки, губы и глаза, а также хлюпающий курносый нос, который был тоже красный. Неужели он ее обжег?.. — Легче? — спросил он ее и, дождавшись слабого кивка, добавил: — Что-то болит? — Нет, — все еще глубоко дыша, отозвалась та, а потом вяло пошевелила руками, которые все еще сдерживал Гарри. — А теперь не мог бы ты с меня слезть? — Не мог, — улыбнулся он, уверившись и успокоившись. — Почему это? — отчетливо проговаривая слога, спросила Гермиона. И если бы Гарри был более внимательным, а он, увы, никогда таковым не был, то почувствовал бы, что что-то было не так. Кротость Гермионы, например. — Вид уж больно привлекательный, — ухмыльнулся он. — Слезь. С. Меня! — отчеканила Гермиона, резко дернувшись. И Гарри, все же почуяв неладное — коленку Гермионы там, где не надо — торопливо слез с нее. Гермиона тут же подскочила, вся в снегу и в бешенстве, и начала на него наступать, тыча пальцем ему в грудь: — Это безрассудство! Каким надо быть безответственным, бесчувственным и глупым… — Гермиона испуганно запнулась, но, окинув его взглядом с головы до ног, продолжила: — Кем надо быть, чтобы использовать заклинание на живом человеке, толком не зная, как оно работает! — Зная, — поправил ее Гарри. — З-зная?! — Гермиона подавилась возмущением, вытаращив глаза. — То есть ты знал, что случится, и все равно сделал это со мной? — она даже оступилась, пытаясь от него отойти. — За что, Гарри?! — уже совсем тихо спросила Гермона, вдруг почувствовав, как начало сдавливать горло от обиды. — Что я тебе сделала, что ты так со мной поступил?.. — Гермиона… — опешив от ее слов, Гарри тут же начал оправдываться: — Это наше семейное заклинание, мы его зовем «Солнышко». Оно согревает снаружи и изнутри. Мы всегда им пользуемся во время долгих прогулок по лесу зимой. Его мой папа придумал для моей мамы — она у нас мерзлячка. — Гарри говорил торопливо, боясь, что она просто развернется и уйдет, так и не дослушав, а самое главное — не поняв. — Заклинание не должно было сделать тебе больно… Я не знаю, что пошло не так. Я ведь уже и на маме, и на папе его использовал… И на мне его использовали не раз. Да, становится жарко, но всего лишь на миг! Зато прогревает до костей… Извини, если испугал и сделал больно. — Он подошел к ней ближе, заглядывая в глаза. Гермиона затаила дыхание. — Я хотел всего лишь согреть тебя. Гермиона стояла от него в двух шагах, обхватив себя руками. Ей хотелось плакать, смеяться, злиться. И все это одновременно. Умом она понимала, что ничего не случилось: она осталась цела. Даже перчатки остались целы, хотя дымили, будто Хогвартс-экспресс. А вот в груди — там, где билось сердце — у нее все сжималось от вины и стыда. Она, вопреки своей хваленой выдержке и рассудительности, растерялась, нагрубила и оскорбила человека, который проявил о ней заботу. Первый, кто проявил о ней заботу. И теперь, после всего сказанного, она не могла набраться смелости и признаться, что была неправа. И извиниться. И Гарри чувствовал себя не лучше. Он винил себя за все, что с ними, но главное — с ней, приключилось и еще могло приключиться: за Малфоя, за шапку, за «Солнышко», за перчатки… Он знал, что едва ли сможет что-то исправить, не сделав еще хуже. Хотя куда уж хуже. Он едва не поджег ее… — Гарри… — Гермиона, — Гарри выпрямился и посмотрел ей прямо в глаза. Собравшаяся было с мыслями Гермиона тут же трусливо замолчала. — Я прошу у тебя прощения за то, что испортил вечер. И я обещаю, что не потревожу тебя вновь. Позволишь проводить тебя до замка? Я знаю, что доставил тебе много проблем, и не хочу доставлять еще больше, но и одну отпустить тебя не могу. Если… если хочешь, я могу идти чуть поодаль. — Гарри… — Пожалуйста, — тут же перебил ее он, вновь заглядывая ей в глаза. И Гермионе ничего не осталось, кроме как кивнуть. Она глубоко вздохнула и пошагала в замок, проваливаясь в снег едва ли не до самых щиколоток и прислушиваясь к шагам позади. Ей было совестно. А также жаль Гарри, который, как она думала, корил себя попусту. Только потому, что ей не хватило храбрости признаться и извиниться за сказанное. Она… она просто не подумала, выпалив скорее от переизбытка чувств, чем мозгов, все те обидные слова. Они шли молча, только Гермиона все порывалась остановиться, обернуться и извиниться, но откладывала… пока они не дошли до внутреннего двора замка. — Гарри, — обернувшись, она несмело улыбнулась. Он смотрел на нее, ссутулившись и засунув руки в карманы. — Я хотела сказать… — Гермиона устремила глаза вверх, не в силах смотреть в его грустные, а после — удивленно произнесла: — Над нами омела… Гарри задрал голову и увидел пучок омелы, который разрастался прямо над их головами: резные листья увеличивались в размерах; то тут, то там наливались цветом ягодки. Последовавшее извинение было лучшим из всех, что он когда-либо получал. Хотя о том, что это было именно извинение, он узнал многими минутами позже, распробовав его как следует.