***
День первый. - Тина, слишком много теста за раз! Нам не нужны коржики, нам нужны блинчики, ты помнишь? Ты весело смеешься, наблюдая, как я неумело пытаюсь освоить эту твою магию приготовления почти кружевных блинчиков. Не умею, как ты, но мне жутко нравится то, с каким удовольствием ты уплетаешь эти мои «коржики» прямо на ходу, словно заметаешь следы моего преступления. А потом ты обхватываешь мои ладони своими, фиксируя их на кухонной утвари, задавая направление движениям, словно помогаешь мне управлять процессом, но всегда оставляешь финальные аккорды за мной, приговаривая без конца «теперь сама, сама, умница». Целуешь меня в висок, а потом переходишь на волосы, и это меня жутко отвлекает. У меня снова ничего не выходит, я ругаюсь, а ты только улыбаешься в ответ, так божественно нежно, что я тут же забываю всю твою магическую науку. Проваливаюсь в тебя взглядом, пытаясь вспомнить, учил ли меня кто-либо чему-то с такой любовью. Как ты так умеешь… Прихожу в себя, только когда рецепторы начинает тревожить едкий запах подгорающего теста. Ты отрываешь очередной кусочек от еще неостывшего блинчика, словно не замечая, что он подгорел, и с аппетитом отправляешь его в рот. Я не сдерживаюсь и откусываю кусочек, задержавшийся на твоих губах. Ты хохочешь, как ребенок, удивлённый моей внезапной шалостью. - Спасибо, что учишь меня. - Готовить? - Жить.***
День второй. - Ты когда-нибудь изменял, Дан? - Да. - И кто это был? - Ты о той, кому я изменял или с кем? - Не важно. - Она была пустотой, Тин. - Это ты о той, которая «кому» или «с кем»? - Это я о себе.***
День третий. Ты так сладко спишь, положив голову мне на колени, и я не нахожу в себе сил тебя разбудить. На мне все еще твой свитер, он безумно пахнет тобой. Узнаю этот особый аромат среди тысяч других, хотя даже не догадываюсь о его ингредиентах. В нем есть ты, ты и ты. Я уловила его в тот самый день, когда впервые пронеслась мимо вас с Завадюком по коридору съемочного павильона. Я специально сделала вид, что не заметила тебя, хотя у меня было предостаточно времени рассмотреть тебя со спины и узнать. оказавшись совсем рядом, я вдруг глубоко вдохнула, готовясь произнести вслух твое имя и поздороваться, но поймала с воздухом нечто другое, и внутри как будто что-то щелкнуло. Я мчалась в свою гримерку, дрожа всем телом, чувствуя на себе твой огненный взгляд, и заперлась там, долго уговаривая себя присоединиться к вам в кабинете Завадюка. Не знаю, почему я так себя вела и что это было. Я, кажется, ничего так в жизни не боялась, как встретиться тогда с тобой взглядами. И мы встретились. И мне показалось, что в тот момент я просто начала распадаться на атомы. И до сих пор распадаюсь каждый раз, когда ты вот так смотришь на меня исподлобья своими глазами цвета глубокой летней ночи. Когда ты проснешься, я обязательно расскажу тебе об этом.***
День четвертый. - Кенгуруш, признайся, ты влюблена? – ты внезапно появляешься прямо передо мной из-за дерева и пронзаешь меня слишком откровенным и требовательным взглядом. Утром мы вышли прогуляться в лес. Как раз выпал свежий снег, и я даже на некоторое время поверила, что вокруг нас действительно зима. Я молчу и улыбаюсь, не находя слов. Все еще не находя слов… Ты тоже выпал во мне, как этот девственно чистый снег. И внутри у меня сейчас так прохладно и легко. Будто больше не тлеет ничего. Кажется… Я все еще молчу, а ты не переспрашиваешь. Мысленно прошу тебя не прекращать спрашивать. Я почти добралась до последней ступеньки этой бесконечной лестницы, с которой с уверенностью шагну в свое уверенное «Да», как в самую желанную пропасть. Только ты подожди меня там наверху, в своем небе, лишенном страхов, еще немножко, ладно?***
День пятый. Я сижу на полу в запертой изнутри ванной, обхватив руками колени, и рыдаю как сумасшедшая, не в силах остановиться, даже чтобы просто подышать. Ты тоже сидишь на полу, только с обратной стороны моего маленького ада и терпеливо ждешь. Я чувствую тепло твоей спины даже через дверь и стараюсь прижиматься к ней как можно плотнее. Чтобы стало хоть немного легче… Я сказала тебе, что никогда не перестану любить его… Что мое сердце никогда не будет принадлежать тебе так, как я бы этого хотела. Так, как ты этого заслуживаешь. Я думала ты уйдешь, но ты все еще не уходишь. Просто сидишь по ту сторону двери и молчишь. Ты спросил у меня несколько дней назад, когда мы добивали друг друга в первый вечер у Димы дома, за что я тебе? И мне до сих пор больно от этих слов. Я не знаю, за что. Мне так жаль, что тебе досталась именно я, Дан. Искренне жаль. Мне ужасающе сложно нести свой багаж прошлого. Я не хочу взваливать его на твои плечи, но и отказаться от него не могу. Повтори мне еще раз свои слова о том, что мы все сможем. Пусть это будет в сотый раз. Я никак не могу их расслышать, Дан. А мне так хочется в них верить. К полуночи я засыпаю, обессилев от слез, там же на полу, так и не решившись открыть тебе дверь и посмотреть в глаза после сказанного. Мягкий лунный свет из окна растворяет меня в забвении, и мне кажется, что я просто медленно умираю. А утром я проснулась уже на твоих руках, закутанная с ног до головы в мягкое одеяло. Ты смотрел на меня покрасневшими от усталости глазами, которые ни разу не сомкнулись за всю ночь, боясь оставить меня без присмотра. И в них было столько любви, что она вполне ощутимо струилась по моему обезвоженному от рыданий телу. Минус один замок, минус одна дверь. И это вовсе не о доме Димы. Хотя и о нем тоже…***
День шестой. - Кароль, тебе обязательно нужна дочь. Ты обязана клонировать в ком-то свою красоту. Моя голова лежит на твоих коленях, и ты рассматриваешь меня с непривычного ракурса, выглядывая откуда-то из-за моей макушки. - Да, я бы хотела дочку. Я даже знаю, как назову ее. - Как? - Риммой. - Хм… А тебе нравится имя Алиса? - Хм… Римма лучше. И я, вообще-то, не рассматриваю больше никакие варианты! Ты молча ухмыляешься, потешаясь над моим бескомпромиссным командирским тоном, а во взгляде читается твое дерзкое «ну-ну», которое обыгрывает меня каждый раз. - Кароль… Кажется, нам понадобятся две дочки.***
День седьмой. Мы долго сидим напротив, обняв колени друг друга и просто молчим, словно смотрим в глазах молчаливого собеседника немое кино о его жизни. Слова у нас давно закончились. Как и мои слезы. На часах 4 утра, но мы, кажется, давно перепутали день и ночь. Перепутали общепринятое. Перепутали все, что было частным, и теперь обнимаем что-то общее. Я рассматриваю твое лицо в отблесках огня камина. Черный глянец глаз эффектно отражает языки пламени, рисуя что-то свое, что-то обо мне, что-то о любви. - Когда у людей наступит утро, я съезжу в магазин и куплю тебе какие-то вещи. - Если ты надеешься, что я верну тебе твой свитер, можешь уже начинать прощаться с этой мыслью. Я все еще по привычке язвлю в ответ на проявляемую тобой заботу. Ты сверкаешь огненным взглядом, раздвигаешь мои колени и, властно схватив за талию, притягиваешь к себе, что я почти с ходу влетаю в твои губы. Ты тоже умеешь язвить, но немного по-другому. Люблю в тебе эту силу, она в каждом твоем движении, каждом слове. Люблю твою спонтанность, прямоту и настойчивость, не приемлющую возражений. Вот это твое «в силах меня приручить…» Меня тут же охватывает желание, хотя мы занимаемся любовью, кажется, чаще, чем дышим. Целуешь меня, жадно царапая зубами и без того истерзанные губы. Свитер молниеносно слетает с моего тела, и я тут же ощущая каждой клеточкой твоё, обнимающее меня с неведомой мне ранее страстью, обволакивающее своим теплом в незримый кокон. - Готова променять его только на такую одежду, - вставляю несмело между твоими поцелуями. Миг – и я уже на спине под тобой. Из груди вырывается смешок – мне еще хватает смелости потешаться над твоими хищными повадками в обладании своей жертвой, но одно твое движение - и мое положение уже явно не то, чтобы ставить тебе какие-то условия и думать о чем-то, кроме следующего твоего хода. Да и думать удается совсем недолго.***
День восьмой. - Почему ты решилась прыгнуть со мной с моста? - У меня не было выбора. - Врешь. - Вру. Я морщу нос, зная, как ты любишь эту гримасу. Ты улыбаешься, зная, что прятаться от тебя я умею пока лучше всего. И добавляешь: - И я тебя.***
День девятый. - Тина, чего бы ты никогда не смогла простить человеку? - Все могла бы простить. - Даже предательство? - Да. Мне никто ничего не должен. - То есть, ты бы осталась с человеком, если… - Простить и остаться – это разные вещи. Я бы не осталась. Это еще большее предательство по отношению к себе. - Тина, а ты бы простила предательство мне? Я откладываю в сторону книгу, которую только что читала тебе вслух, забираюсь к тебе на колени и внимательно рассматриваю лицо, поглаживая колючие скулы подушечками пальцев, которые уже почти стёрлись о них за все эти дни. - А ты не предашь… Спрашиваю и утверждаю в одной фразе. А потом повторяю, словно переписывая в чистовик: - А ты не предашь. И в этот раз сказанное не приемлет более никаких вариантов интонации, кроме одной – утвердительной.***
...Я медленно провожу пальцами по обостренным ребрам двух осколков турмалина, покоившихся на моей ладони. Глаза невольно наполняются слезами, словно на моих руках только что умер кто-то очень дорогой, с кем мы так и не успели толком познакомиться. В голове всплывает та ужасная сцена, когда я так же швырнула твой подарок в порыве неконтролируемой ревности, вымотанная в край переживаниями о нас. Сжимаю в кулаке два кусочка камня и поворачиваюсь к тебе. А в твоих глазах в это время рушатся все миры. - Тина?.. – ты говоришь еле слышно, словно нащупываешь словами мой пульс. С горечью всматриваешься в слезы на моих глазах. Ты словно канатоходец, который делает первый шаг по тонкой веревке над бездной, не имея при этом ни страховки, ни уверенности в том, что он не станет последним. И я знаю, о чем ты думаешь, Дан. Ведь твоя бездна – это я. Бездна, которая полна всего на свете, кроме доверия к тебе. Но… - Она разбила его, Дан! Вот же сучка! – я резко перечеркиваю все лишнее, что было сказано и услышано здесь. Все, кроме одного, что действительно имеет значение. И это "одно" сейчас зажато в моем кулаке. – Но я что-нибудь придумаю. Кажется, у меня есть… Я все же не выдерживаю, и последние слова захлебываются в слезах. Но я улыбаюсь тебе, вопреки им. Чтобы ты выдохнул, наконец. Чтобы ты знал, что я выбрала, кому доверять. Выбрала давно, еще тогда на мосту, или еще тогда в Париже, или еще тогда, когда пронеслась мимо вас с Завадюком, боясь зацепиться о твой взгляд и потерять голову. Или еще раньше – не знаю, не знаю… Выбрала давно, но научилась этому за те девять дней нашего случайного заточения в том доме. Но одно я знаю точно – в отношении тебя я больше не приемлю никаких вариантов интонаций, кроме одной. Хочу, чтобы ты это знал.