tranquility

чонгук открывает замочную скважину уже побитым черным ключом. заходит внутрь, вытирает ноги о коврик, кидает вещи на стоящий рядом с входом стул и оглядывается. до жути темно, а темнота как всегда играет свою роль — душит, угнетает и давит на тебя. гук ужасно устал. находит на ощупь выключатель, зажмуривается от яркого света, рассматривает комнату. он сделал тут ремонт совсем недавно, поэтому не успел привыкнуть абсолютно ни к чему. чон хотел сделать всю квартиру в темных тонах, но есть незадача — тэхён до жути боится темноты. в итоге договорились на типичный пастельный цвет абсолютно для всего. кроме их комнаты, конечно. там сохранились черно-белые традиции их странной совместимости. они слишком противоположны. когда впервые встретились в компании друзей той кофейни, помнится, чуть не подрались, потому что тэхён оскорбил металл, назвав это «музыкой под насилие». насиловать, конечно, под нее можно (он сам пробовал), но вот тогда это звучало самым жестоким оскорблением в сердце. на вопрос, какую музыку тогда предпочитает этот «ким», получил ответ в лоб и удар ниже пояса — классику. их соседи буквально сходят с ума по выходным, когда они оба дома. а ещё тэхён ненавидит острое, горькое и трудно жующееся, чонгук — наоборот. у них дома вообще на кухне вечное смешивание запахов и вкусов, что можно в обморок упасть. у кима страсть к светлому, яркому, красивому, интересному, а у чона — мания к темному, удобному, незаметному и, наверное, красивому тоже, потому что его человек безумно красив. со стороны комнат доносится шарканье тапок по линолеуму, усталые зевания и чихания. да уж, на улице довольно прохладно, а отопление вырубили, потому что лето. — я тебя разбудил? — снимая свои любимые массивные ботинки, чонгук смотрит в лицо зашедшему в гостиную. — ты хлопнул дверью, а на улице дети начали до ужаса громко кричать и смеяться. поэтому да, разбудил. — тэ потирает глаза одной рукой, второй придерживая подушку, а сам шаркает ногами к кухне. — ты будешь ужинать? — тэхён, на часах почти 12 часов ночи. — вот именно, я ничего не давал тебе с собой на работу. ты чего сегодня задержался-то так? обычно в 10 часов уже тут… — он достает из холодильника лотки с курицей и рисом и ставит на стол, зависая. — что-то случилось? — я забыл сказать тебе про ревизию, но писал об этом в сообщениях. ты не читал? — нет, я пришел где-то в 9 часов вечера сам, помылся, приготовил, поел и лег спать. — а у тебя что? управляющего банком, да еще и омегу, не смеют задерживать по рабочим часам, разве что-то путаю? — чон на самом деле сейчас бы ничего не хотел. ни объятий, ни разговоров, ни еды. ему бы простого человеческого и нормального сна. — налей мне чай потом, пожалуйста. — хорошо. у нас случился казус с одной клиенткой. — шумно выдохнув, он перемешал рис, добавляя туда немного масла. — недосдача. 45 тысяч вон. понимаешь? я не знаю, что делать с кассой. недосдача в виде сорока пяти тысяч вон это очень много. клиентка рвала и метала. — что потом? я поставлю чайник, рассказывай. — чонгук поправил чужую задравшуюся пижаму кремового цвета в клетку и отошел, потому что надо правда уже приниматься за дело. — я вышел к ней, попросил успокоиться и уверил, что мы сейчас во всём разберемся, главное не паниковать и сохранять спокойствие. она сразу села и посмотрела на меня таким взглядом, мол это я у нее прямо перед носом забрал эти деньги. — смотря за неуклюжим старшим до жути грустно. ким рыкает и забирает чайник из рук, ставя его нормально. — чонгук, мать твою, просто поставь чайник нормально, хватит мучить бедную плиту… — а я что? я ставлю, а он качается. — тэхён в ярости страшный. ужасно страшный, но в то же время еще и милый, что тебя полностью выводит из колеи. ким хозяйственный и неряшливый до жути, а гук любит чистоту и готов иногда тэ шею свернуть за беспорядок в каждом углу их дома. вот так вот они и уживаются — странно и сплоченно. — джун недавно спрашивал, кстати, что мы будем делать с нашими отпусками. у тебя же в июле, правда? — да, с июля по первое августа. у тебя, — он обернулся на календарь, который висит на другой стене напротив холодильника. — насколько помню, тоже с такими же числами. — так вот, он предлагал всемером укатить в америку, но я так не хочу тратить свой отпуск на это… в смысле, я хотел поехать с тобой куда-нибудь, где тепло, и только с тобой. с ребятами повидаться конечно тоже надо, самому интересно, как там чимин в роли тамады на свадьбах и все такое, но с тобой хочется свалить больше… — я хотел в дубаи, если честно. даже отель присмотрел. там рядом все есть, а в самом здании и спа, и массаж, и бассейн. даже тренировочный зал есть. — дубаи? я посмотрю что у нас с финансами и мы обсудим это… давай завтра? я жутко устал сегодня. ревизия в офисе не приносит мне никакой радости, а твоя курица, сон и объятия в теплой, мягкой кроватке — да. чонгук опять вернулся к мягкому и теплому младшему, обнимая его. с ним уютно и безопасно, а тэхён даже не сопротивляется. привык, доверяет, сам просит ласки и утешения. а утешения ему нужно много. все банковские работы отбирают кучу нервов, делая из него куклу для собственных махинаций и планов, вынимая все внутренности и доводя до белого каления. ким ужасно волнуется за каждого сотрудника, за каждую вещь в банке не потому, что они довольно дорогие и ему влетит с верхов, а из-за того, что не хочет тратить нервы всех остальных. о нём и так уже достаточно волнуются. все. он выключает газ на плите и выкладывает еду на белую тарелку с черной каёмочкой. любимая тарелка чонгука, он отказывается ужинать не в ней. чонгук вообще ребенок до кончиков пальцев — в комнате куча мягких игрушек, все в доме мягкое и приятное на ощупь, пижама у него с кроликами и смотрит он по утрам не новости, а детские передачи по типу «с добрым утром, малыши!». они, не разрывая объятий, идут до гостиной и останавливаются там, не включая свет. ким с самого детства боится этой чертовой темноты. его часто оставляли одного в трехлетнем возрасте, а в том месте, где раньше жил он со своей семьей, были частые грозы. и темнело рано, где-то в 15 часов. представьте себе одного маленького мальчика без взрослых в довольно обширном частном доме, который даже до выключателя не может дотянуться из-за возраста и роста. он не винит родителей, они не могли знать, потому что тэ было стыдно об этом говорить вечно уставшим родителям, которые только и делали, что пахали на работе для благополучия семьи. он их понимал. а сейчас рядом есть чонгук. чонгук, которого тэхён доверил всего себя пару лет назад — без возможности возврата и обмена. чонгук, который всегда защитит его и поможет. чонгук, который готов быть рядом в любую секунду течения жизни. чонгук, который безумно любит тэхёна, и наоборот. он обнимает старшего, что с довольной миной уплетает рис. за окном уже выключаются уличные фонари, а компании подростков идут по тротуарам со смехом, видимо, к себе домой. — что сегодня еще было? твоя банковская жизнь такая бурная… — с набитым ртом пытается спросить гук. — у меня вообще скукота по сравнению с тобой. — конечно, в офисе крупной компании, где сплошь и рядом беты да альфы работать скучно, понимаю. — смеется омега, крепче прижимаясь. — у нас все дамы омеги, ни одного или одной альфы, кроме начальников дирекций. весело-то как… — все в порядке? тэхён, ты словно сам не свой. заметил всё же. — да, все в порядке, почему ты спрашиваешь? а вот и нифигашеньки. ким уже около недели ничего нормально не ест. пытается готовить адекватно, кушать при чонгуке достаточно, а на самом деле его тошнит по три раза на дне, и голова кружится. про то, что он ощущает себя очень пусто, вообще молчать надо. а сегодня он, на самом деле, взял отгул, и просидел у доктора около двух часов. клиентка с недосдачей тоже была, конечно, но разобрались они вместе со всеми сотрудниками довольно быстро, на удивление. так вот, тэ даже все свои симптомы смог вспомнить: и больную голову, и тошноту, и слабость. даже то, что однажды у него были проблемы с сердцем, смог вспомнить, хоть это и было почти в младенчестве. вот и сходил. — не лги мне, ким тэхён. — он отложил тарелку на журнальный столик с глухим стуком, и было ясно — он раздражен. чонгук всегда относился к нему, как к самой дорогой вещи в мире. трепетно, нежно, заботливо. он даже говорил это ему — сто раз и в лоб, чтобы понял не через намеки, а прямо и ясно для избежания искажения смысла слов, а еще говорил, что тэхён не вещь, а человек, самый настоящий и живой, со своими чувствами. чон не смог вытащить его из этого болота отчаяния, но вместо того, чтобы оставить его там одного утопать, зашел туда сам. теперь они вместе идут ко дну. или... — я не лгу. все правда хорошо, за исключением… я ходил к врачу. помнишь, что меня тошнило всю неделю? — да, я давно хотел спросить, почему ты ешь через силу при мне. — альфа повернул его к себе лицом, держа за талию. — все хорошо? ты даже пахнешь слабее. — слабее? — отводит взгляд ким. в глаза смотреть страшно, стыдно. чонгук вспыльчив, как и все альфы, в прочем-то, но тут есть и еще одна загвоздка — чонгук не понимает намеков, как и его омега, да и еще плюсом с первого раза не все правильно слышит. как воспримет новость? как отреагирует? порадуется? скажет «угу» и уйдет в комнату? просто уйдет без слов? никто не знает, и сам чонгук, наверняка, тоже. — подожди, если ты мне сейчас скажешь все честно, то у меня тоже есть для тебя кое-что. чон не особо уверен в своем действии. не уверен, что преподнесет мысль правильно, боится поспешить или уже опоздать. что с тэхёном? он не знает, но уверен, что новость никак не повлияет на его действие. а домой он пришел с маленьким пакетиком, в котором была крохотная коробочка. никакой ревизии у чонгука не было. ложь во благо тоже ложь, он знает, но всё же хочется порадовать самого любимого человека. хотя бы немного вернуть все то, что однажды ким отдал ему. но он боится. боится, что тэхён не примет его сердце, хоть они и живут вместе уже около двух лет. боится, что тэхён испугается и уйдет, потому что решение невозможно принять, хотя из них двоих именно он самый смелый. боится, что сам струсит и не сможет сделать, хотя готовился. — сейчас время быть честным. тэхён… ты все еще в сознании? — спрашивает чон, вглядываясь в темноту. яркие глаза кима не заметить невозможно, и он находит. — д-да. — ладно… — он включает небольшой напольный светильник неподалеку, чтобы можно было увидеть хоть что-то. делает глубокий вдох, а сзади руками достает из пакета бархатную коробочку красного цвета. любимого цвета тэхёна. — помнишь, как около двух с половиной лет назад мы начали встречаться? помнишь, как мы сидели на улицах города, стараясь найти хоть какую-то копейку для студенческого проживания? помнишь, как впервые устроились на работу, как впервые поцеловались на том злосчастном мосту ночью, как впервые уехали отдыхать на собственные накопленные деньги? я ценил и ценю все это — все те маленькие и большие моменты, что мы проводим с тобой. я ценю твою поддержку и заботу, стараясь отдать тебе что-то более значимое, чтобы все было честно, но буквально несколько дней назад понял, что не отдал тебе то самое ценное, что сохранилось у меня. я до сих пор не отдал тебе свое сердце, в то время как ты сотни раз вторил, что уже давно весь мой — целиком и полностью. теперь я готов. теперь я понимаю, что могу отдать тебе всего себя, всю свою душу и сердце без возможности возврата обратно. — он подходит ближе к явно заставленному врасплох омеге, улыбается мягко, смотрит прямо в глаза и вкладывает одну-единственную вещь из коробочки. — ким тэхён, ты выйдешь за меня? омега всматривается еще раз. пытается прочитать что-то сквозь собственные слезы в глазах сидящего противоположно, но не удается. никакого скрытого смысла нет. никаких плохих намерений или чего-то другого злого тоже нет. чонгук искренен. он верит, что смог донести правильно. осталось ждать, когда до тэхёна эта правильность дойдет. а до кима доходит мгновенно. — миллион, тысячи, сотни раз да. да, да, и еще раз да. черт возьми, чонгук, ты меня так… испугал… мне нельзя пугаться… — рассказывай. после подобного я хочу слышать правду и только правду. вдох. тэхён хочет рассказать. честно, прямо. надеется, что все получится. — я теперь... беременный омега? твой беременный омега, чон чонгук. первый месяц, уже на этой неделе будет второй. я… я так долго был в незнании. целый месяц, почти два! чонгук, я буду ужасным отцом-омегой, да?.. я… — перестань. — старший альфа буквально задыхается. не от того, что удивлен (хотя и от этого тоже), а от любви. вот он, самый дорогой ему человек во всей галактике — сидит напротив, все такой же близкий и мягкий, теплый и прекрасный. даже с застывшими слезами в глазах, даже с этими спутавшимися кудрявыми волосами русого цвета от сна, даже с этими покрасневшими щеками и худой фигурой, он все ещё любим чонгуком. он рядом, никуда и никогда не денется, не убежит и не пропадет. обнадеживает, что будет всегда. и не один. — как я могу говорить, что ты будешь ужасным отцом-омегой, когда я даже не знаю, каким родителем буду я? я не люблю непроверенные факты. — ким спускается и садится ближе, ища утешение от собственной неуверенности, прижимаясь всем телом к сидящему на полу. — успокойся. тебе же нельзя беспокоиться и волноваться, ты понял? — понял, понял, перестань читать мне и нашему ребенку нотации, папочка-альфа. — тэхён тихо смеется с хрипотцой в голосе, а чонгук тянется за поцелуем. кудрявый охотно принимает чужие губы на себе, а сам чувствует — поцелуй изменился. раньше в нем была только страсть. и любовь. бесконечная любовь, а сейчас даже вкус стал слаще, приторнее, будто бы он давно желал именно этого — нежности, заботы и любви. тэхён отдал свою душу чонгуку давно, под тем ночным ливнем на мосту весной, а чонгук смог отдать всего себя только сейчас — в их новой, уютной квартире со слабым светом торшера и отсутствием отопления, а это отопление им и не нужно. они есть друг у друга, а у них двоих есть еще один не менее важный, только зарождающийся человек. и они будут любить. бесконечно.