Мотылёк из стали

      Оптимус одиноко стоял в главном зале новой штаб-квартиры автоботов, рассматривая величественные стены, хранившие историю кузнеца и тайну первого предателя. Многие посчитали его действия крайне нелогичными, чего уж таить, даже расточительными, мол, Прайм неуважителен к своим предкам и собратам, раз позволяет себе устраивать сборище всякого сброда в святой святынь Солус Прайм, но Оптимус не мог упустить возможность дать своим солдатам то, чего они заслуживают — роскоши. Особенно Бамблби, который всегда был трезв на свой ум и мог считать его не просто Лидером, но и другом — братом. Если бы не его самоотверженность, то Немезис никто бы не смог остановить.       Им приходилось выживать, где другие побрезгали бы просто находиться. Земля показала им худшие стороны мира — голод, холод, несправедливость и предательство. Даже когда их оправдали, приходилось жить в трущобах, прикрываясь фанерой, как настоящие беженцы. Даже если они таковыми были, всё равно обидно. И это отношение к ним — к нему, как к Прайму, превратилось в ничто. Каждый раз, когда его ребята прибегали к нему, желая услышать что-то ободрительное и хорошее, сияя голубизной своих линз, Оптимус испытывал стыд, желая извиниться перед своими солдатами, что не может им дать что-то получше, чем трущобы и неуважение.       Услышав очередной спор между рэкерами, Оптимус обернулся к голосам, но обнаружив, что Уилджек и Балкхед в приподнятом настроении бурно обсуждают какую-то ерунду, Прайм успокоился. Нет нужды для беспокойства. Марни права — надо отдохнуть и больше доверять своей команде, прекратив нести бремя Лидера на своих плечах. Его ребята — молодцы. Он гордится ими, ведь… Кто сможет противостоять Квинтессе, не имея Лидера пред собой? Кто сможет восстановить Кибертрон без Прайма? Кто сохранит толику толерантности и мира, когда все точат ножи? Мало кто… Но его ребята справились с этим бременем, пока его не было.       И они заслуживают огромное здание Солус Прайм, ведь кто, если не они достойны такой роскоши?       Оптимус шёл по длинным коридорам нового штаба, желая заглянуть на их собственный корабль, некогда принадлежавший Локдауну, который он и его команда бандюган присвоили себе. Впервые за столько тысяч лет он ощутил подобие уюта, слыша смех ребят и ощущая более менее спокойное эм-поле. Выйдя наружу, Оптимус признался, что даже он перенял некие черты людей — тяжёлый вздох, раздражительное молчание, временами даже закатывание оптики. И сейчас он поддался привычке, без надобности дополнительно вентилируя внутренние системы, охлаждая корпус, отчего стало немного легче где-то в районе Искры.       Неспешной походкой красно-синий автобот направился в сторону Каона, где его поджидают союзники в лице Омикрон и её подчиненных. Трудно в это поверить, но жизнь налаживалась.       В Каоне встретили не без «привета», но Оптимус старательно не обращал внимание на грозные и гневные взгляды алых линз, направляясь в сторону Даркмаунта, что был восстановлен заново. После восхождения на более высокую должность, Дредвинг буквально заставил сжаться сфинктеры всех десептиконов, не без нажима и силы управляя ими. И теперь Каон стал… чище. И даже свалку разобрать успели, пока автоботы стремительно восстанавливали здания.       — Да-да!.. Чуть левее! Теперь немного правее, сэр… Да, теперь ровно! Спасибо вам.       Оптимус узнаёт тонкий приятный на звучание голос, остановившись прямо на половине своего странствия, свернув за угол, куда еле пролез боком, немного поцарапав грудную пластину с языками пламени. Неприятно поморщившись, автобот встряхнул с себя частицы сажи, проталкиваясь глубже. И он в начале удивился, увидев рядом со своим первым подчинённым десептикона, но потом дал себе расслабиться, не ощутив никакой враждебности.       — Марни, — позвал Оптимус, потом перевёл немного грозный взгляд на десептикона.       — Здравствуйте, — немного склонила голову Марни и, в знак того, что всё хорошо, положила ладонь на тёмно-фиолетовую броню десептикона. — Это — Таблбей. Он помогал развесить карты переходов из Каона в Иакон.       —…       —…       Оптимус и Таблбей с ног до головы осмотрели друг друга, отлично ощущая недоверие к себе, пока серо-бурая фемка осторожно шажочком вставала между ними. Улыбнувшись десептикону, Марни ещё раз поблагодарила, потом торопливо потянула Лидера в сторону выхода. Так и не проронив ни слова, оба разошлись по разным углам.       Прайм не сказал ни слова, но надеялся, что Марни не настолько беспечна, чтобы в одиночку ходить по таким опасным улицам. Смотря на тонкую фигуру перед собой, Оптимус «повесил» заметку, что надо бы подобрать броню ей, раз теперь волею судьбы она стала его постоянным оружием. И всё ещё было очень стыдно за свое прошлое, где он чуть не убил её.       — Всё в порядке? — вдруг оборачивается фемка.       —…       — Оптимус? — Марни остановилась и, обернувшись полностью к Лидеру, задрала голову повыше, желая заглянуть в его линзы. — Что с вами?       — Что я могу сделать для тебя? — спрашивает прямо девятиметровый мех. — Лично ты сама чего бы хотела?       — Не беспокойтесь об этом, — неловко улыбнувшись, Марни отрицательно замахала перед собой тонкими пальцами. — У меня всё есть.       Оптимус наклоняется, опираясь на свои полусогнутые колени, чтобы видеть фейсплейт фемки ближе, всматриваясь в светлые линзы, отчего Марни немного отошла. Каким бы Оптимус ни был, всё равно его черты лица были грубыми и грозными, наводя ужас даже на своих соратников, иль может быть, что порой из его нутра вырывается отголосок Немезиса…       — Нас соединяет тонкая нить, как «хозяина» и «оружие», — пояснил немного в грубой форме автобот. — И все твои переживания я могу ощутить в полной мере. Ты сильно принижаешь себя. Ты мне подобна — подобна Прайму. Жизненный цикл наш длителен, поэтому будь готова ко всему. И так, что тебя тревожит?       — Ну, чего уж лукавить тогда? — в миг убирает улыбку Марни, выдохнув тёплый воздух. — Оптимус, вы любили когда-нибудь?       Невольно огромный корпус вздрогнул.       — Что сделать, если ты ощущаешь, что он — твой, но не «твое»? — горько усмехнулась фемка и закрыла виски ладонями. — Никогда не думала, что выбор суженного будет играть хоть какую-то роль.       —…       — Что бы вы сделали на моём месте? — обессиленно спрашивает Марни. — Выбрали бы то, что хотите, или то, что надо?       — Я — Прайм, — выпрямившись, гордо произнёс Оптимус. — Я должен всегда думать о других в первую очередь, потому что несу ответственность за всех, кто последовал за мной.       — Чёрт… — шепчет Марни и грустно улыбнулась. — А я ведь вам подобна. Значит, должна быть, как вы?       —…       Оптимус не хотел говорить. Да и говорить было не о чем. Мех немного пожалел, что спросил, но он должен был, ибо он действительно несёт ответственность за неё, как Прайм, как Лидер, как «хозяин» своего оружия.       — Я сам разберусь здесь. У вас всех выходной, — произнёс Оптимус. — Дрифт и Кроссхейрс неподалеку. Иди к ним.       —…       — Иди, — почти приказ, но пока в мягкой форме. — Я хочу побыть один.       Марни рядом с ним ощущала себя… ниже. Буквально, словно он отец, идти против которого низко и смерти подобно. Это так странно, но тому было логическое объяснение — она оружие. А без носителя оружие бесполезно. Ощущение чужой силы и доминанта, пусть и не давящей и пугающей, всё равно заставляет каждый раз при виде Оптимуса опускать взгляд и обращаться только в уважительной форме на «Вы». Марни хотелось думать, что это из-за глубокого уважения к Прайму.       Её называли первым подчинённым Оптимуса, что в начале удивило, ведь она ничего не умеет. Да чего уж таить? Любой окажется сильнее, чем она. Но всё же, не взирая на логику, даже сам Оптимус частенько, с причиной и без, брал её с собой на скучные собеседования. На вопрос «зачем её таскать с собой?», Лидер автоботов ответил тем, что теперь она — часть его мира, значит, должна быть везде, где есть он сам.       Одним словом, оружие не должно оставаться без своего хозяина.       Марни остановилась на полпути и фыркнула. У неё совершенно другой склад ума, отчего эту честь — быть первым сателлитом (подчинённым) самого Прайма посчитала не самым заманчивым предложением. На такое заявление Эпсилон ответила, что это всё потому, что люди бояться подчиняться, а трансформеры, будучи созданными, чтобы служить, весь свой актив либо пытаются стать лидером, либо ищут себе лидера. А люди посредственны, стараясь быть по середине, желая быть свободными. И ничего столь ужасного, оказывается, нет в словах Оптимуса, что она — его главный трофей в любых сражениях сейчас и в будущем. Но с такой мыслью ещё надо свыкнуться.       Выбираясь из Каона, Марни направляется в оживленный Иакон, смотря на сиреневый небосвод, с виднеющимися на фоне отражающихся лучей света Спутников Кибертрона звёздами. Её аудиосенсоры, сквозь шум турбин сикеров и колёсных мехов и фем, слышат треск и жужжание инсектиконов, летающих где-то неподалеку, видимо, занимаясь поисками энергона. Искать долго своих знакомых не пришлось. Кислотно-зелёный цвет брони Кроссхейрса виден издали, а тяжёлое эм-поле Дрифта не спутать ни с чьим другим.       Порой Кроссхейрс оглядывался на своё прошлое, не узнавая себя сейчас — в настоящем. Каким он был в годы войны, потом на Земле, и сейчас —настоящий колорит личностей. Грубость и резкость никуда не делись, да и характер тот же смрадный. Скорее прибавилось терпения и понимания, что порой держит его острую на пошлость и грубость глоссу за дентопластинами.       И этот колорит прошлого и нынешнего себя Кроссхейрс ощутил максимально остро, когда встретился лицом к лицу с давним товарищем по команде, который остался таким, каким был всегда.       — Привет, Кроссхейрс, — здоровается Марни, подходя к своим друзьям со спины, по привычке подняв раскрытую ладонь. — Привет, Дрифт.       — Марни, — оборачиваются напарники, синхронно произнеся её позывной с улыбкой, кивая ей в ответ.       — Ух, какая! — восхитился их общий собеседник. — Мотоциклетка! Ах, быстры на разогрев! Я — Брок, малышка. Буду рад знакомству.       Напарники застыли. Застыла и сама Марни, смотря светлыми линзами на нового автобота, который назвал себя Броком, не найдя ничего примечательного. Обычный солдат не выше шести метров в высоту. Колёсный. Оптика ярко-голубого цвета. Броня — неоново-жёлтая. Не крупный, но и далеко не маленький. Взгляд только… похотливый. И от этого стало мерзко, что к горловому шлангу подступила тошнота, благо, она сумела подавить этот рефлекс.       — Марни Уверика-Улсон, — представилась фемка и попыталась выжать из себя улыбку.       — Что ты тут делаешь? — немного резко спрашивает Дрифт, аккуратно взяв её за предплечье и притянув к себе. — Разве ты не с Оптимусом должна быть?       — Он отправил к вам, — неловко замявшись, отвечает серо-бурая фемка. — Хочет побыть один.       — Так, что там, ребята? — невтерпёж спрашивает Брок, толкнув плащеносца. — Фемки с двойными портами, Кросс! Насадим по полной.       Дрифт и Кроссхейрс неловко переглянулись, после чего также медленно обернулись, смотря на притихшую Марни, которая в отвращении поджимает губы в одну тонкую линию, заострив взгляд на новом знакомом.       — Или у вас одна на двоих? — подмигнув Марни, улыбнулся мех.       — Завязывай, Брок, — хмыкнул Дрифт, отстраняя от себя старого знакомого. — Не при даме.       — Ты чего такой воспитанный, а? — ухмыльнулся жёлтый мех. — Тебя бы растрясти! Поделись своей «дамочкой» и со мной.       — Брок, заткнись, Праймуса ради, — прошипел Кроссхейрс.       Марни поджала губы ещё плотнее и в отвращении дёрнула плечевыми сегментами. И Кроссхейрс может поклясться, что так стыдно ему не было никогда. Да что ему? Даже Дрифт неловко задёргался, потирая шею.       — Ясно, — решила не мешать им Марни. — Я пойду.       — Нет, ты не так поняла!..       — Я точно не собирался… Ты же знаешь, что мы никогда бы… — протараторил Кроссхейрс, но осёкся.       — Желаю отлично провести время, — прогремела Марни, даже не обернувшись в их сторону.       Дождавшись, пока фемка скроется за углом, Дрифт первым налетел на старого друга, врезав по лицевой, оставив ощутимую и видимую вмятину. От неожиданности Брок чуть не упал, но его тут же за шею схватил зелёный десантник, скрутив как следует вниз головой.       — Вот ты шлаков урод! — психанул Кроссхейрс, со всей дури ударив Брока по брюшной пластине.       — Соси болт! — рявкнул автобот, выкручиваясь из захвата. — Отпусти, придурок! Вы чего так размякли?! Фемок что ли никогда не видели?! Или уже привыкли к портам друг друга? Снюхались, как интеры?!       — Завали свой грёбаный… — рычит Кроссхейрс прямо в лицевую Брока, намертво ухватившись за плечевые сегменты. — Агрх!       Брок в пару движений выкручивается из захвата, ударив зелёного автобота по лицевой, со злостью смотря на него, готовый активировать протоколы защиты. Он не узнавал своих друзей. Не узнавал дебошира Кроссхейрса, с которым чудил далёкие от морали деяния. Не узнавал сумасшедшего садиста Дрифта, способный парой лезвий устроить месиво. И их взгляды стали как-то серьёзнее и сдержаннее, что выдавало не менее агрессивно настроенный фон.       — Брок, — прогремел Дрифт, пытаясь остудить в миг разгорячившийся корпус. — Она первый приближённый Оптимуса. Ты бы вел себя так при Солус Прайм, будь она жива?       —…       Да, раньше бы они не обратили внимание. Грубость всегда была чертой их личности, но сейчас… Чужое эм-поле будто их усмиряет.       — Ребята, вы… Изменились, — промямлил Брок и фыркнул. — Хотел предложить вспомнить былое, но… Я чувствую, что вам проще побегать за какой-то фемкой.       Кроссхейрс потёр свой шлем, мотая головой. Да и сам Дрифт увидел разницу в поведении себя и напарника. Раньше бы они так же балду гоняли, матерясь во все глотки и описывая все свои похождения. Но круг будто… Сменился. А они стали чуточку серьёзнее?       — Ох, болт… — простонал Кроссхейрс и смачно сплюнул. — Я стал тем, кого раньше презирал.       — Выпьем? — предложил Дрифт.       — Обязательно.

***

      Марни шла по направлению корабля, злая и оскорблённая. Слова Оптимуса засели в голове. Она должна быть более ответственной, ибо она та, кто может повести за собой других. Но как бы это всё пафосно ни звучало, Марни не желала быть кем-то и вести кого-то. Не дай Бог, если Оптимус захворает… Его дальновидность логична, он готовит вместо себя приемника, но… Бывший человек? На роль Прайма? Возможно, Марни действительно себя принижает, но она не видит себя руководителем, и тем более Лидером.       Добравшись до корабля, серо-бурая фемка ступает на борт, уже спокойно ориентируясь в длинных коридорах владений Локдауна. Больше эти жуткие стены не давили, заставляя чувствовать себя чужой, даже наоборот — здесь ей куда спокойнее, чем за их пределами. Марни проходила по коридорам, касаясь стены ладонью, пытаясь отвлечься от назойливых мыслей — от ответственности.       Услышав бурчание, смех и знакомые голоса, фемка сворачивает за угол в сторону лаборатории. Не показывая своё присутствие, Марни осторожно заходит, заняв место с краю, чтобы понаблюдать за жизнью автоботов со стороны.       Вот Персептор и Ультра Магнус занимаются чем-то рукописным, грубо говоря, сверяя даты и данные, обсуждая в слух те или иные слова на произношение, временами опираясь на записи из датападов, открыв десятки вкладок на панели управления. Вот сидят рэкеры, вычищая свои оружия, болтая и выпивая подслащённый всякой синтетикой энергон. Вот сидят Маринетт и Смоукскрин на полу, разбирая какой-то прибор, напоминающий тарелку, который временами светился, проецируя фигуры.       Уилджек допивает энергон и, вялой походкой подойдя к столешнице, ставит пустой куб, краем оптики заметив непримечательную серо-бурую фемку.       — Шлак! — вздрогнул белый рэкер, от внезапности дёрнувшись назад, как от тока. — Ой, то есть… Давно ты тут?       На выкрик Уилджека все поднимают головы, оборачиваясь в сторону рэкера. Марни улыбнулась, поприветствовав всех. Персептор оживлённо махает в её сторону манипулятором, зовя в свою сторону. И она подходит, встав на предложенное Ультра Магнусом место.       — Мы тут архивируем моменты, — вкратце объясняет учёный. — Кому-то ведь надо вершить историю, верно?       — Историю? — удивилась Марни. — В смысле, настоящую историю?       — Да, архивируем всё, пока помним, — отвечает Персептор, занося данные в компьютер. — Марни, тебя добавить, как «спаситель мира», или как «спаситель планеты»?       — Что?.. — улыбнулась фемка. — Я не…       — Кстати, не хочешь сменить себе имя? — спросил Персептор.       — Имя — единственное, что осталось, поэтому…       — Ясно, — легко согласился учёный. — Запишу тебя, как Посыльный Праймов.       — Посыльный?..       — Шутка.       Персептор в хорошем настроении. Чего уж врать? Настроение было хорошим почти у всех, кроме самой Марни. Очередное напоминание, что она «посыльная» — раб. Но раб, которого любят и ценят. Марни пыталась размышлять позитивно, считая, что она друг Ониксу и Вектору Праймам, но… Иногда их жесткость проскальзывает сквозь щели их добра и понимания, ведь все же они воины, солдаты, готовые на всё ради блага своего мира.       — Не заноси её позывной, — прогремел Ультра Магнус, указав пальцем на глифы. — Много, кто захочет присвоить себе силу Прайма. Нам война, как за Реквием Бластер не нужна.       — Абсолютно согласен, — с энтузиазмом отвечает учёный.       — Эм… А что они делают? — спрашивает Марни, обращаясь к Ультра Магнусу, смотря на сестру.       — Ничего полезного.       В другой части лаборатории трудилась Маринетт, почему-то решившая, что этому миру нужен очередной памятник. Не абы-кабы где, а в Каоне. Как бы Ультра Магнус не пытался объяснить, что десептиконы такому великодушию не обрадуются, её уже не остановить. Войдя во вкус, фемка уже наловчилась в создании голограмм, удивляя главнокомандующего своим умением ловить любую информацию на лету. Однако и гнев вундеркинда довольно легко на себя навлечь.       — Фу, блядь! Конь ёбаный! — заорала Маринетт, швырнув в сторону Смоукскрина гаечный ключ. — Дебила кусок!       — Да я случайно! Извини!       Марни поджала губы, закрыв лицо ладонью, после чего начала смеяться по-тихому, прячась за спину Ультра Магнуса, который не очень понял сей лексикон, смотря на предаконшу голубыми линзами.       — С какой шараги тебя выпустили, ералаш, а?!       Марни рассмеялась в голосину. Да таким заразительным гоготом, что Ультра Магнус не смог сдержать весёлого смешка. Определённо, что эти двое — сёстры, пусть и не похожи совершенно друг на друга. Грусть как рукой сняло. Смоукскрин пал на колени, извиняясь перед предаконшей, обещая, что всё исправит, пока остальные не без интереса наблюдали за ними.       — Марни, ну что за придурок, а? — гневно выпалила Марнинетт и весело усмехнулась. — Хэй, сестрица, ты моего папика не забирай! У тебя без того два придурка.       Марни заморгала оптикой и, поняв, что она имела ввиду, снова рассмеялась, махнув в сторону сестры манипулятором, мол, забирай. Сам же Ультра Магнус смутился, но старался виду не подать. А на веселые переглядывания рэкеров, желающих подлить масла в огонь, главнокомандующий предупреждающе нахмурился. Все замолчали.       — Вижу, у вас тут весело, — улыбнулась Марни. — Пойду я…       — Что ты? — удивилась Маринетт. — Оставайся! Я научила ребят в покер играть. Давай с нами.       — Я — пас. Просто гуляла… Ещё увидимся.       — А, ой! — вспомнила предафем. — У меня планы на вечер! Кое с кем… Если ты понимаешь, о чём я.       Марни уловила намёк, когда сестра взглядом указала на главнокомандующего и подмигнула ему. Воздух сжался. Ультра Магнус… смутился.       — Оу, ясно, — выдохнула серо-бурая фемка.       — Яснее некуда, — кивнул с улыбкой Джеки.       — Видимо, кому-то не терпится вычистить турбины корабля, солдат? — обернувшись, задаётся вопросом главнокомандующий.       — Никак нет, сэр, — отдав честь, в миг стал серьёзнее белый рэкер.       — Забери топор! — выкрикнула Маринетт. — Это твоя доля! Подарок.       Марни поблагодарила и взяла вручение, закрепив за спину. Попрощавшись, она уходит, оставив весёлую компанию, решив, что не стоит тревожить сестру, когда у неё всё складывается. И так летели дни напролёт, как сегодня. Со временем даже забывается, что цикл прошёл зря, а неделя пролетела, как одно мгновение. Видимо, поэтому трансформеры не обращают внимание на какой-либо отрезок времени. Они есть сейчас. Они живы. Значит, время тоже есть — существует. На Земле всё иначе.       Много чего на Земле иначе. Особенно разделение на гендеры, где, как бы феминистки не кричали, мужчина всё же главенствует. Так сложилась история и так сложилось мироздание. Какой бы женщина ни была сильной, она готова дать слабину, если есть мужчина, на которого можно положиться. И на своей родной планете Марни смирилась, что таковых мужчин нет. И ведь жизнь преподнесла подарок, который равен волшебному сну… Но и этот сон отнюдь не так прост, как кажется.       В течение дня Марни ощущала на себе пронзительные взгляды, часто оборачиваясь, отчего и случайно врезалась в прохожих. Были и те, кто фыркал и уходил дальше, как и те, кто желал помериться силами с наглецом, который не смотрит на дорогу, но, обнаружив серо-бурую небольшую фемку, сдержанно процеживали сквозь денты проклятия. И тогда Марни понимает, что на Кибертроне уже нет понятия фем или мех, есть только трансформеры, уважение к которым напрямую зависит от статуса важности в иерархии власти той или фракции.       На вершине стояли Лидеры — Мегатрон и Оптимус, после же, если есть, то их личные пассии — жёны, конжукс-эндуры, но никак не их дети — бэты и спарки. Омикрон обладала властью, которой можно было управлять всей верхушкой десептиконского начала, к которой всякий сброд подчинился бы от страха, ибо первый сорт солдат — Дредвинг, Скайквейк, Шоквейв, Саундвейв и большинство последователей гладиатора чтят негласное правило, которое твердило о том, что выбор Лидера нужно чтить, бдить и уважать, так как выбор сделан не просто так. И Мегатрон действительно выбрал Омикрон в качестве политического хода, чтобы за ним последовали эмпаты в лице напуганных фем. Да и в дальнейшем осторожность и аналитический острый ум Магнет выводили корабли в свободном плавании в объятиях космоса, когда подвергались нападению автоботов. Как бы она ни желала мира, порой вступать в переговоры невозможно, а значит, что пора расчехлять клинки.       И Марни, пусть и не была выбором Оптимуса Прайма, но всё же была выбрана Праймами, как часть их — им подобная. Любимица Великих. Так чем же не конджукс-эндура без пошлости и обмана? И тем самым Марни вытянула лотерею в виде уважения, как и Омикрон. В такие моменты можно найти связь между коронованными семьями у людей, где власть Короля автоматически делает свою жену Королевой, чьи дети пусть и имели власть, но её еще надо доказать народу.       Марни устало присела на край обрыва, вонзив топор подле себя, и, свесив серво вниз, переводит взгляд по правую сторону от себя, где также сидел Кроссхейрс, сжимая между губ сигарету. Зелёный мех выдыхает дым, кивнув фемке, после чего взглядом прошёлся по её корпусу.       — Что? — грубовато и резко спросил десантник. — Морду опустила. Что случилось?       — Надо поговорить.       — Готов тебя слушать, моя гаечка, — ухмыльнувшись и, стравив дым в её сторону, произнёс Кроссхейрс.       — Пожалуйста… я серьёзно, — чуть ли не взмолилась Марни. — Я просто… думала над словами Оптимуса, что… Кхм!       — Он сказал держаться от меня подальше? — на полном серьёзе спросил автобот, выкинув сигарету. — Что там другие Праймы сказали?       — Это не они сказали, а я сама…       — Я думал, ты меня любишь, — проговорил Кроссхейрс, холодно и даже угрюмо смотря на фемку около себя.       — Я тоже так думала, — признаётся Марни, не смея поднимать взгляд, смотря в пустоту перед собой. — Иногда убеждаешь себя, что любишь. Но проходит время и видишь, что тут просто химия — зависимость. В итоге… Тупик. Это — всё.       Не сказав более ни слова, Марни подымается с места, взяв за рукоять топор и собираясь идти на корабль, как в тот же миг Кроссхейрс ухватился за острый конец оружия. Фемка остановилась. Взгляд падает на манипуляторы десантника, который обхватив топор ладонью, не сильно, но всё же ощутимо глубоко поранившись. И в этом действии был весь он — неосторожный, резкий, не думающий о последствиях.       — Даже шанса не дашь? — хмыкнул десантник. — Пришла и оборвала всё, даже не объяснив?       Как же она хотела дать шанс. Один. Второй. Ещё и ещё. Но Марни не верила. А верить хотелось сильно.       — Возьми меня за руку, — просит Кроссхейрс, раскрыв ладонь, показав исцарапанный серебристый металл, из свежих ран которой тёк энергон. — Ты — эмпат. Ты почувствуешь, что я честен с тобой.       — Я не хочу ошибаться снова и снова, — с сожалением говорит Марни. — Будущее говорит за себя… Ты не создан для совместной жизни. Для семьи. Сейчас, в данный момент, это важно, потому что не только моя жизнь на кону, а нечто большее. Я должна думать о других, а не только о себе.       Захотелось плакать. Марни пыталась держаться молодцом, сказать, что она сильная и всё может. И она может в действительности, только вот… Говорить с кем-то на счёт этого не хотелось. Не такая уж и ноша, если подумать логически, а даже наоборот, но всё же человеческий эгоизм кричал внутри, что Оникс и Вектор Праймы хотят слишком много от слишком маленькой фигуры без козыря. Но она согласилась. А сдавать задний ход Марни не умела никогда. Только вперёд. И будь, что будет.       Кроссхейрс скрещивает манипуляторы перед собой — упрямая стойка, готовая к защите и нападению. Хмурится — недоволен. Поджал пластичный металл губ в плотную линию — злится. Лазурная оптика засияла — злится очень сильно.       — Марни.       — Ты, по сути, создал меня, — не даёт говорить меху небольшая серо-бурая фемка, отводя взгляд. — Помог из тела, состоящего из крови и плоти, перенести душу — мои мысли, в этот корпус. Велением судьбы и волей Праймуса и его Всеискры я сейчас такая, какая есть — живая. Я благодарна тебе, и я… Я…       — Твой ответ «нет»? — прямо спрашивает Кроссхейрс. — Окончательно и неизменно? И чего бы я ни сделал это не изменится?       — Да.       Голову с плеч… Из сердца вон. Прочь с дороги. Да срубит топор все мосты.       Кроссхейрс притупил взгляд, сменяя позицию — опуская манипуляторы по бокам, коснувшись ладонью своего бедра. Плечи, до этого так уверенно и широко раскрытые, теперь опустились, словно на них повесили огромный груз вины. Взгляд выдаёт — грустно. Губы слегка дрогнули — сожалеет.       Не сказав ни слова, мех в зелёном плаще неловко мнётся, желая то ли сказать что-то, то ли остаться, но… Кроссхейрс разворачивается и медленным шагом уходит.       — Прости меня! — выкрикнула Марни в след. — Кросс!       — Мне надо… По делам, — не желая смотреть на неё, даже не обернулся автобот.       Когда Марни понимает, что сказала и от чего отказалась, внутри всё сжимается от безвыходности и отчаяния вернуть содеянное и сказанное. Желая возвратить быстро отдаляющегося меха, серо-бурая фемка успевает ступить лишь шаг, как в ту же секунду, неведомая сила сковывает её корпус, зажав ладонью губы. Но потом… сразу же становится тепло, словно её обняли со спины, прижав к груди.       — Я не сомневался, что ты сделаешь правильный выбор.       Выходя из тени, Вектор Прайм складывает свой зеркальный клинок за спину, смотря в сторону трансформировавшегося автобота, мчащегося куда-то в даль. Потом взгляд падает на серо-бурую фемку, смотрящую блестящими от влаги светлыми линзами на упущенный навсегда шанс. А за ней стоял крылатый Оникс, аккуратно прижимая к своей прессовой броне небольшую фемку, зажимая губы и держа за плечи. Вот-вот и всё бы решилось… Сейчас. Больше не было сил даже притворяться, что всё хорошо.       И злость настигает внезапно, как накрывшая маленький островок стихийная волна. Марни настигает истерика. Вырвавшись из манипуляторов Оникса Прайма, фемка невольно стала глубоко и шумно вентилировать системы, пятясь назад.       — С ним всё будет хорошо, — произносит Оникс, сияя желтизной своих линз. — Прояви стойкость и характер на слово «нет» тем, кто по твоему мнению не достоин.       — Это высокомерно…       — Для приближённых Прайма это соблюдение субординации, — уклончиво говорит Хранитель Времени, а на вопросительный взгляд фемки выставил манипулятор вперёд, призывая к молчанию. — Возьми себя в руки.       — Нет… Нет. Нет! — Не выдержала Марни, готовая срывать вокодер, на что Праймы малость нахмурились от недовольства. — Не хочу быть высокомерной! Я не хочу быть вам подобна!       — У тебя нет выбора,— прогремел Оникс Прайм довольно холодно и прямолинейно, впервые заставив ощутить его власть. — В этом вопросе. Мы тебя выбрали. Ты — наша собственность.       — Тебе придётся смириться, моя дорогая, — произнёс Вектор Прайм. — Взамен мы дали тебе всё, что ты хотела и всё, что может желать любой смертный — армия, покровитель, власть.       — Да кому такая жизнь только нужна?..       Оникс приложил когтистую ладонь к Камере Искры, ощутив жжение и боль, что свидетельствовало о том, что их маленькому посыльному сейчас больнее в двойне. Не услышав ответа, фемка разворачивается и уходит прочь.       Только вот, куда? Маринетт нет рядом. Куда? К кому? К кому податься и дать волю чувствам?       Она сожалеет, но понимает, что так и надо. Надо. Просто надо потерпеть. Перетерпеть. Выжить. Ведь не всегда жизнь такая тяжелая?       И невольно сервоприводы привели к самому, что есть неожиданному гостю судьбы. В самый центр Каона. Сжатый в маленький кулачок манипулятор стучится по закрытой двери, отдаваясь эхом по всему тёмному району. Но никто шлюзы не открывает. Очередная капля в чашу усталости… И Марни бьёт двумя кулаками синхронно, плача навзрыд, прося и моля, чтобы её приютили. Но снова тишина.       А она всё плакала. Громче. Срываясь на вой. Приложившись лбом об холодный шлюз, Марни билась в истерике, царапаясь ноготками, как те самые кошки на душе.       И вдруг шлюзы разошлись — резко и внезапно, что серо-бурая фемка чуть не упала, но всё же удержалась на серво. Хозяин отсека молча смотрел на неё, хмуря надлинзовые щитки в переносице, в непонимании смотря по сторонам алыми линзами. А она стоит, так одиноко, трясясь, как маленький ребенок, брошенный под дождь. Тонкие плечевые сегменты опущены, оптика сияет и поблескивает от влаги, губы приоткрыты в попытке вдохнуть прохлады, а весь маленький корпус испускало отчаяние.       — Баррикейд… М-можно я у тебя… останусь?       Десептикон снова осмотрел это воистину жалкое создание с кончика забавного шлема до острия её сервопривод, и… отошёл в сторону, впуская её в свои владения. И словно перед ней взошло солнце, а на светлом и опечаленном фейсе Марни отразилось облегчение — она не одна.       Вот ведь жизнь… Штука интересная. Враг становится пристанищем для раненой Искры, а друг отдаляется в ничто.

***

      Маринетт улыбнулась, наблюдая за расслабленным фейсплейтом главнокомандующего, протянув свой манипулятор, погладив светлый металл. На сей жест мех устало приоткрывает оптику, ища взглядом предмет пробуждения.       — Я не одобряю то, что у нас было, — к слову произнёс Ультра Магнус.       — Я тоже, — хмыкнула предафем, ложась под боком старшего меха. — Но было классно. Я бы повторила.       —…       Возможно, это судьба, ибо при всей своей суровости и уверенности Ультра Магнус не умел общаться с фемками и в особенности с Марни. Да чего уж таить — сделать первый шаг и банально пригласить выпить, казалось ему чем-то непостижимым. Трудно такое признавать, но он струсил. А вот Маринетт — нет.       — Нам пора.       — Уже? — прохрипел Ультра Магнус, сверяя хронометр. — Но… куда?       — Я закончила свой памятник. Хочу отвезти в Каон. Ты же со мной?       — Маринетт, Каон не то место, куда стоит… — мех осёкся. — Это десептиконы.       — Это всего лишь подарок.       Ну, что могло действительно случиться? Маринетт и представить не могла, что такой славный подарок ещё не установлен. Фемка не считала себя истеричной, так как любую сложность она переносила сама и пыталась понять в начале случай, чем гонять на партнера. Однако. Очень и очень не любила, когда её затыкают и буквально указывают. И такое она не готова была простить никому.       В каждой нации есть свои идиоты. В каждой фракции есть свои кретины. Среди десептиконов это добрая половина населения. Хватило буквально одного выстрела по гладкой ровной поверхности «тарелки», которая проецировала фигуры Оптимуса и Омикрон, чтобы разрушить эту красоту в пух и прах. И это… подкосило всю нервную систему Маринетт.       — На территории Каона ни эта дрянь, ни ваш хозяин не будет находиться. Это — наша территория! — рявкнул один из тёмно-серых мехов десептикон. — Если надо будет, то мы будем биться.       Ультра Магнус смолчал, так как ожидал, что фиолетовозначные так и воспримут сей подарок, который сделала Маринетт собственноручно. И ему ничего не оставалось, кроме как положить манипулятор на её плечо, но… Фемка была не просто расстроена, а подавлена. Стоящие подле Смоукскрин и Уилджек переводят взгляд на предафем, потом на тех самых придурков.       — За ваше самоволие мы требуем извинений на коленях!       Десептиконы любили перегибать палку. И особенно остро на это реагировали рэкеры. Всегда.       — Что? — нахмурилась Маринетт.       — Может, тебе ещё отсосать? — хмыкнул Уилджек. — Или по харе твоей уродливой втащить?!       — Тихо! — рявкнул Ультра Магнус и обратился к фемке. — Маринетт, извинись и просто скажи, что ты сожалеешь. Мы на их территории. И без разрешения пытались внести изменения.       — Что?..       — Маринетт.       Фемка поджала губы и с ненавистью посмотрела на Ультра Магнуса. Секунда. Вторая. Третья. Уилджек и Смоукскрин также нахмурились, начиная закипать от злости.       — Хорошо, я сожалею, — выделив слова, отвечает предафем. — Да, я глубоко сожалею, что вы все тут — те ещё дебилы.       Ультра Магнус обречённо прикрыл оптику, а его ладонь с плеч была скинута.       — Такие тупые, что не знаете, что такое порядочность и как относиться к окружающим, которые пришли помочь. Если вы — будущее Кибертрона, то жаль, что Марни так рвалась вам помогать. Лучше бы вы померли тогда.       — Она не это имела ввиду, — попытался сгладить углы Ультра Магнус.       — Нет, я как раз это и имела ввиду, — настояла на своих словах Маринетт, отмахиваясь от главнокомандующего. — Жаль, что вы такая высокоинтеллектуальная раса придурков, которые так и хотите помереть. Жаль, что некогда великого Мегатронуса, нынешнего Мегатрона, царство ему небесное, теперь могут хранить в памяти такие недоумки, как вы.       —…       — И мне жаль, что десептиконы так обмельчали, что сжигают мосты, вместо того, чтобы строить их ради всеобщего блага, — хмыкнула предафем. — У меня нет Искры, но я живее всех вас вместе взятых, у кого есть жизнь в груди.       Неловкое молчание.       — Да, я сожалею. И идите нахуй. Чтоб все вы сдохли.       Развернувшись, Марнинетт ушла с гордо поднятой головой, оставив удивлённых и оскорблённых мехов одних. Ультра Магнус посчитал неуместным какие-либо слова, отчего махнул манипулятором и ушёл следом.       — Стой, — прогремел главнокомандующий, но Маринетт даже не дёрнулась, шагая дальше. — Это приказ. Стоять, солдат!       И Маринетт остановилась, позволяя меху настигнуть её и встать перед собой. Но стоило Ультра Магнусу взглянуть в оптику предафем, то замер от неожиданности. В них не было злости, но была обида.       — Какого чёрта? — прошипела Маринетт и указательным пальцем ткнула в грудную пластину меха. — Ты просто стоял.       — Я ведь говорил, что они отреагируют не самым радушным способом.       — Ты должен был быть на моей стороне, — с обидой произнесла фемка. — Я доверяю тебе и верю. Но мне нужно что-то понадёжнее, чем металлический член внутри меня.       — Маринетт…       — Магнус, — прорычала она и с обидой отошла от него. — Ты — трус. И я начинаю понимать, почему Марни не выбрала тебя.       Пройдя дальше и задев широкими плечами корпус главнокомандующего, фемка ушла дальше, дабы забыть это недоразумение — чувства. Увидев над своей головой знакомую тушку инсектикона, Маринетт тяжко провентилировала. Гексапед, кажется, путает её с Марни в связи с похожим эм-полем, но всё же не подходит, держа дистанцию. Но всё же этот милаха был на редкость очарователен.       — Кисуля, хочешь поиграть? — улыбнулась предафем, на что инсектикон вопросительно посмотрел на неё, остановившись в нескольких механометрах от неё. — Боже, ну как таких, как вы могли истреблять?..       —…       — Надо бы пересмотреть правила, — подумала Маринетт и её посетила неплохая идея. — Точно… А это ведь идея!       — Позволь тебе помочь, — послышался голос Ультра Магнуса за спиной, к которому фемка не обернулась. — Закон — есть правила. Многие из них вписал я.       — Нет.       — Я хочу помочь, — признавать свою ошибку крайне неприятно, но ещё неприятнее созерцать затылок фемки. — Маринетт.       —…       И она-таки обернулась. Ультра Магнус осторожно подходит. Маринетт читает по голубым линзам сожаление, однако, сам мех пока ничего не сказал. А извиниться он должен. Обязан. Это уже принцип.       — У меня есть редкий сверхзаряженный энергон времён войны за Кибертрон, — к слову сказал главнокомандующий. — Я хотел вручить его Оптимусу, но он…       — Трезвенник, — догадалась Маринетт и стравила воздух. — Ладно, за извинения сойдёт.       К слову, извиняться должна и сестрица. За то, что… За всё.

***

      Марни при пробуждении хозяина кварты не обнаруживает. Было стыдно, что она заняла платформу Баррикейда, да и запасы его энергона потребляла, плюс ещё и нервы его мотала прошлую ночь, навзрыд рассказывая всё, что накопилось. Сам же десептикон смиренно просидел напротив всю ночь, слушая и лишь временами мигая алой оптикой, давая признаки жизни. Перед терпением Баррикейда Марни снимает шляпу… шлем. Такого радушия от десептикона она не ожидала.       Увидев своё отражение, фемка опечаленно стравила воздух. Разбитая и уставшая, Марни умывается наспех, желая вернуться в свою кварту и заняться самобичеванием. Ну и продолжить оффлайн, так как слабость никуда не делась, а эмоциональная встряска для эмпата оказалось непосильной ношей.       Вернувшись в свой отсек, Марни обнаруживает, что в её покоях есть гость. Вяленько осмотревшись, фемка заходит в глубь комнаты, потирая лицевую ладонью, пытаясь унять слабость и придать себе более свежий вид… Хотя бы доползти до платформы. Но неожиданно её встречает Дрифт.       — Где ты была?       Марни сжалась, а антенны на висках опустились рефлекторно.       — Я спрашиваю, где ты была?!       Голос срывается на низкочастотный рык, внушая неконтролируемое чувство страха. Искра в груди сжимается. Оптика неотрывно следит за белым мечником перед собой, не выпуская из видеозахвата, чей корпус буквально искрился, издавая бурлящий и свистящий шум, свидетельствующий о перегреве внутренних систем… Явно на фоне гневных эмоций.       Дрифт поджимает губы и через дополнительные воздухоносные пути стравливает горячий пар, сжимая кулаки и постукивая по своему бедренному щитку красного цвета, пытаясь взять свой гнев под контроль. Но он срывается… Широкие резкие шаги сокращают расстояние от себя до фемки, которая испуганно пятится назад, неотрывно смотря на обезумевшего Дрифта, чьи ярко-голубые линзы словно вот-вот вспыхнут алым цветом крови.       — И главное — с кем ты была? — прижав серо-бурую фемку к стене одним взглядом, прошипел бывший десептикон, гипнотизируя пронзительными линзами, заставляя смотреть прямо и только на него. — Я так устал… Ждать. Терпеть и понимать… Марни, ты ведёшь опасную игру далеко с не самым порядочным игроком.       —…       — Терпение — единственное, что не бесконечно, даже по отношению к тебе… Особенно по отношению к тебе, — продолжил говорить Дрифт. — Я молчал, позволяя тебе выбирать. Дал время. Был рядом. Слушал… Желал большего, но ни разу не позволил себе даже попытку завладеть тобой. И чем ты отплатила?       — Дрифт, пожалуйста…       — И я не потерплю тот факт, что кто-то посягнулся на мою собственность. А ты — моя. Первоначально. Или ты думала, что я собираюсь ещё долго молчать и ждать, как мальчик на короткой привязи?       Казалось, что вот-вот и впечатает свой кулак об стенку. Но мечник держался на расстоянии вытянутого манипулятора, даже в таком рассерженном состоянии не позволяя себе нарушать чужое — её, личное пространство. Он лишь смотрел — с обидой и злостью. Сжимал кулаки, боясь, что сорвётся. Хотелось накричать и подчинить силой, но не мог так поступить с ней. И не любовь сдерживала гнев его ревности, а искреннее уважение, как к личности, которую можно назвать фемкой — женщиной.       — Я… была у Баррикейда, — дрожащим голосом произнесла Марни. — Мне было… плохо.       — Почему не ко мне? — предъявил белый мех. — Или мне уже не веришь?       — Нет, я… Трудно объяснить.       Дрифт скрестил манипуляторы на честплейте.       — Я жду.       — Ну, я… — Марни тяжело вентилирует системы, сдерживая порыв слёз. — Я люблю другого.       — Я знаю.       —…       — Было бы странно, что будучи эмпатом, я этого не знал, — хмыкнул Дрифт, на что фемка вопросительно уставилась на него. — Ну, а к Баррикейду зачем пошла? Ты хоть знаешь, кто он в рядах десептиконов?.. Забыла, что он тебя убил?       — Мы… подружились.       — Интересно, и когда же? — продолжает плескаться ядом автобот.       — Когда Мегатрон выбрал Омикрон вместо Баррикейда, а я выбрала… т-тебя вместо Кроссхейрса.       — Это не оправдание для такого безответственного, опасного и глупого поступка, когда… А… — оцепенение, удивление и шок. — Что?       Марни опускает взгляд, после чего и сама оседает на пол, обнимая себя за согнутые колени. Злость в миг сошла на нет, дав место оцепенению.       — Так просто?.. Я думал, мы с ним подерёмся, — признался Дрифт. — Для начала.       — Я… Поговорила с ним и… Мне грустно.       —…       — Он даже не взглянул на меня.       Интересно, а чего она ожидала? Что Кроссхейрс на колени падёт и попросит её в слезах и соплях одуматься? Он не мог терпеть чужое нытье, как и оправдание, но тут была самая, что есть нелогичная логичность — чувства. И осознание того, что чего бы он ни сделал и как бы он не злился, Марни элементарно не будет его любить также сильно, как Кроссхейрса… Саднило Искру.       — Не плачь, хватит, — просит, и даже приказывает Дрифт и неприятно морщится. — Твои эмоции влияют на окружающих.       — Прости, — вытирая влагу с фейсплейта, фемка закрыла ладонями линзы. — Тебе наверное очень больно… Я пойду.       Да, больно. Эмоции Марни всегда попадают в цель — в самую Искру. Как точечный удар шаровой молнии… Как стрельба прямо в оптику… Удар под дых…       Намереваясь уйти из своей же кварты, Марни поспешно встаёт, торопливо собираясь обойти Дрифта, но… Превозмогая болью и неприятным чувством внутри себя, мечник успевает ухватиться за тонкую фемскую кисть. Контакт произошёл. Стало больнее… Словно разряд электричества насквозь прошёлся по его корпусу.       — Иди ко мне, — на выдохе говорит Дрифт, притягивая к себе эмпата.       — Но тебе же больно!       — Как больно и тебе, — логично произнёс автобот. — Поделись со мной своими переживаниями. Я не такой сильный эмпат, как ты, но некоторые фокусы тоже знаю.       Не давая на раздумье времени, Дрифт притягивает к себе Марни ближе, сам же садясь на пол. Силком усаживая на себя верхом, загребая в неловкие объятия хрупкую, в отличие от него корпус, автобот прикрыл оптику, чтобы не взвыть от боли. Ближе к Искре. Плотнее.       Широкая ладонь манипулятора ложится на ровную гладкую спинку фемки, поглаживая по чувствительным зонам, успокаивая разгорячённый корпус. Взгляд голубых линз скользит по гибкому расположению сервоприводов Марни вокруг его бедренных щитков. Из-за различия в росте, фемке приходилось согнуться в пояснице, выпятив бампер, что голодный взгляд взрослого меха не мог не оценить по достоинству. Гибкая. Ладная. Красивая.       Марни лежала на белом честплейте, неловко обняв его, приложившись правой стороной фейсплейта, как вдруг фемка вздрогнула, распахнув светлые линзы. Недоумёно смотря в невозмутимые линзы Дрифта, пытаясь сверить свои ощущения снова, Марни замечает, что мех еле сдерживает улыбку.       — Дрифт! — смущённо и возмущённо пискнула она, замахнувшись кулачком, который тут же был перехвачен. — Негодяй! Ты специально!       — Ты смотри, как ты сидишь и на чём сидишь, — смеясь, произнёс белый кон, держа маленький сжатый кулачок. — И я давно не сбрасывал напряжение.       Он возбуждён. И Марни это почувствовала, как тягостную приятную смолу внутри, растекающуюся от честплейта до самого низа… Вглубь. До самого паха.       — Отпусти! — начинала злиться фемка, больше от смущения, что попала в такую нелепую ситуацию. — Ты сам меня потянул!       — Я ничего не собираюсь с тобой делать. Хотя мог бы.       — Не надо… Дрифт, отпусти!       Желая быстро встать и пропасть из виду, Марни заёрзала на месте… Сминая под собой паховый щиток Дрифта, на что мех застыл и, не рассчитав силы, грубовато ухватился манипуляторами за тонкую талию, усадив обратно. Антенны на фемской макушке потеплели от стыда и смущения, когда волна чужого вожделения накрыло с большей силой.       — Сядь уже смирно и не дёргайся — простонал то ли от усталости, то ли от досады Дрифт. — Даю слово, что ничего не сделаю тебе. Идёт?.. Тебе надо отвлечься, чтобы позабыть плохое. Поддайся моему эм-полю.       Ложь она не ощутила, поэтому и застыла на месте, осторожно расслабившись. Сев на бедренные щитки кона, ощущая под собой тепло, явно пришедшее от нутра Дрифта, Марни готова была от стыда растаять. Но это вправду отвлекало. Закрывая фейсплейт ладонями, фемке оставалось пар пустить со своих висков. Чужие эмоции заразительны. Вожделение накрыло и её.       — Ты не акцентируешь внимание на тонкостях нашего корпуса, — приятным на слух баритоном произнёс Дрифт, поглаживая узкую фемскую талию большими пальцами. — А стоило бы… Кроссхейрс фонил при тебе, что всем казалось, что он набросится на тебя при всех. Даже Ультра Магнус терял свою выдержку… Чего уж говорить обо мне?.. Кто был в прошлом убийцей по ту сторону баррикад?       Марни молчит. Смущена. Чувствуя свою глупость за свою беспечность, хотелось провалиться сквозь Землю и Кибертрон.       Квадратные концы пальцев аккуратно гладят по обе стороны талии, поднимаясь выше, любуясь изяществом грудного отсека, где располагалась дополнительная вентиляция. Такая тонкая броня… Придави манипулятор и сломается пополам. Плечи хрупкие. Шея беззащитно длинная. Дрифт гладит с осторожностью, боясь, что может повредить её. Предплечья. Кисти. Ладони. Пальчики… И самое прекрасное — оптика. Сияют в смущении и неловкости. Корпус дрожит от приятного контакта сильных манипуляторов, исчерчивающих узоры на скульптурно прекрасной талии. На покатых бёдрах. На ровной спинке со сводящей с ума ложбинкой на пояснице. Ничего лишнего. Всё для любви и ласки.       — Люди умеют создавать красоту. В рядах интеров ты была бы желаннее всех ночных огней, — опьянённым голосом прошептал Дрифт, взяв за подбородок кончиком пальцев. — Смотри на меня.       Ах, эта сила… Хочется подчиниться. Собственная эмпатия прогибается под чужим влиянием. Собственный корпус предательски извивается под лёгкие касания и ласки, разжигая огонь внутри, туманя разум.       Взгляд светлых линз послушно поднимается. Марни смотрит, но боится. Хочет, но не решается. Хочется, но страшно.       — Такая красота, — самоуверенно и по собственнечески прямо в чувствительные пластины губ. — И ты создание людское… Куда прекраснее, чем творение Праймуса.       Не слушать невозможно. Антенны на макушке прижимаются к шлему, уже не справляясь со смущением фемки. Корпус не слушался… Вот значит, что бывает, когда тобой манипулирует эмпат?       «Не терять контроль» — напоминает себе Дрифт, чувствуя, как сходит с ума от чужой покорности.       Марни буквально выдыхает горячий пар, словно в ней закипела вся жидкость. Накрепко вцепившись в чужие надплечники, фемка обессиленно падает на честплейт Дрифта, крепко-крепко обняв, что мех поразился той силе, которая, оказывается, есть в ней — чуть не смяла его грудные пластины, как лист фанеры.       — Спи.       Чувствуя тепло более сильного и мощного корпуса, фемка прикрывает оптику, обнимая тёплое туловище и манипуляторами и сервоприводами, прижимаясь плотнее. Дрифт с печалью отмечает, что даже для него — бывшего десептикона и головореза, которого Оптимус отправляет на грязные миссии для зачистки территории, причинять какие-либо страдания для неё — слишком унизительно, не смотря на то, что делал Дедлок в прошлом. Светлый манипулятор, обнимающий хрупкий корпус, поглаживая спину, не может даже опуститься ниже тонкой талии — он уважает её. А уважение куда значимее, чем любовь. Пусть отдохнет. Как только пробудится, он заявит на неё право, попросив руки у Прайма, как «хозяина» сие «оружия». Да и потом, Дрифт технично избавился от конкурентов, а чувство привязанности к Кроссхейрсу он как-нибудь затмит собой и…       …5       …4       …3       …2       — Марни, не спать!       —…       Яркий свет пробивает пелену сна, а глаза светло-серого цвета распахнулись от неожиданного пробуждения. Вокруг сидели мужчины, попивая чай, смачивая без того пресную овсяную кашу на завтрак. Гул на заднем плане Отдела А-7 оповещал о том, что скоро прибудет проверка, а значит, надо быстро собираться и готовить отчёты Салливану.       Но… Подождите.       Девушка поднимается из-за стола, смотря на свои руки, обтянутые кожей персикового цвета, с небольшими язвочками от псориаза около ногтевой пластинки. Волосы небрежно и неаккуратно собранные в низкий хвост щекотали шею. Серые глаза с чёрными изогнутыми на концах ресницами в непонимании смотрели сквозь пальцы рук на белую тарелку с серой овсяной кашей и кубиком сливочного масла поверх неё. Время завтрака?..       — Улсон! — выкрикивает голос. — Готовь отчёты. Ты что там застыла?! Шарлотта Миринг прибудет с минуты на минуту.       Магалай Марин Уверика-Улсон быстро соображает и кивает, направляясь в сторону рабочего кабинета, стуча с каждым шагом резиновой подошвой красных кед. Всё казалось таким... настоящим в том сне. Таким фантастически комфортным... Можно ведь было догадаться, ведь в жизни идеально так не бывает.       Пора возвращать в реальность.