Pure Pleasure of Love

      Вопреки своей репутации, Димария была весьма требовательна в вопросах физического комфорта,а потому даже на борту корабля плывущего в Фиор умудрилась протащить целую гору предметов «первой необходимости». Отказываясь изменять привычкам даже перед лицом эпохальной войны двух континентов, воительница наполнила каюту захваченными из дворца предметами роскоши и просто дорогими сердцу вещами. Процеженный сквозь витражные окна свет равномерно рассеивался по помещению, отбрасывая разноцветные блики на устланный узорчатыми коврами пол и расставленные тут и там сундуки, ломившиеся от украшений и одежды.       Пытаясь решить, в каком именно из боевых облачений впервые сойдёт на землю Фиора, Димария перевернулась на бок, устраиваясь на роскошной кровати. Флот не преодолел и трети пути, а потому она позволила себе немного понежиться в окружении шелковых подушек, приятно ласкавших кожу. В своих покоях, ограниченных сейчас этой каютой, Йеста не давала себе труда заботиться о приличиях, а потому её красно-золотой наряд был призван скорее украсить совершенное во всех отношениях тело и подчеркнуть его достоинства, нежели скрыть их от посторонних глаз. Эта задача явно была непосильна для двух жалких клочков ткани, а потому Димария, с тем же успехом, могла валяться здесь и полностью обнажённой, купаясь в сиянии солнечного света.       Узкий лиф-бандо, окрашенный в цвета пролитой в бою крови, подчёркивал восхитительную округлость маленькой груди, а газовая ткань короткой юбки, по прозрачности сопоставимая лишь с прохладным вечерним воздухом, окутывала довольно крутые, для столь стройной фигурки, бёдра, практически не оставляя пространства для фантазии. Лишь V-образный красного, с золотой прошивкой, ремня, охватывавшего осиную талию, слегка прикрывал место, в котором сходились длинные стройные ножки девушки.       В остальном же тело Димарии было выставлено напоказ и любой вошедший мог бы полюбоваться им... если бы осмелился. Но желающих рискнуть жизнью, ворвавшись в покои Богини Войны всё как-то не находилось, а потому она продолжала предаваться безделью после тёплой, расслабляющей ванны с ароматическими маслами и благовониями, которую приготовили для неё служанки.       Голодная до физических ощущений Йеста ухмыльнулась, вспомнив, как они натирали её тело душистыми мазями, пока кожа не начала отливать нежным медовым блеском. При этом, пока одни заботилась о ней, других золотоволосая воительница заставила обнимать и целовать друг друга себе на потеху. Ей нравилось наблюдать, как девушки разоблачаются перед ней. Вынимают из причёсок золотые заколки и распускают шёлковые ленточки, позволяя волосам свободно струиться по плечам. А уж вид того, как служанки, с трудом преодолевая стыдливость, помогают друг другу распустить завязки, скреплявшие платья, и вовсе возбудил её.       От одного воспоминания о шёлковых одеждах, плавно скользящих на пол, Димария ощутила разлившуюся телу волну жара. Её лицо залил нежный румянец, подчеркнувший высокие скулы, а карие глаза стали золотыми и приобрели влажный глянцевый блеск.       Димарии нравилось развлекаться с девушками. Особенно с теми, которых победила и собственноручно взяла в плен. Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем видеть гнев и смущения на лицах воительниц, когда она побеждала их, попутно срезая одежду и оставляя обнажёнными перед всем войском – способности Бога Времени позволяли ей творить ещё и не такие чудеса. Некоторых Димария потом убивала, милосердно позволяя уйти в смерть и тем самым избежать позора, других делала своими пленницами. Выбор у последних был небольшой – верно служить своей новой госпоже или же стать игрушками её личного отряда.       Большинство выбирало первый вариант, в наивности своей, полагая, что такая судьба будет менее жестокой. Однако Димарию едва ли можно было назвать снисходительной госпожой. Может быть, она не была столь жестокой, как садистка Эйлин Белсерион, но обожала дразнить бесправных девушек, частенько доводя их до слёз. Или и вовсе использовала бедняжек для любовных утех.       Пылающий от неудовлетворённого желания взгляд воительницы обратился на одну из служанок, которая как раз заканчивала складывать флаконы и баночки с эликсирами и притираниями на поднос из слоновой кости, который теперь собиралась вынести.       — Поставь. И сними одежду, – грубо приказала Димария, с наслаждением наблюдая, как щеки девушки заливает краска стыда.       Бедняжка совсем недавно попала в услужение к жестокой воительнице и ещё не привыкла оставаться обнажённой перед её взором, однако же, приказ выполнила без промедления. Отработанным движением, выдернув золотые шпильки из своих, тщательно уложенных волос она сняла с себя платье из тонкого шёлка, представ перед Димарией в ореоле укрывших тело бронзовых локонов.       — Неплохо, – коротко похвалила та, по достоинству оценив скорость выполнение приказ а. – Ну а теперь иди ко мне, милашка.       Губы воительницы исказила саркастическая усмешка. Она знала, что эта девушка не хочет её и наслаждалась инстинктивным сопротивлением, на мгновение вспыхнувшем в глазах, но мгновенно угасшим. Служанка, молча, повиновалась и подошла к кровати.       Возлежавшая на подушках Димария села, подобрав под себя ноги, и расправила мерцающую ткань полупрозрачной юбки. Пригладила всё ещё слегка влажную после купания путаницу медово-золотых волос, и лишь тогда соизволила обратить внимание на девушку, замершую перед ней. Оглядела красивое, напряжённое тело и, хищно облизнувшись, скользнула рукой по плоскому животу, игриво задев пальчиком аккуратную впадинку пупка. При этом глаза её не отрывались от лица несчастной, с жадностью вбирая каждую недовольную гримаску, которыми та реагировала на прикосновения, против воли навязанные ей жестокой хозяйкой.       Она могла бы развлекаться так ещё очень долго, но наметившееся веселье прервало неожиданное появление незваного гостя. Он вошёл без стука, просто открыв дверь в покои той, кого прозвали Богиней Войны, и никто не посмел заступить ему дорогу.       — Ларкейд, – воскликнула Димария, поднявшись с ложа. Злонравная улыбка, кривившая её красивые черты, вдруг стала милой, а холодная жестокость во взгляде сменился ласковым теплом. Все издевательства и унижения, уготованные несчастной служанке мигом оказались забыты и она всем существом потянулась к вошедшему в её обитель. Потому что может Димарии и нравилось развлекаться с девушками, но любовь её принадлежала лишь Ларкейду Драгнилу – единственному сыну Императора Сприггана.       Его стройное, в меру мускулистое тело благоухало миррой и ладаном, а белое струящееся облачение напоминало об одеяниях монахов, и совершенно не сочеталось с укороченными брюками-капри. Расшитая тонкими золотыми узорами ткань закрывала правую руку и спадая вниз, оставляя левую и половину груди полностью открытой. Густая встрёпанная солёным морским ветром шевелюра словно впитала в себя солнечный блеск. Острые, как колючки у ёжика, платиновые пряди торчали в разные стороны, обрамляя одухотворённое лицо, напоминавшее своей тонкостью иконописные лики. Взгляд слегка раскосых глаз сиял чистым пламенем веры.       — Опять служанок насильничаешь, Мари? – ласково, но с налётом мягкой укоризны в голосе спросил он, пересекая комнату.       Следуя образу просветлённого Ларкейд делал вид, что журит возлюбленную за жестокость, но сам даже не взглянул в сторону отступившей с его пути девушки. Для него она была пустым местом, а прозвучавшие слова являлись лишь частью любовной игры.       — Ну... тебя же не было рядом, – отозвалась Димария независимо поведя голым плечом. – С кем ещё я могла бы развлечься?       Воительница хорошо знала это, а потому подыгрывала любимому, всеми силами сопротивляясь его попыткам «воспитать» себя.       — Действительно, – нотки грусти, на мгновение омрачившие плавное течение его речи, практически сразу исчезли. – Но теперь я здесь и по моим расчётам у нас в запасе не меньше суток. Поэтому давай отпразднуем союз любящих душ слиянием слиянием тел.       Сладко улыбнувшись, Димария прикрыла наполненные янтарным светом глаза и откинула голову на бок, предоставляя Ларкейду полную свободу действий. Дополнительное приглашение не потребовалось – он с готовностью припал к возлюбленной, покрывая её золотящуюся от загара кожу неторопливыми и нежными поцелуями. Его губы невесомо коснулись ложбинки, залегавшей между плечом и шеей, но почти сразу отодвинулись. Сместился выше, обозначая уже более ощутимый контакт. Подобно тому, как бабочка порхает с одного цветка на другой, понемногу задерживаясь на каждом, Ларкейд рисовал на шее Димарии дорожку из поцелуев.       Он не спешил, умело тревожа чувствительные нервные окончания и, тем самым, разжигая страсть девушки. Удовольствие от каждого поцелуя волнами мурашек разливалось по её телу. А когда его губы добрались до ушка и, слегка задев мочку, коснулись сокрытого за нею нежно го участка, Димария откинула голову назад. С её губ сорвался стон, больше похожий на счастливый вздох. Черты лица разгладились и сделались мягкими, а на губах появилась расслабленная улыбка, в которой не было и тени жестокости.       Готовая разделить с возлюбленным величайшее из таинств жизни Димария подалась назад и, откинувшись на застеленное шелками ложе, потянула Ларекеда за собой. Теперь она лежала на спине, разметав золотые локоны по алому шёлку, а он нависал над ней, опираясь на колени и локти. При этом шея, столь привлекавшая юношу, оказалась за пределами его досягаемости. Однако он ничуть не расстроился, сосредоточив внимание на иной части женского тела. Ловко избавив любимую от лифа, Ларкейд приник к её груди, нежно целуя упругие холмики и не спеша подбираясь к тёмным соскам, набухшим от его прикосновений словно бутоны.       Учащённое дыхание девушки стало ему наградой, засвидетельствовав пробуждение её страсти. Разумеется, того же эффекта Ларкейд мог с легкостью добиться, использовав магическую способность Удовольствие, но никогда бы не стал делать этого. Столь грубое вмешательство в запретную область чувственного восприятия была совершенно недопустима. Нет, его магия подходила, что очищать души врагов, попутно разрывая их связь с бренными телами – не более. Происходящее между ним и Димарией можно было смело назвать Таинством Любви, в котором не было места постороннему магическому вмешательству. Поэтому, вместо того чтобы облегчить себе путь, Ларкейд продолжил неторопливые ласки распростёртого под ним тела, точно зная, что старания окупятся.       Девушка же просто млела от его поцелуев и прикосновений. Раскинувшись на шелках она наслаждалась близостью сильнее, чем это можно было представить. Однако Димария никогда не снискала бы себе славу Богини Воительницы, если бы так легко теряла бдительность. А потому, от её внимания не укрылась попытка побега, предпринятая забытой в порыве любовных чувств служанка.       — Ты куда направилась? – окликнула её Димария, не открывая глаз. При этом тон её был убийственно-холодным и жестким. Он рассёк нагревшийся влажный воздух подобно отточенному клинку, заставив служанку замереть на месте. Несчастная побелела как полотно и, выронив одежду, которую до этого стыдливо прижимала к груди, несмело обернулась к хозяйке. На её лице застыл ужас.       —Разве я сказала, что ты можешь уйти? – не меняя тона и по-прежнему не открывая глаз, спросила Валькирия. Сейчас она здорово напоминала пригревшуюся на солнце львицу – до того довольным было её лицо. Пальцы правой руки лежали на затылке Ларкейда, нежно перебирая бледное золото его непослушных локонов, а ладонь левой неторопливо скользила по твёрдому, как мрамор, торсу, оглаживая проступавший под кожей рельеф мускулов. Димария явно получала от этих действий настоящий кайф.       — Вернись на прежнее место и смотри, – благодаря поцелуям, спустившимся от шеи и плеч в ложбинку между грудей, тон воительницы слегка смягчился. – Мне нравится, когда ты стоишь там и смотришь. Поэтому стой и смотри. Не отводи взгляд, поняла?       Девушка торопливо кивнула, забыв о том, что сейчас госпожа не видит её. Страх начисто отбил у бедняжки способность соображать. Впрочем, Димария и не нуждалась в подтверждениях. Она и так знала, что её приказ будет выполнен безукоризненно.       — В самом деле? – сладко улыбнулся Драгнил, поднимая лицо от зоны декольте Димарии, которую с такой увлечённостью исследовал на протяжении нескольких последних минут. – Ужели ты настолько тщеславна, что тебе даже в постели нужны зрители?       — Ну да, – шаловливо улыбнулась та и, щелкнув парня по носу, приподнялась на локтях. – А ты против? Их лица оказались рядом, интимно соприкоснувшись лбами. Дыхание смешалось, а взгляда выражали любовь и желание столь сильные, что их хрупкие человеческие тела просто не могли вместить их. Эти чувства прорывались наружу, электризуя воздух между телами влюблённых.       — Вовсе нет, просто я не люблю быть жестоким, – поставленным голосом проповедника отозвался Ларкейд, бросив короткий взгляд в сторону служанки. Прежде он едва ли заметил её, воспринимая раздетую Димарией девушку как ещё один предмет интерьера. Экзотическое украшение, соответствовавшее извращённому вкусу хозяйки покоев. Но сейчас, когда возлюбленная заговорила со своей игрушкой, он тоже соизволил обратить на неё внимание. Взгляд императорского наследника скользнул по обнажённому телу девушки, заставив её смутиться и опустить взгляд. Руки её дёрнулись, в попытке прикрыть интимные места, но она вовремя подавила этот порыв в страхе перед наказанием, которому Димария непременно подвергнет её, когда свидание закончится.       — Раз уж ты заставляешь её наблюдать за нашей любовью, пусть она хотя бы наслаждается этим, – стоило этим зловещим словам слететь с его губ, как служанка согнулась пополам, жестоко страдая от разожженного магией наслаждения. Тепло, вспыхнувшее где-то внизу живота, жидким огнём разлилось по нервам, выжигая их изнутри. Сердце бешено заколотилось в груди, в глазах потемнело и чтобы сохранить равновесие, девушка вынуждена была схватиться за стену. То, что испытывало сейчас её, тело было, одновременно и лучшим и худшим опытом во всей её жизни. И ей не оставалось ничего другого, кроме как принять его.       — Иди ко мне, – словно издалека донёсся голос Димарии, притянувшей к себе отвлёкшегося Ларкейда. – Я хочу тебя – сейчас.       В глазах девы-воительницы вспыхнуло тёмно-золотое пламя, а улыбка сделалась лихой и задорной. Кожей ощущая нетерпение возлюбленной, источавшееся из каждой поры на её теле, блондин поднялся с кровати, сноровисто избавляясь от одежды. Он не собирался заставлять любимая и дальше томиться от желания, но и смысла в излишней спешке не видел. Да и не по статусу ему была подобная торопливость. Пальцы юноши расстегнули брошь, которой было сколото обернутое вокруг его тела облачение и распустили пояс штанов, позволив им соскользнуть вниз и растечься на ковре. Глаза девушки жадно пожирали голое мужское тело.       Ларкейд мягко улыбнулся, довольный произведённым эффектом, забравшись обратно на кровать. Его тёплые, пахнущие ароматическими маслами руки коснулись женских бёдер, аккуратно расстегнув пояс полупрозрачной юбки. Димария не сопротивлялась, позволив ему удалить последнюю преграду, мешавшую их телам слиться в жарком порыве. И вот, наконец, она слетела на пол, уверено отброшенная мужской рукой. Ларкейд устроился сверху, накрыв своим телом тело возлюбленной. Их уста соприкоснулись и слились в долгом поцелуе, наполненном бесконечной нежностью. Не было ни игривых укусов, ни естественной для статуса борьбы за контроль. Лишь желание доставить удовольствие друг другу. Они вообще выглядели удивительно мирно сейчас.       Каждое движение запутавшейся в объятьях пары было проникнуто глубинным смыслом и этот символизм лежал далеко за пределами понимания непосвящённых. Руки любовников скользили по телам друг друга со столь неторопливой неспешностью, что эти движения напоминали скорее церемониальное священнодейство, чем простые ласки. При этом в каждом прикосновении и поцелуе ощущалась такая нежность, что её, наверное, хватило бы на целый город. Будучи бывалой воительницей Димария могла выдержать куда гораздо больше, однако Ларкейд, обращался с ней так, словно она могла рассыпаться от одного неосторожного прикосновения. А она отвечала ему тем же. Нежность, с которой Валькирия касалась эфирного, повергла бы в шок постороннего наблюдателя. Никто в Альваресе и не предполагал, что эта девушка может быть настолько ласковой. И тем не менее это было так.       Неторопливая, бесконечно-затянутая прелюдия свела бы с ума любого, но эти двое получали от ней искреннее удовольствие и наслаждались каждым моментом. Лишь один раз Димария позволила себе выразить недовольство, но не возлюбленным, само собой, а служанкой, слишком громко страдавшей от наслаждения в уголке. Она даже прикрикнула на несчастную, велев ей закрыть рот и не мешать. Ларкейд лишь поморщился, наблюдая неуместную, с его просветлённой точки зрения, сцену, но сдержался и промолчал.       Затем они вернулись к прерванному занятию, неторопливо подготавливая друг друга к предстоящему любовному соединению.       Заняв полагавшееся ему место между раздвинутых для него ног возлюбленной, эфирный погрузился себя в её влажность. После такого количества предварительных ласк любой другой на его месте сразу «сорвался бы с цепи», задавая сумасшедший темп, но Ларкейд действовал медленно и без лишнего напора. Осторожно вжав Димарию в кровать, он подождал мгновение, привыкая к тесноте и жару, и медленно отступил, чтобы повторить движения. Раз, другой, третий. Блаженная улыбка, не сходившая с его лица, сменилась выражением глубокой сосредоточенности. Девушка же напротив – широко улыбнулась, отмечая перемену в его реакции.       Они понимали друг без слов. Без ненужных выкриков и перемешанных со стонами слов любви, которые так часто раздавались из спален других любовников. Димария и Ларкейд не нуждались в столь вульгарном проявлении чувств, а потому единственным звуком, сопровождавшим их соитие, было сбившееся дыхание, к которому примешивался влажный шелест шёлковых простыней. Движения их тел казались на удивление согласованными. Два воина, бившихся плечом к плечу, действовали по-настоящему слаженно. И пусть им двоим не хватало того пламени, что воспевали поэты, в их действиях определенно присутствовала гармония.       Такая же глубокая, как и чувства, которые они разделяли друг с другом. Любовники ни на миг не отводили взгляды друг от друга, делясь всем, что чувствовали во время близости. Ларкейд был подобной открытому Писанию, а Димария отбросила маску сарказма и лёгкой надменности, за которой прятала чувства. Сейчас в этом не было необходимости, ведь они оба были обнажены друг перед другом. Не только в физическом, но и в духовном плане. Их любовь была больше, чем просто физическим актом и существовала одновременно на нескольких уровнях Бытия. Даже прожив вместе целую жизнь, мало кто мог похвастаться подобным.       Ритм движений, поначалу казавшийся столько неторопливым, постепенно начал ускоряться. Ларкейд теперь двигался заметно быстрее, стремясь усилить их обоюдное удовольствие. Димария закатила глаза, возвестив о своём удовольствии сладостным вздохом, и запустила пальцы в волосы юноши. Ей доставляло особое наслаждение перебирать его роскошную шевелюру, вглядываясь, при этом в сосредоточенное лицо. Приятно было знать, что лишь ей дано вызвать в любимом столь сильные эмоции, в то время как самые серьёзные противники удостаивались лишь ничего не выражающей улыбки, напоминавшей о блаженных святых.       К моменту, когда действо начало приближаться к своей кульминации Димария обвила руками шею Ларкейда и скрестила ноги на его пояснице. Взяла эфирного в не иллюзорный плен. Ограниченный в движениях, он был вынужден прижаться к ней ещё теснее, опираясь о кровать коленями и лбом. В этом положении их разгорячённые тела соприкасались так тесно, что их связь многократно усилилась. Балансировать на грани стало невыносимо, и вскоре оба сорвались в бездну, лежащую далеко за пределами ощущений.       Эфирный вошёл в неё. Заполнил собой, как меч заполняет ножны. А затем произошло это. Их тела содрогнулись от сильнейшего физического удовольствия, в то время как души воспарили к высшим сферам, воспевая любовь в песне, отголоски которой теперь вечно звучали где-то в отдалённых уголках Мироздания вместе с песнями тех, кому, как и им, удалось достичь Трансцендентности.       Пожалуй, испытанное ими можно было назвать чистым удовольствие. Экстазом не только физическим, но и духовным. Слиянием тел и душ, на краткий миг возникшем в результате ритуала, не имевшего ничего общего с банальным удовлетворением похоти.       Когда же уставшие и полностью обессиленные они сумели перевернуться и устроиться поудобнее, так и не разомкнув, при этом, объятий, забытая ими служанка, наконец, потеряла сознание знание, не выдержав сенсорной перегрузки. В каком-то смысле она тоже испытала экстаз. Жаль, что против своей воли. Устроила голову на груди Ларкейда, Димария решила, что следующим утром обязательно накажет эту вздорную лентяйку за то, что она не смогла справиться даже с простейшим поручением – стоять и смотреть.       — Люблю тебя, – мягкий голос эфирного и нежный поцелуй в макушку отвлёк девушку от садистских планов, заставив замереть.       В первое мгновение Йеста просто оцепенела, не зная, что ответить, но чувство быстро взяли верх над привычкой к скрытности.       — Я тебя больше... – голос её дрожал, когда золотоволосая произносила эти слова, преисполненные обжигающей искренности.       — Это невозможно... – полусонным голосом парировал Ларкейд, прижимая её к себе ещё крепче, и Димария поддалась ему. Не стала спорить и, тем более, пытаться вырваться, а переплела свои ноги с его и закрыла глаза, позволив себе задремать ненадолго.       Впереди был остаток вечера и большая часть ночи, которые они собирались наполнить чистым наслаждением своей любви.