everything will come to an end

нико знает — ева не по его плечу; создана из ребра, готова проткнуть насквозь. и по взглядам чужим видел сочувствие и любопытство, когда же не выдержит, сдастся, бросит все и начнет нормальную жизнь. ева ведь неаккуратна, совсем бестолочь. забывает помыть посуду, пересаливает суп, даже иногда надевает разные носки на работу, да и от рассеянности чашку временами не может удержать, что все пошли трещинами, смотри, нико, твое сердце — такое горячее, перемазанное в крови — в руках держит, так чего же ты не боишься? нико знает — еве и всего мира мало; ей нужно всего и сразу, и как бы нико не старался, как бы не отдавал себя всецело ей одной — это едва ли ее удерживает, едва ли притягивает взгляд. он видит, она еще не понимает этого, и пока она в неведенье, все можно еще исправить, склеить по кусочкам, создать что-то новое, то, где они бы могли быть вместе, счастливые, спрятанные от мира, где только она и он, любящие друг друга. как чаша в японии. трещины можно склеить золотом. от этого все только становится лучше. нико склеивает нежностью, лаской, заботой, но ева настолько пресытившаяся всем этим, даже не замечает, что плечи напряжены, что в молчании прячутся тысяча просьб — прошу тебя, ева ева — вселенная, всё в ней и она во всём. нико хочет быть с ней, но также хочет, чтобы и она была с ним. хоть раз, сжала его плечо, положила голову на его макушку, рассмеялась, спросила, как прошел день, нарисовала нежно какой-то узор на тыльной стороне ладони, а после предложила что-нибудь посмотреть, устроившись на его коленях, положив доверчиво голову, разрешив его рукам запутаться в ее темных локонах., но она никогда даже и не думала, не желала узнать, понять, почувствовать — потерявшись в своих расследованиях, в своих мечтах, она не могла отдаться еще кому-то, чему-то, кроме себя самой. не могла увидеть, когда даже и не пыталась присмотреться внимательнее. все так привычно, обыденно — уют, еда, любящий муж, теплая постель. что еще нужно, ева? — скажи, и я попытаюсь дать. мир слишком крохотный в его объятьях, ей душно, мало. так было всегда и будет, неважно, что вспоминая о свадьбе, о том, как целовал костяшки пальцев, отвечая да, ева улыбалась так искреннее и любяще, что страшно подумать, как все могло так обернуться, исказиться, потрескаться. и никакое золото здесь не залатает дыры. он ведь видел с самого начала — ева не по его плечу, но хотелось, так сильно желая попробовать, попытаться, убеждая себя в обратном, больно встать после падения. ну же, ева, скажи что-нибудь, сделай что-нибудь, не отворачивайся, не опускай взгляд в пол, я ведь люблю тебя, я ведь — мерзко. хочется схватиться и упасть перед ней или же прижать к стенке, резко, пытаясь срастись, раз не получилось иначе. ты же этого хотела? скажи, ева. ева молчит, роняя, вместо склеенной золотом чаши, сердце, пачкая пол.