Потерянные мальчики и сигареты

      Пламя зажигалки осветило резкие черты лица Ойкавы, контрастируя с темнотой неба.       Это было на следующий вечер после их матча с Карасуно, и Ойкава чувствовал себя саморазрушительно. Он снова упустил свой шанс попасть на национальные. Он снова подвел свою команду.       Звук затянувшейся сигареты тяжело зазвенел в воздухе. Все, чего он хотел, — это сбежать. Чтобы чувствовать себя легче. Чувствовать что-то еще, кроме неудачи. Всего лишь на мгновение он взмолился.       Он услышал приближающиеся шаги позади себя, и ему не нужно было оглядываться, чтобы понять, кто это был. — Ты же знаешь, что запах этого дерьма еще держится.       Ах, добрая старушка Ива-тян, всегда такая ответственная. Ойкава знал, что его ждет еще одна лекция, но не мог найти в себе сил, чтобы беспокоиться об этом. Он хотел отключиться от происходящего и просто сосредоточиться на запахе дыма и сожаления. — Я знаю, что ты, наверное, сам себя мучаешь. Черт возьми, да и я тоже. Но то, что случилось, уже свершилось, и ничто этого не изменит. Ты все еще тот партнер, которым я могу похвастаться. По-прежнему лучший сеттер, — комплименты прозвучали как-то странно из-за резкого голоса Иваидзуми, подумал Ойкава. Как клубок мягкости и песка. — Ничто не может этого изменить. — Если бы я был лучшим, — начал Ойкава, — Мы бы победили. Мы всегда будем побеждать. — Все иногда проигрывают, Ойкава. — Особенно я, — еще одна затяжка. — Да ладно тебе, Кава. Это чушь собачья, — сказал Ивайзуми. Его голос становился все громче, и Ойкава почувствовал, как нарастает напряжение, которое пыталось задушить его сильнее, чем сигарета между губами. — Разве я когда-нибудь выигрывал, Ива-тян?       Ойкава повернулся к своему лучшему другу с невысказанным вызовом. Иваидзуми не отступил, хмуро встретив отвратительную улыбку Ойкавы. — Это нечестный вопрос, и ты это знаешь, — вздохнул Ивайзуми. — Я не собираюсь играть в твои дурацкие игры. Ты стоишь гораздо больше.       Еще одна затяжка, а потом смех. Ива-тян иногда был такой забавный.  — Я ничего не стою. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.       Еще одна затяжка. Две затяжки. Три затяжки.       Еще одна сигарета. Две сигареты. Три сигареты.       Будет ли этого когда-нибудь достаточно?       Хватит ли его когда-нибудь?       Иваидзуми застонал и провел рукой по лицу. — У тебя появятся преждевременные морщины и желтые зубы. Как бы чувствовали себя твои клыкастые девочки? — Да пошли они все. — Твоя семья будет разочарована. — Да пошли они все.       Между ними воцарилось молчание. Ивайзуми глубоко задумался, нахмурив брови.       На этот раз Ойкава не испытывал никакого желания разглаживать их большим пальцем.       Ойкава ничего не почувствовал.       Еще одна затяжка. — Ты меня расстраиваешь.       Глаза Ивайзуми были устремлены на него, и он действительно выглядел обиженным? Например, когда Ойкава убивал жуков, которых ловил в детстве.       Ладно, может быть, это задело его. — Черт возьми, я не хотел делать это сейчас.       Ойкава почувствовал, как чувство вины давит ему на живот. Он снова сделал больно Ивайзуми. Разочаровал его. Предал его. Что же он за напарник такой? Неудача, неудача, неудача… — Эй, — голос Ивайзуми вывел его из транса. — Я не имею в виду тебя. Я имел в виду то, что собираюсь сделать.       Ойкава не знал, что он имел в виду, но когда Ивайзуми подошел ближе, он почувствовал решимость в его шагах. — Ива-тян? — Заткнись.       Руки Ивайзуми одним плавным движением легли ему на плечи. Несмотря на то, насколько знакомым было это прикосновение, лед все еще бежал по его венам и вниз по позвоночнику. — Ойкава. Тоору.       Его настоящее имя звучало легко, хотя Ивайзуми использовал его только тогда, когда они были в присутствии семей друг друга. Ойкава не думал, что это звучит более естественно на любом другом языке. — Я так в тебя влюблен. Ты тупица, и я тебя терпеть не могу, но боже, я тебя чертовски люблю.       Ойкава слышал, как голос Ивайдзуми эхом отдается у него в ушах, но он все еще не был уверен, что эти слова исходят от него. — Послушай, мне все равно, что сейчас происходит в твоей голове. Ты не можешь разбить себя на миллион кусочков и просто ожидать, что я ничего не сделаю.       Ивайзуми звучал уверенно, так уверенно. Он выглядел сильным, как столп, которым всегда был для Ойкавы. Он привык краснеть и заикаться на исповеди, но это была декларация, указ.       Это заставило Ойкаву содрогнуться.       Сигарета Ойкавы давно погасла, но он сделал глубокий вдох, прежде чем изобразить самую большую фальшивую улыбку, на которую был способен, и оттолкнуть руки Ивайзуми. — Я не могу позволить тебе сделать это, Ива-тян. Иногда мы не можем снова быть вместе, и я не могу позволить Ива-тяну тратить свое драгоценное время на невозможное. Я больше не подведу тебя. А теперь не прикуришь ли ты мне сигарету?       Ивайзуми выглядел потерянным, на его лице снова появилось обиженное выражение. Это было очень незаметно, но Ойкава знал это лучше, чем кто-либо другой. Он уже достаточно долго знал его. Он взял зажигалку из протянутой руки Ойкавы, но вместо того, чтобы зажечь сигарету, выдернул ее изо рта Ойкавы и зажал между своих губ.       Он закурил, втянул воздух и закашлялся.       Еще одна затяжка. Две затяжки. Три затяжки.       Очередной провал.       Он ничего не мог сказать, не мог найти в себе нужных слов. Он никогда не хотел смотреть как Ивайзуми опускаться до его уровня. Саморазрушение было его делом, его собственностью.       Впрочем, он всегда всех подводил.       Когда сигарета была докурена, Ивайзуми отшвырнул ее прочь. Он протянул руку, и Ойкава в замешательстве склонил голову набок. — Другую. — Нет. — Я выкурю всю эту чертову пачку, чтобы доказать свою точку зрения, если придется. — Какой смысл, Ивайзуми? — Ойкава ломался. Его внешний облик начал расплываться, и он испугался. Но что может быть немного больше повреждений? Что такое еще немного разрушения? Он уже оставил после себя достаточно следов.       А что значит чуть больше? — Что я встречусь с тобой на любом уровне, на котором ты меня возьмешь! Мне все равно, что я должен сделать, чтобы показать тебе, что я с тобой! — Ивайзуми вздохнул, по-видимому, успокаивая свой гнев. — Мы же партнеры. По волейболу. В жизни. В любви.       Ойкава задумывались об этом. Испытать идею любви. Почувствовать его вкус на своем языке.       Все это совпадало, но он не мог этого сделать. — Если ты хочешь любви, найди кого-нибудь другого, кто даст тебе больше, — только и смог он вымолвить. — Я просто потерянный мальчик, медленно убивающий себя. Бомба, готовая взорваться в любой момент. Ты не можешь любить это. — Черт возьми, мне нужна не только любовь. Я хочу тебя. Я хочу быть тем, кто найдет тебя, поможет тебе, потушить запал.       Ойкава не знал, чего он ожидал, но уж точно не Ивайзуми заключивший его в крепкие объятия. — Влюбиться в тебя — это не мой выбор, — прошептал Ивайзуми ему в плечо. — Но любить тебя — да.       Ойкава чувствовал, как горят его глаза и слезы текут по щекам, размазывая тушь, которую он нанес, чтобы сохранить свой обычный гламур среди кружащегося в голове разочарования. — Хадзиме, — пробормотал он.       Ивайзуми отстранился ровно настолько, чтобы встретиться взглядом с остекленевшими глазами Ойкавы. Он улыбнулся — редкое зрелище, обычно приберегаемое для их спокойных минут, когда они вдвоем сидели в его комнате, наблюдая за волейбольными матчами или занимаясь вместе. — Тоору. — Научи меня любить самого себя.       Мягкий изгиб губ Ивайзуми расцвел в самой яркой солнечной улыбке, которую Ойкава когда-либо видел на нем. — Для этого и существуют партнеры.       Ивайзуми поднял кулак вверх, и Ойкава понял, что сейчас он получит свой фирменный удар, но Ивайзуми заслуживал лучшего.       Поэтому он схватил его за запястье и притянул к себе, пока их губы не соприкоснулись.       В его глазах не было ни фейерверков, ни волшебных огней.       Но Ивайзуми был на вкус как клубника и его сигареты. Как любовь и дом.       Ойкава знал, что у него есть склонность к аддикции*, но он всегда будет выбирать это чувство. Он плыл вместе с Ивайзуми, чтобы поднять его или посадить на землю, когда ему это было нужно.       Он всегда выбирал Хадзиме.       Еще один поцелуй. Два поцелуя. Три поцелуя.