Mallow

Я не знаю, куда попадают люди после смерти, но я точно знаю, где они остаются. Те, кого ты любишь, всегда с тобой. х/ф «Не уходи»

      1997              Жюль так часто приходит к Леклерам, чтобы посмотреть на маленького Шарля, одетого в ползунки с рисунками машинок, что уже вскоре не может представить свои вечера без этого розовощёкого карапуза. И пока отец и мама болтают с хозяевами дома на кухне, он перегибается через высокую стенку детской кроватки, и протягивает к Шарлю палец, за который тот непременно хватается. Он улыбается своей беззубой улыбкой, дёргает ногами, и Жюль чувствует, как отчего-то щиплет в носу, и мелко подрагивают губы, когда чувствует крепкую хватку крошечной ладошки, а после ловит на себе и его озорной взгляд.              Он ещё долго стоит так рядом с ним, не обращая никакого внимания на деревянное ограждение кровати, больно впивающееся под рёбра. Кажется, проходит не меньше получаса, прежде чем все замечают отсутствие Жюля, отправляются его и находят всё там же, играющимся с Шарлем. От этой картины умильно улыбаются все, а сам Жюль совсем не сразу замечает на себе чужие взгляды.              — А можно его подержать? — Бьянки обращается к Паскаль, утирающую неожиданно выступившие слёзы, и пытается смотреть на растроганную женщину как можно более умоляюще. — Пожалуйста, я очень хочу.              И, конечно же, она соглашается, осторожно берёт сына на руки, целует в лысую макушку и только после этого отдаёт его Жюлю. Шарль смотрит на него внимательно, широко открыв рот, что-то бормочет на своём языке, и тянет волосы Жюля, крепко схватившись за локоны. Он чувствует, как сердце сумасшедше колотится в груди, когда он чуть крепче прижимает к себе карапуза, и сам себе не может объяснить причин этого странного волнения. С каких пор он так реагирует на младенцев?              — Нам, наверное, пора, — словно очнувшись ото сна, говорит отец, и Жюль прикусывает себе язык, потому что иначе наверняка попросит его задержаться ещё ненадолго, и абсолютно нехотя отдаёт Шарля обратно.              Он и раньше любил приходить в дом к Эрве и Паскаль, но с тех пор не может дождаться выходных — всю неделю откладывает те деньги, что ему дают на карманные расходы, чтобы к выходным купить для Шарля новую игрушку или несколько ярких погремушек, которыми он так любит долбить по полу. Вскоре родители замечают это и начинают выделять ему чуть больше денег. Они считают, что лучше проводить свободное время так, чем шататься по улицам с сомнительными компаниями, так что охотно берут сына с собой в гости.              А спустя несколько месяцев Жюль просыпается от крайне неприятной боли во рту, часы на прикроватной тумбочке услужливо подсказывают время — четверть третьего, поэтому приходится красться в ванную так тихо, как только это вообще возможно. Яркий свет ослепляет мальчишку, и он долго щурится, стоя перед зеркалом, прежде чем увидеть причину своего дискомфорта. Его дёсны полностью усыпаны мелкими белыми цветочками гипсофилы, и неожиданно Жюля одолевает страх. Он прекрасно знает, что это значит, и в какой-то степени даже ждал, когда же его соулмейт даст о себе знать, но никогда не думал, что это случится так скоро.              Бьянки сам не знает, что руководит его действиями, но трясущимися руками он вырывает цветы и сразу бросает их в мусорное ведро под раковиной. Это больно, намного больнее, чем было до этого, вырванные стебельки оставляют на слизистой длинные борозды, из которых мелко сочится кровь. Но он не останавливается, продолжает вытаскивать изо рта новые и новые бутоны, ощущая на языке солёный, металлический привкус. Кажется, что на это уходит целая вечность, но теперь он хотя бы может быть спокоен и снова пойти спать.              А вечером они снова едут к Леклерам, и первое, что слышит Жюль, зайдя в дом — отчаянный плач, от надрыва тонкий голосок хрипит, и от этого по спине бегут мелкие мурашки. Хочется крепко обнять малыша, успокоить его, чтобы на круглом детском личике снова расцвела широкая, счастливая улыбка, от которой сердце радостно сжимается. Но взрослые только понимающе кивают, узнав, что у Шарля режутся зубки, а Жюль весь вечер не может найти себе места, ходит вокруг его колыбельки кругами, что-то рассказывает и то и дело утирает с пухлых щёк слёзы. Он не глупый, может сложить в своей голове два плюс два, и где-то на задворках сознания прекрасно понимает, что всё это значит, но старается гнать от себя эти мысли.              2004              — Шарль, пожалуйста, будь осторожен, — выкрикивает Жюль, продолжая упорно глядеть в книгу. Тупая химия. — Ты забрался слишком высоко, спускайся.              Они сидят во дворе, Жюль пытается хоть немного разобраться в теме прошлого урока, который он со спокойной душой прогулял из-за того, что ездил с Шарлем к дантисту, так как его родители были на работе. А сам Шарль в это время лазает по старому дереву, которое уже покрылось ярко-зелёной сочной листвой, что-то постоянно выкрикивая и дурачась. Он сам пошёл в школу только в этом году, так что лёгкие задания учителей щёлкал, как семечки. Ещё бы, с таким учителем, как его крёстный иначе быть не могло. Бьянки мог часами сидеть с Шарлем над уроками, из раза в раз объясняя, что и как нужно делать, и ни разу он не повысил голос, только иногда устало тёр красивое лицо руками и что-то шептал себе под нос.              Да, Шарль считает Жюля очень красивым, иногда даже ловит себя на мысли, что до сих пор так и не понял, как правильно решить что-то, только потому, что в очередной раз засматривается на него. А потом смущённо отворачивается, потому что в какой-то момент Жюль понимает, что мыслями его юный ученик находится где-то совсем далеко, и тогда наступает уже его очередь любоваться. Ему так нравится, как этот вечно растрёпанный мальчишка угрюмо смотрит в пол, закусывая губы, и его пушистые длинные ресницы так прекрасно подрагивают.              — Всё хорошо, не волнуйся, — Леклер лежит на одной из толстых веток, обхватив её руками и ногами, и смотрит вниз, прямо на сосредоточенного, слегка нахмурившегося Жюля, и от этой картины ему становится чуть сложнее дышать. Ему странно и немного стыдно чувствовать то, что он чувствует, но при этом не может отказать себе в этой приятной теплоте, согревающей его сердце, а потом и всё остальное тело.              Жюлю стоит отвлечься на каких-то десять минут, перестать постоянно оглядываться на Шарля, как раздаётся громкий треск, за которым следует громкий мальчишечий вскрик, после перерастающий в плач. Бьянки откидывает учебник куда-то в сторону и бежит в сторону Леклера, лежащего на земле. Он почти не двигается, только тяжело и быстро дышит и виновато смотрит покрасневшими глазами на встревоженного Жюля, который усаживается рядом с ним. От его присутствия, тёплых, переживающих глаз сразу становится намного спокойнее.              — Ну, я же просил тебя, — он берёт в свои руки разодранные ладони Шарля, смотрит на нежную, грязную от травы и земли кожу, на которой выступают капельки крови, а потом переводит взгляд на разбитые, дрожащие колени. — Тише, всё хорошо, слышишь? Я здесь.              — Больно, — хнычет Шарль, пытается подняться, но всё тело так саднит, что он бросает любую попытку пошевелиться, но стоит только Жюлю притянуть его в свои успокаивающие объятия, как он крепче жмётся, постепенно успокаивается, чувствуя нежные поглаживания по спине, голове, и почти тут же перестаёт плакать. — Пожалуйста, не уходи никуда. Ладно?              Бьянки практически задыхается от этих слов, зажмуривается от приятного горячего дыхания мальчишки на своей шее и чувствует, как приятно щекочет от загривка и вниз по позвоночнику, до самой поясницы. Ему хочется сидеть так целую вечность, проводить всё оставшееся время, чувствуя тепло чужого тела, но вместо этого он поднимается на ноги, берёт Шарля на руки и идёт в сторону дома. Как бы ему ни хотелось продлить этот момент, ссадины нужно обработать. Вместе с этим он чувствует, как его собственные колени немного пощипывает, постепенно он ощущает под тканью джинсов тонкие, нежные лепестки, наверное, такие же, как постепенно распускаются и на внутренней стороне ладоней — тонкие бутоны маргариток.              А притихший Шарль, носом уткнувшийся в плечо Жюля, не знает, что позволило той странной фразе слететь с его языка. Он хочет сказать что-то ещё, но не находит в себе сил для этого и просто гоняет в голове одни и те же мысли и вдыхает прекрасный, нежный запах одеколона. Он не соврал, действительно хочет, чтобы Жюль никогда не оставлял его, боится, что его детское сердце просто не выдержит этого. И хотя ещё почти ничего не знает о жизни взрослых, но почему-то хочет, чтобы именно он остался с ним до самого конца.              2010              — Скажи, пожалуйста, когда ты перестанешь пытаться убить себя? Я такими темпами скоро поседею, — причитает Жюль, совершенно серьёзно глядя в глаза Шарля. Они стоят в ванной, шумит холодная вода, и Шарль морщится, до сих пор чувствуя, как жжётся обожжённая ладонь. — Ты же мог попросить меня, зачем полез сам?              — Мне не семь лет, — огрызается Шарль, отводя взгляд в сторону, но в его голосе всё равно чувствуются виноватые нотки, и из-за этого Жюль не может сдержать улыбки. — Родители вообще могли оставить меня одного, я бы и сам прекрасно справился.              — Я за сегодняшний день трижды доставал аптечку. Если бы ты был один, то вряд ли дожил даже до вечера, — Жюль подходит ближе и осторожно вытаскивает руку Шарля из-под воды. — Дай, я посмотрю.              Жюль не хочет признаваться даже себе, хотя прекрасно понимает, что держит его так долго совсем не в медицинских целях. И не столько из-за заботы, сколько из-за своих собственных чувств он стоит так близко, радуется покрасневшим от смущения щекам и нежно проводит пальцами по границам, не обращая внимания на нарастающую боль в собственной руке.              От этих прикосновений Шарлю становится дурно, практически кружится голова, и перед глазами мерцают разноцветные всполохи. С годами его нежные чувства к Жюлю только усиливались, как бы он ни пытался их игнорировать, так что с годами просто смирился. И теперь, когда он в очередной раз стоит так близко, едва ощутимо гладит кожу пальцами и закусывает губы в очередном приступе волнения, Шарль с трудом может дышать.              — Сейчас помажем мазью, и всё будет хорошо, — обещает Жюль и уже собирается выйти в коридор, как Шарль хватает его обеими руками за плечо. — Что такое?              Леклер переворачивает одну из его ладоней и ошарашенно смотрит на целую россыпь маленьких белых цветочков, которые только-только начали распускаться. Они оба молчат, смотрят на эту крохотную полянку и боятся взглянуть друг на друга, и теперь Жюль чувствует, как он сам краснеет до самых кончиков ушей, и где-то в душе начинает разрастаться страх, что Шарль сейчас просто уйдёт, запрётся в своей комнате и откажется разговаривать с ним. Конечно, Жюль всё понимает, поймёт и такое поведение, ведь на протяжении стольких лет он был ему, как старший брат.              Но вместе этого, Шарль бросается к нему в очередные крепкие объятия, утыкается носом куда-то чуть ниже ключицы и хнычет, словно сейчас расплачется, топает ногой по кафелю в ванной и всё же задирает голову, смотрит снизу-вверх своими щенячьими глазами, от которых не хочется отрываться. Жюль шумно сглатывает и гладит Шарля по волосам, которые растрёпаны, как и всегда, тяжело дышит и не может не поддаться такому соблазну. Шарль перед ним ожидающий, взволнованный и такой прекрасный, что Жюль не может проигнорировать собственное порочное желание, — он наклоняется к нему и осторожно целует в приоткрытые губы. Шарль прикрывает глаза, а спустя мгновение привстаёт на носочках, пытаясь углубить поцелуй, но Жюль не позволяет ему этого сделать.              — Твой отец меня убьёт, если узнает. Ты же это понимаешь, да? — они оба смеются, и в этот момент Шарль выглядит счастливым, как никогда прежде, и Жюль готов делать всё возможное, чтобы так оставалось намного больше. — Постарайся больше не попадать в неприятности, ладно? А то скоро какая-нибудь соседка спутает меня с клумбой.              — Прости, я не знал, — Шарль, наконец, выключает воду в раковине, и только после этого они, наконец, выходят из ванной.              2013              Конечно, Жюль знал, что переходный возраст Шарля дастся им обоим нелегко, но даже не мог подозревать, что настолько серьёзно. Он никогда не мог подумать, что тот ребёнок, которого он когда-то учил математике, теперь будет зажимать его по всем углам дома, пока не видят родители. К слову, не только дома — кино, торговые центры, даже, чёрт возьми, музеи и театры. Шарль не унимался, постоянно просил большего, а каждый отказ встречал только новой волной упрямства. И больше всего на свете Жюль боялся, что в какой-то момент сорвётся, сделает то, чего хотят они оба.              — Знаешь, я уже жалею, что согласился составить тебе компанию этим вечером, — Шарль изо всех сил пытается принять максимально обиженный и оскорблённый вид, фыркает и отворачивается к телевизору, делает вид, что безумно увлечён фильмом, название которого даже не знает. — Да брось ты.              Жюль прекрасно знает, как расположить этого мальчишку к себе — крепко обнимает, прижимая его спиной к своей груди, эти объятия настолько крепкие, что Шарль не сможет выбраться, даже если и захочет. А он и не хочет, тихо млеет, слушая тихий шёпот Жюля, раздающийся прямо рядом с его ухом, а потом подставляет шею под нежные влажные поцелуи.              — На тебя невозможно злиться, — на выдохе произносит Шарль, поглаживая сильные руки, обвивающие его поперёк талии и тихо, но совершенно бесстыдно стонет, когда Жюль случайно проезжается пальцами по низу живота, самой-самой кромке над домашними спортивками. — Ты же знаешь, что я не могу терпеть, зачем дразнишься?              — Прости, я не хотел, — Жюль врёт и говорит правду одновременно. Он уже давно сгорает от желания, ему хочется своими глазами видеть, как этот безумно красивый мальчишка стонет его имя и умоляет не останавливаться. Но вместе с этим он совершенно точно не хочет его провоцировать. Не только потому, что Шарль и сам прекрасно справляется с этой задачей, но и потому что просто не может позволить себе это. Не сейчас.              — А я хотел, — Шарль говорит негромко, совсем слегка охрипло, снова вертясь на диване, но в этот раз, чтобы повернуться к любимому лицом. — Прекрати мучить нас обоих.              От этого приказного тона Жюлю становится смешно, он даже улыбается и закусывает щёку, только бы не засмеяться в голос, но смех застревает у него в горле, когда Шарль забирается своими холодными, тонкими пальцами под его футболку. Он ведёт руками снизу вверх, по прессу, бокам, выводит какие-то неведомые узоры, поднимаясь к груди, и в этот момент, наконец, целует Бьянки. От этого поцелуя у них обоих кружатся головы, а Шарль всего на десятые доли секунды позволяет себе мысль о том, что так хорошо не может быть на самом деле.              — Остановись, я тебя прошу, — всё ещё нежно, но при этом абсолютно твёрдо Жюль убирает со своего тела блуждающие руки Шарля. Ему самому до ужаса хочется, чтобы это не прекращалось, но в такие моменты он каким-то непонятным образом переключается на то, как дóлжно поступать. — Мы же столько раз с тобой это обсуждали, и договорились, что только после совершеннолетия.              — Это ты договаривался, я ни на что не соглашался, — ехидничает Шарль и слегка ёрзает, проводя бедром по паху Жюля. — Я же знаю, что ты тоже хочешь, почему не можешь просто сделать это?              — Потому что ты ребёнок, а я тебя люблю, — неожиданно заключает Жюль и оставляет на лбу Шарля поцелуй, такой пронзительно-чувственный и нежный, что Шарль внезапно чувствует, как подрагивают губы и подбородок. — Надеюсь, такой ответ тебя устроит.              — Осталось совсем немного потерпеть, и ты не отвертишься, — безапелляционно заявляет Шарль и возвращается к просмотру кино.              2014              Шарль так сильно не хочет отпускать Жюля в этот уикенд, но ничего не может с этим поделать. Только в то утро, в которое ему предстоит уехать, они отчего-то совсем не разговаривают, только долго-долго обнимаются, целуются украдкой от родителей и держатся за руки.              — Я буду скучать, возвращайся, пожалуйста, поскорее, — в очередной раз заводит старую песню Шарль, когда они опять ненадолго остаются одни. — Я бы хотел поехать с тобой.              — Я понимаю, прелесть, обязательно что-нибудь придумаю. И домой — первым рейсом, моргнуть не успеешь, как я снова буду рядом, — Жюль гладит его по тыльной стороне ладони, смотрит прямо в глаза и никак не может отвести взгляд в сторону, ровно до тех пор, пока не понимает, что Шарль вот-вот расплачется. — Ну, что случилось? Иди ко мне.              Шарль пересаживается со своего места на колени Бьянки, обвивает руками его шею и сжимает так сильно, словно от этого зависят их жизни, и в пальцах сжимает ткань футболки. Он уже не может сдерживать себя, хнычет в голос, и его рыдания только усиливаются, когда он чувствует на спине мягкие, любящие поглаживания. Никто не может касаться его так, как это делает Жюль. И дело не в том, что Шарль этого просто не позволит, а в том, что другие физически не могут вкладывать столько своих эмоций в тактильный контакт. Так может только Жюль. Вообще, много чего может только он.              — Всё хорошо, не надо плакать. Я тоже буду скучать, любовь моя, но это всё временно, — Жюль улыбается, при этом сам ощущает, как пощипывает в носу. Он не может спокойно смотреть на плачущего Шарля, сразу вспоминает того прекрасного пухлощёкого карапуза, которого отвлекал от боли из-за режущихся зубок. — А пока подумай о подарке на день рождения, ты так и не сказал, чего хочешь.              — Я просто хочу, чтобы ты был рядом, этого мне будет достаточно.              Через полчаса Жюль уезжает, и всё, что может позволить себе Шарль в присутствии взрослых — ещё раз крепко обнять его и шепнуть короткое, едва слышное «люблю тебя» на прощание. А после этого его одолевает пора гнетущего ожидания. И в воскресенье Шарля буквально не отогнать от телевизора, он даже ест и делает уроки, сидя перед ящиком, не обращая никакого внимания на увещевания мамы, а отец даже не пытается подействовать.              Он отходит только на несколько минут, чтобы помочь маме отнести какой-то тяжёлый пакет на кухню, но не успевает поставить его на столешницу, как всё тело в один момент начинает саднить и чесаться, так сильно, что разгибаются руки, а ноги с трудом держат. Шарль садится на корточки, держится за стол и пытается прийти в себя, до сих пор не совсем понимая, что с ним произошло. А мама испуганно смотрит на сына, стоит ей только переступить порог кухни.              — Милый, что с тобой? — она сама понимает, насколько глупый вопрос задаёт, но ничего не может с собой поделать — просто безотрывно смотрит на лоб сына, так что тот не выдерживает и бежит в ванную, трясущимися пальцами включает свет и встаёт перед зеркалом.              Он выглядит так, словно кто-то надел ему тугой венок из чёрных, пышных роз. Но Шарль прекрасно понимает, что это никакой не венок, и буквально сдёргивает с себя домашнюю фланелевую рубашку и внимательно наблюдает за тем, как по всему телу распускаются всё новые и новые бутоны. Голова гудит так, будто в ней роится миллион пчёл, вот-вот пробьющих черепную коробку, а дышать буквально, физически больно — воздух обжигает альвеолы, как раскалённое до красна железо. Шарль не знает, что случилось, даже не хочет знать, он просто тихо сползает по стенке, надеясь, что всё это какая-то ошибка, закусывает костяшки пальцев, только бы не завыть в голос. Но проваливает эту идею, когда чувствует нежные прикосновение матери, а потом видит внимательный, полный сочувствия и скорби взгляд отца.              — Ещё ничего не известно, малыш. Всё будет хорошо, вот увидишь.              Шарль не хочет чужих прикосновений, с боем вырывается из объятий любящей женщины, но даже шага не может ступить из-за новой порции мерзкой, неприятной боли. Только теперь он может понять, что все эти годы приходилось чувствовать Жюлю.              2015              Однажды Шарль просыпается и обнаруживает, что вся кровать усыпана чёрными лепестками, надеется, что дело в том, что Жюль идёт на поправку, и скоро всё снова будет хорошо, но уже через какие-то жалкие двадцать минут его тело покрывается новыми цветками. Синие мальвы. Такие яркие и при этом глубокие, что Шарль ещё долго не может оторвать взгляд от нежных бутонов, а потом словно просыпается ото сна.              Он так часто думает про Жюля, что почти перестал есть, забил практически на всё, и не помнит, когда в последний раз вдыхал полной грудью, улыбался, не боясь следом разреветься и радовался. В последние месяцы его жизнь напоминает сумасшедший забег — от дома до больницы, иногда уделяя время гонкам, и всё идёт словно своим чередом. До тех пор, пока врач не выталкивает его из палаты Жюля, что-то громко кричит медсёстрам, надрывно пищат аппараты, и Шарль отчего-то понимает, что это последний раз, когда они видятся. Он смотрит на Бьянки, любуется им, как и все годы до этого. Прекрасен, несмотря на бледность, худобу и кучу трубок. Его Жюль.              А в следующие, вечно тянущиеся минуты, Шарль сидит на скамейке, согнувшись в три погибели, и едва сдерживается, чтобы не закричать от боли, вновь сковавшей его тело. Словно адским огнём жжёт каждый миллиметр кожи, от этого чувства не спрятаться и не скрыться. Шарль старается дышать мелко и часто — так лёгкие жжёт намного меньше. Так было только единожды — в тот самый день, с которого начался его собственный кошмар.              И всё прекращается так же быстро, как и началось, его отпускает, словно никакой боли и не было, а спустя пару секунд из палаты выходит врач. Он проходит мимо Шарля, но даже не смотрит в его сторону, специально отводит взгляд и ускоряет шаг. Тогда Шарлю кажется, что его жизнь рушится. Спустя какое-то время он понимает, что ему не кажется.              На прощание с Жюлем приходит так много людей, что Шарлю становится неловко от такого количества плачущих, убитых горем людей. Он почему-то не чувствует, что это объединяет их, наоборот, словно трагедия ещё больше отдаляет его от всего остального общества. Но он всё равно вежливо пожимает руки коллегам и друзьям Жюля, вместе они говорят какие-то слова, которые больше не имеют никакого значения, и потом расходятся, чтобы через несколько лет снова встретиться. Тогда уже они будут коллегами. Может, с кем-то даже друзьями.              Шарль хочет нести гроб Жюля, умоляет об этом всех окружающих, ведь он просто обязан попрощаться с ним хотя бы так. Но отец серьёзно смотрит в ответ и мотает головой, не позволяя даже думать об этом. От этого становится ещё более тоскливо, словно у него отбирают последнюю возможность побыть с любимым человеком. От злых, обиженных мыслей его отвлекает похлопывание по плечу.              — Ты ведь Шарль, да? Жюль очень много о тебе рассказывал, ты был для него очень дорог. Думаю, ты и сам это знаешь, — Шарль смотрит прямо в синие глаза, в которых словно плещется море, и на несколько мгновений забывает обо всём. — Мне очень жаль, что тебе приходится пережить такое в столь юном возрасте. Это ужасно.              Шарль чувствует, что снова вот-вот заплачет, поэтому находит себе занятие в виде расправления лацканов пиджака и сдувания несуществующих пылинок с рукавов. Заканчивает он поправлением бутоньерки. Да, не к месту, но все вокруг прекрасно понимают, и Жюль непременно понял бы тоже. Глубоко вдыхая, Шарль осторожно проводит по нежным лепесткам синей мальвы.