***
Не всё идёт замечательно. Хуа Чэн должен был догадаться. Те слова — проклятие, предвестник беды, и он должен из принципа призвать Ши Цинсюаня к ответственности за эту катастрофу, за то, что осмелился произнести эту проклятую фразу. По правде сказать, не всё было так ужасно с самого начала. Он привёз своего любимого парня в ресторан, где у них было первое свидание, - романтический, элегантный, изысканный ресторан на окраине города. За несколько недель до этого он забронировал столик у окна с видом на горный склон и даже подкупил поваров, чтобы они приготовили этот непонятный отвратительный десерт из шоколадного торта, цедры лимона и пряной горчицы, которую Се Лянь нашёл в одну из своих поездок и с тех пор обожал. Во время десерта Хуа Чэн встанет на колени у стола, откроет коробочку с кольцом и задаст вопрос, о котором он мечтал с тех пор, как с первого взгляда влюбился в Се Ляня. Всё идёт по плану. Они заходят в ресторан, Хуа Чэн отодвигает стул для Се Ляня, как настоящий джентльмен, в то время как его парень смущённо хихикает, прикрыв лицо рукой. Он сидит на противоположной стороне и глубоко вздыхает, с трепетным чувством впитывая красоту его любви. Конечно, Хуа Чэн не возражает против обычного внешнего вида Се Ляня. Он знает, что его парень предпочитает быть скромным и носить мешковатую одежду, скрывающую его фигуру, бабушкины свитера и куртки из секонд-хенда. Он в любом случае выглядит потрясающе, потому что он Се Лянь, а Се Лянь — самый красивый мужчина из всех существующих. Тем не менее, когда Се Лянь решает сменить свой образ на что-то более формальное, вырез его рубашки и костюм подчёркивают изгиб его талии. Закатанные рукава, сила этих рук… Его парень выглядит величественно. Как король, который повелевает преданностью Хуа Чэна одним движением пальца. Он великолепен, и Хуа Чэну нужно несколько секунд, чтобы вздохнуть. — Сань Лан, — зовёт его парень, листая меню, — ты не будешь заказывать? — Извини, извини, — Хуа Чэн откашливается и кладёт салфетку на колени. — Я немного отвлёкся на открывшийся вид… Се Лянь смотрит на него, его щёки краснеют. Хуа Чэн не отводил взгляд с тех пор, как сел. Они заказывают основное блюдо и переплетают пальцы, и Хуа Чэн крепче сжимает их. Официантка приносит заказанное вино и наполняет два бокала. — Итак, как дела на работе? Мы мало общались с тех пор, как ты начал новый проект, — спрашивает Хуа Чэн, делая небольшой глоток вина. После всего ему ещё садиться за руль. Се Лянь вздыхает, слегка откидываясь на спину стула. — Продвигается. У меня были некоторые трудности с тем, чтобы дети доверяли мне. Они уже через многое прошли, и я просто хочу, чтобы процесс переезда в новые семьи прошёл гладко. — Тц, — он смеётся. — Эти дикие детишки не представляют, как им повезло, что твоя организация помогает им. Се Лянь поднимает на него бровь, и что-то сверкает в его глазах от этих слов. — Дикие… — дразнит он, улыбаясь, как солнце, и сердце Хуа Чэна горит в ответ. — Я думаю, ты можешь их так называть. Они похожи на кое-кого из прошлого, когда мы встретились, будучи подростками… Хуа Чэн хмыкает, водя пальцем по ладони Се Ляня. — Если ты говоришь, что они похожи на кое-кого, то я не сомневаюсь, что твой проект будет успешным. В конце концов, гэгэ может спасти миллионы людей одной улыбкой. Это возымело желаемый эффект. Симпатичный румянец — даже темнее, чем прежде, — окрашивает милые щёки Се Ляня, и его парень сжимает пальцы в кулак в руке Хуа Чэна. — Сань Лан сильно преувеличивает, — застенчиво говорит Се Лянь. — Конечно, нет, — Хуа Чэн с усмешкой кладёт руку на грудь. — Гэгэ я говорю только правду. Он собирается улыбнуться ещё шире, когда внезапный холодок пробегает по позвоночнику и приковывает его к стулу. Он слишком хорошо знает это чувство — за ними следят. Хуа Чэн осторожно осматривает ресторан, находя всех посетителей погружёнными в свои дела, — ничего необычного. Может быть, они просто на мгновение привлекли чьё-то внимание, может, ничего серьёзного, но Хуа Чэн всё равно держит это в уме на случай, если что-то случится. Их прерывает официантка, которая ставит на стол еду, и их руки расцепляются, чтобы они могли поесть. Хуа Чэн ждёт всего несколько секунд, прежде чем он с озорством толкает своей ногой лодыжку Се Ляня. Если бы это было начало их отношений, Се Лянь бы уклонился от прикосновения, в смущении переведя взгляд в сторону, несмотря на желание ответить взаимностью. Теперь, однако, он ловит взгляд Хуа Чэна и расплывается в сногшибательной улыбке, потирая своей ногой его, заставляя искры бежать по телу из точки соприкосновения. Это очень отрадный прогресс. Ужин проходит нормально — с флиртом и совместной беседой, — и его грудь тревожно сдавливается по мере приближения к долгожданному моменту. Он хочет, чтобы всё было идеально. Он даёт сигнал принести десерт официантке, когда чувствует это снова: ощущение того, что за ними следят. Хуа Чэн тут же поворачивается, пытаясь понять, откуда оно идёт, когда Се Лянь берёт его за руку, наклоняясь вперёд. — Сань Лан, может быть, я веду себя глупо, но могу поклясться, что за нами наблюдают. Хуа Чэн хмурится. — Интуиция никогда не бывает глупой, гэгэ. Он снова замечает официантку и просит пересесть за один из приватных столиков, скрытых за перегородкой, чтобы дать посетителям немного покоя и тишины. Чувство исчезает, но не даёт Хуа Чэну облегчения. Вскоре после этого им приносят десерты, и он переключается на что-то более важное. Кулинарный «шедевр» ставят перед Се Лянем, и он сияет. — О! — Он тихонько хлопает. — Я и не знал, что здесь такое подают. Хуа Чэн делает глубокий вдох, готовясь к самому большому шагу в своей жизни. Он запускает руку в карман, где коробочка терпеливо ждёт главного события. Вот оно. Пора. — Гэгэ… — Стоп! Они поворачивают головы к двум мужчинам, в спешке подошедшим к их столу. Это Фэн Синь и Му Цин. Хуа Чэн стискивает зубы так сильно, что они почти обращаются в пыль. Что эти идиоты здесь забыли, разрушая такой идеальный момент? Они с опаской смотрят на Хуа Чэна, и он улыбается, с убийственным намерением растягивая губы. Конечно. Этот говнюк Ци Жун не смог бы дозвониться Се Ляню, но всё еще мог связаться с его друзьями детства. Доносчиком мог быть и Ши Цинсюань, но Хуа Чэн в этот раз решает довериться ему. Он лучший друг Се Ляня и, несмотря на свою причудливую натуру, ничем не отличается от честного и искреннего человека. Нет, здесь повсюду витает отвратительный потный запах Ци Жуна. Фэн Синь и Му Цин продолжают неловко переминаться возле их стола, тяжело дыша и создавая всем неудобства. — О? — говорит Се Лянь с удивлением. — Я не знал, вы двое встречаетесь? — Нет! — кричат они в унисон. Его парень поднимает бровь в растерянности. — Тогда почему вы в ресторане для пар? Фэн Синь громко фыркает и отводит взгляд, а Му Цин выглядит так, будто проглотил целый лимон. — Ах, мы… встречаемся. Да, — он с волнением исправляет: — Мы начали недавно и ещё не привыкли. — Поздравляю, — говорит Хуа Чэн сквозь стиснутые зубы, всё ещё улыбаясь. — Теперь вы можете вернуться к своему прекрасному свиданию. — Мне объединить два столика? — бескорыстно спрашивает официантка, пришедшая посмотреть, из-за чего весь переполох. — Нет! — Да! Они пристально смотрят на него, а он — на них. — Раз уж мы здесь, почему бы нам не устроить двойное свидание? Чтобы отпраздновать начало наших… — Фэн Синь с отвращением закрывает глаза и продолжает: — отношений. — Звучит отлично! — улыбается Се Лянь. Девушка раздражённо вздыхает. Хуа Чэн не винит её. Он бы абсолютно ничего не имел против, плюнь она в тарелки Фэн Синя и Му Цина. Наконец, все снова садятся и возвращаются к своим десертам, но в воздухе чувствуется сильное напряжение. — Итак, — Се Лянь наклоняет голову, — как вы сошлись? Он почти хрюкает. Его парень определённо знает, что эти двое полны дерьма. То, что они думают, что могут одурачить его, поражает и не соответствует его интересам. Он просто хочет, чтобы они смылись до того момента, как его терпение иссякнет. — Это произошло недавно, — повторяет Му Цин вместо ответа на актуальный вопрос. — Да, эм, сегодня наше первое свидание после того, как мы стали парой. — На днях мы… были в парке возле моего дома. — Да, в… парке. Се Лянь продолжает мило улыбаться на это. — Я и не знал, что у тебя есть привычка посещать парк. — Это… тоже недавно появилось, — говорит Му Цин с жалким смиренным видом. Он мысленно фейспалмит. Грустно смотреть на это. Он бы пожалел их, если бы они не испортили лучшую ночь в его жизни. — Итак, мы были в парке и столкнулись друг с другом… — всем совершенно ясно, что он понятия не имеет, что делать дальше, поэтому Му Цин просто машет рукой. — Я не могу вспомнить, что именно произошло! Слишком много эмоций! Дело в том, что Фэн Синь так горячо признался мне, и я согласился. Фэн Синь, который до этого момента неубедительно кивал, бросает на него недоверчивый взгляд. — Погоди, что? Повтори ещё раз? — О да, — Му Цин слегка ухмыляется. — Фэн Синя переполняла любовь ко мне. Я вполне могу вытерпеть его, поэтому подумал: «Почему бы и нет?» Фэн Синь бьёт его по бедру, и цвет лица меняется с белого на красный. — Ты, мелкий… э-э. То есть, — он болезненно улыбается, — дорогой. Разве не ты упал передо мной на колени, умоляя дать тебе шанс? Му Цин усмехается и тычет пальцем в грудь Фэн Синя. — Только в твоих мечтах я когда-нибудь встану перед тобой на колени! После этого они просто перестают притворяться и начинают искренне спорить. Се Лянь дарит Хуа Чэну извиняющуюся улыбку, и он с раздражением зажимает переносицу. Они сбегают незамеченными — двое соперников слишком увлечены, споря о том, кто бы признался лучше. Те определённо не понимали, что Хуа Чэн и Се Лянь освобождаются от оплаты счёта, поскольку были заняты тем, что трахали друг друга взглядом. Трудно видеть что-то происходящее вокруг тебя, когда ты так запутался в своем собственном сексуальном Напряжении (с большой Н — это чертовское напряжение). Он отвозит Се Ляня обратно в его многоквартирный дом, провожая его до двери. Прежде чем войти, Се Лянь поворачивается, разочарованно кривя рот. — Сань Лан, — вздыхает он. — Я прошу прощения за это. — Гэгэ не должен извиняться за чужое неуважение, — отвечает Хуа Чэн, поглаживая его щёку и даря невинный поцелуй. — Не беспокойся. Сидя в своей машине, он машет рукой до тех пор, пока Се Лянь не заходит внутрь, и падает на руль. Что ж, свидание было ужасным. Это не имеет значения. Хуа Чэн не может быть подготовлен ко всему. Сегодня его предложение могло потерпеть неудачу, но у него есть вполне приемлемый план «Б», и в следующий раз его ничто не остановит.***
Правда, на этот раз это была его ошибка. К его чести это свидание должно было отпраздновать их помолвку. В следующие выходные он везёт Се Ляня в соседний город, где в местном музее проходит выставка древнего исторического оружия. Нет никаких сомнений в том, что Се Ляню понравится это. На самом деле то, что расстраивает его планы, прямо противоположно: Се Лянь слишком наслаждается этим. Его парень ахает, как только появляется большая вывеска, рекламирующая выставку; глаза блестят, как у ребёнка в магазине игрушек. Хуа Чэн не может сдержать мягкой улыбки при виде восторга Се Ляня. Он планирует пройтись по всем экспонатам вместе с ним, а затем сделать предложение, когда они достигнут главного объекта, выставляемого сегодня вечером, — обсидианового меча с глубокой предысторией, о которой Хуа Чэн ничего не знает. Хотя у него также есть интерес к такого рода вещам, он никогда даже близко не приблизится к обширным познаниям Се Ляня о боевых искусствах. Всё, что он знает, — это то, что меч сияет малиновым оттенком во всей комнате и от этого места захватывает дух. Идеальное место, чтобы услышать «Да» Се Ляня. В разгар своих размышлений Хуа Чэн не замечает, что его парень бежит вперёд, чтобы поближе рассмотреть золотой веер, вытаскивая свой телефон, чтобы сделать десятки снимков с трёх разных ракурсов. Он поторапливается, стараясь не отставать от своего восхищённого спутника. — Сань Лан, это просто потрясающе! Ты знал, что этот веер — часть династии, существовавшей тысячу лет назад? Он использовался в качестве средства самозащиты агентом, служившим шпионом. Царапины, которые он получил во время одной из своих атак, до сих пор можно увидеть по всей золотой конструкции! — Се Лянь не отводит взгляд, руки так и чешутся прикоснуться к стеклу, несмотря на большое предупреждение о запрете в стенах музея. — Очень здорово, гэгэ, — улыбается Хуа Чэн. Он шагает вперёд, тянется взять Се Ляня за руку, когда его парень резко вскрикивает и поворачивается, убегая к следующему предмету и оставляя Хуа Чэна ни с чем. Он быстро подносит руку к лицу, откашливаясь в кулак, а затем идёт вместе со своим парнем. Глаза и рот Се Ляня образуют идеальную букву «О», от его дыхания почти запотевает прозрачное стекло над тёмной серебряной саблей. Хуа Чэн поднимает бровь, глядя на замысловатую гравюру с изображением двух лебедей, обвивающихся вдоль лезвия. — Ах, у этой сабли такая трагическая история! — объясняет Се Лянь, не отводя взгляда от неё, чтобы проверить, здесь ли Хуа Чэн (хотя Хуа Чэн считает, что в этом нет необходимости — он всегда будет рядом с Се Лянем, и Се Лянь это знает; такая уверенность, укоренившаяся в действиях его возлюбленного, заставляет его сердце воспарить). — Она была выкована в течение долгого времени в качестве подарка женщине, за которой ухаживал Король, но после ночи страсти, когда Король уснул, она ударила его в спину тем самым подарком, который получила. Лезвие этой сабли гораздо более изогнуто, чем у её современников того времени! Интересно, что бы это изменило в бою? — Никто не наносит удар без причины, — Хуа Чэн вносит свой вклад в ту небольшую паузу, когда Се Лянь решает отдышаться. — Бьюсь об заклад, что в этой истории есть нечто большее. — О, конечно, — Се Лянь кивает. — Но так гласят записи той эпохи. Мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле. Эта сабля остаётся единственным свидетелем. Как прекрасно! Хуа Чэн улыбается задумчивому выражению лица Се Ляня и делает шаг к нему, обнимая его за плечи, готовясь притянуть его к себе и поцеловать в волосы. — О! О боже! Ничто не могло бы помешать ему наклониться, когда вдруг его парень убегает, и Хуа Чэн заваливается на сторону; ему приходится сильно топнуть ногой, чтобы восстановить равновесие. Люди смотрят на него, и он пытается прийти в себя, поднимая вытянутую руку к шее и почёсывая затылок. Он снова прочищает горло, расправляя плечи, чтобы следовать за Се Лянем со всем достоинством, на какое только способен. Большая часть свидания происходит так: Се Лянь с энтузиазмом носится из угла в угол, болтая без умолку, а Хуа Чэн пытается не отставать; голова кружится от того, как быстро они перепрыгивают с одного предмета на другой. Тем не менее, наблюдая, как Се Лянь потакает своим страстям — он редко позволяет себе такое, — он чувствует, как в груди разливается тепло. Он бы с радостью следовал за Се Лянем целую вечность, просто наблюдая за его широкой, яркой улыбкой. Когда они добираются до последнего зала выставки — почти пустого, если не считать сотрудников музея, — мозг Хуа Чэна, переполненный всей услышанной информацией, понимает, что Время пришло, и его желудок немедленно сводит судорогой от приступа нервозности. Се Лянь хватает его за запястье и трясёт его руку, не обращая внимания на свою собственную силу, и Хуа Чэн раскачивается туда-сюда от силы его хватки. — Сань Лан! Сань Лан! — он восторженно шепчет, практически дрожа от счастья. — Я вижу, гэгэ. Я вижу. Они приближаются к мечу, красное отражение лезвия которого источает зловещее сияние. — Ходят слухи, что этот красный блеск появился от количества крови, просачивающейся в трещины скалы, которую впитал меч, чтобы никогда больше не быть незапятнанным, — шепчет Се Лянь в изумлении. — Этот меч прошел через более чем сотню мастеров, сражался в тысяче битв, уничтожил миллион врагов. Это один из древнейших артефактов, сохранившихся до наших дней. — Это потрясающе, гэгэ, — ему откровенно насрать на меч, он предпочитает смотреть на своего прекрасного, великолепного парня, в то время как багровый свет мягко ласкает его лицо, меняя угол падения тени. — Сань Лан! Взгляни на искусно сконструированную рукоять! Взгляни на сколы на лезвии! Ты даже можешь увидеть, сколько лет каждому из них, изучив повреждения вокруг них! Рассказать, как меч был заблокирован или парирован, глядя на угол скола! — Гэгэ… Внезапно Се Лянь поворачивается к нему, и в его решительных глазах — отблеск эмоций. — Сань Лан, спасибо, — говорит он с глубокой признательностью. — Я не могу поверить, что вижу это, спасибо тебе большое за то, что ты привёл меня сюда! У Хуа Чэна, неожиданно поражённого силой его любви к Се Ляню, перехватывает дыхание, и его рука автоматически сжимает коробку с кольцом в кармане. Время пришло. Это идеальный момент. То, чего он так долго ждал. Его шанс. — Гэгэ… — повторяет он. — Здравствуйте! — их прерывает громкий голос. Хуа Чэн резко поворачивает голову к мужчине, глядя на прибывшего с такой яростью, что даже голодный, ненасытный тигр отступил бы. Человек, который подошёл к нему, вздрагивает и поднимает руки в успокаивающем жесте. — О, здравствуйте! Мы можем вам помочь? — спрашивает Се Лянь, милый, невинный Се Лянь. — Н-ну, — парень прижимает руки к жилету, на шее у него болтается музейный значок, — я не мог не обратить внимания на ваш очень подробный рассказ о состоянии меча. Вы, сэр, очень хорошо разбираетесь в этих вопросах. — Ах. — Се Лянь смущённо заправляет прядь волос за ухо. — Приношу свои извинения. Я могу слишком увлечься, когда речь идет об оружии. — И я это заметил! — мужчина жестом указывает на стеклянную дверь позади себя и большую вывеску, кричащую «Магазин сувениров» жирными буквами вверху. — Почему бы вам не взглянуть на наш печатный каталог? Я уверен, что это будет интересно почитать по возвращении домой! Хуа Чэн вздыхает. Один из многих талантов его парня — способность распознать мошенничество быстрее, чем человек сможет придумать, как обмануть его. Более того, он чрезвычайно экономный и избегает сувенирных магазинов, как чумы. Но это обычно. Обычно, когда они не находятся внутри здания, окружённые самыми большими увлечениями Се Ляня, а миниатюрная фигурка главной достопримечательности заманчиво зовёт их. Конечно, это просто означает, что ему придётся найти способ провести свою карточку по кассе, прежде чем Се Лянь сможет заметить и отругать его за это. Се Лянь, как в трансе, идёт к сувенирному магазину, а Хуа Чэн беспомощно плетётся позади. Позже ночью, когда они наконец-то возвращаются в квартиру Се Ляня, Хуа Чэн опирается на его руку, пока Се Лянь рассказывает обо всём, что они видели, и просматривает все сделанные фотографии, бормоча время от времени влюблённое «М-м». Он не успел сделать ему предложение, но всё в порядке. Видя восторженный блеск в глазах Се Ляня, Хуа Чэн записывает это свидание в список успешных.***
Его следующий план — отвезти Се Ляня на пляж. Через две недели после того, как первая попытка предложения была сорвана, они были благословлены солнечным, жарким днём. Ши Цинсюань начинает закидывать его телефон сообщениями, приставая к нему, почему он ещё не слышал больших новостей от своего лучшего друга. Хуа Чэну почти хочется кричать. Если Ши Цинсюань разочарован ожиданием, представьте себе самого Хуа Чэна. Они прибывают на пляж с утренним солнцем, пылающим высоко в небе; многие семьи уже наслаждаются разгаром сезона, парапланы летают над океаном, дети запускают своих воздушных змеев. Хуа Чэн раздражённо щурится. Его парень обожает пляж. Он уже рассказывал Хуа Чэну о летних каникулах, проведённых здесь с родителями, наполненных чудесными, незаменимыми и в то же время горько-сладкими воспоминаниями о тех временах, когда всё было хорошо и трудности мира не запятнали простоту детства. Пляж стал чем-то вроде любимого, вневременного места, где он может предаваться воспоминаниям и расслабляться, слушая нежный шум волн, весёлый смех детей и спокойно ощущая солёный воздух на своих губах. Хуа Чэн уважает это, потому что он ужасно, катастрофически влюблён в Се Ляня… Но он действительно не может понять привлекательности рыбного запаха и липкого песка. Не помогает то, что солнце, кажется, имеет личную вендетту против него в первую очередь. Вместо того чтобы придать загар гладкой, светло-коричневой коже Се Ляня, он горит ярко-красным и горячий, как лобстер, и его здоровый глаз жжёт отражение света в воде даже за солнцезащитными очками. Но это драгоценное место из детства Се Ляня, и он готов сделать здесь ещё одно хорошее воспоминание, несмотря ни на что. Намазав очень щедрый слой солнцезащитного крема и установив дешёвый арендованный зонтик, Хуа Чэн наконец поворачивается к своему парню, чтобы спросить, не хочет ли он чего-нибудь. Именно это он и собирался сделать, пока Се Лянь не решил просто схватить свою рубашку сзади и стащить её, как модель в рекламе духов, будто Хуа Чэн может легко отказаться от человеческой потребности в дыхании. Его кожа блестит от тонкого слоя пота, во рту пересыхает, и Хуа Чэну приходится сглотнуть, наблюдая за восемью кубиками, обычно скрытых на худощавой фигуре, во всей их красе. Вскоре его мозг кричит ему, что он может не только смотреть, но и прикасаться. Это его парень. Его великолепный, сильный, чертовски горячий парень, и если он хочет флиртовать, пока не упадёт замертво, то может это сделать любыми способами. Он подходит ближе и цепляет пальцем мизинец Се Ляня, наклоняясь, чтобы заговорить рядом с его ухом. — Ах, никогда бы не подумал, что гэгэ может быть так жесток, — бормочет он. — Ему нравится мучить меня вот так и смотреть, как я извиваюсь. Затем он легонько целует за мочкой уха. Он ожидает, что Се Лянь отпрянет, поднимет плечо и мило покраснеет, но вместо этого он смотрит на Хуа Чэна с озорным блеском в глазах. Нет, он не уклоняется, не отстраняется, как сделал бы, когда они оба только познавали любовь и собственные желания. Всё, что он делает, — это обхватывает руками бёдра Хуа Чэна и поднимает его, как мешок с картошкой, убегая к морю с целым человеком ростом шесть футов и три дюйма, перекинутым через плечо. Хуа Чэн не признается, что издал удивлённый, слегка возбуждённый писк. Его бросают в воду и обнимают со спины, смех Се Ляня звучит как музыка, и Хуа Чэн чувствует наполненность и тепло, несмотря на ледяное море, холодящее его плечи. Они играют в океане и отдыхают в тени до конца дня, разговаривая и обнимаясь. Се Лянь наслаждается этим, Хуа Чэн пытается игнорировать песок, прилипающий к невыразимым местам, и всё идет хорошо. Сейчас около четырёх часов дня, все на пляже в разгаре веселья, когда он ищет в небе то, что произойдёт дальше. Вскоре над неосведомлёнными зрителями должен пролететь самолет с баннером «Ты выйдешь за меня, Се Лянь?», и Хуа Чэн нетерпеливо постукивает ногой. Компания, которую он нанял, вероятно, располагается за небольшим холмом, который окружает эту часть океана. После ещё десяти минут ожидания он наконец видит появившийся из-за пика самолёт, начало надписи уже видно. «Ты…» — Смотри. — Он толкает локтем Се Ляня. — Что там происходит? Его парень с любопытством поворачивается, чтобы посмотреть, и Хуа Чэн чувствует, что его руки становятся потными, пытается вытереть их о плавки, но безуспешно. Всё, что ему удаётся, — это испачкать их песком. «Ты выйде…» Но он едва замечает отвратительную смесь грязи и пота, так как сосредоточен на том, чтобы наблюдать за плавным полётом самолёта. «Ты выйдешь за м…» Почти, имя Се Ляня почти появляется. Сердце Хуа Чэна колотится так быстро, что едва не выскакивает из груди. «Ты выйдешь за меня, С…» — О нет, — его парень ахает. Они оба наблюдают с нарастающим чувством ужаса, как параплан сбивается несвоевременным порывом ветра и врезается прямо в конец баннера, разрывая полотно в попытке освободиться. Они оба наблюдают, как параплан медленно падает в океан, белые куски ткани жалко разрушаются водой. Хуа Чэн смотрит на то, что осталось от баннера: «Ты выйдешь за меня, С». — О боже, надеюсь, с ним все в порядке, — обеспокоенно говорит Се Лянь. Слишком невероятно, чтобы в это поверить. Его мозг отключается на несколько минут, защищая своего владельца от ещё большего потрясения от катастрофического провала. К тому времени, когда он приходит в себя, спасатели занимаются упавшим человеком, а скорая помощь стоит прямо за ним, Се Лянь разговаривает с одним из парамедиков и кивает ему. — Похоже, с этим человеком всё в порядке, и он не слишком сильно пострадал при падении! — с облегчением объясняет его парень по возвращении. — Как жаль, — говорит Хуа Чэн. — А? — Ничего, — он пытается улыбнуться Се Ляню со всей искренностью, которая у него есть. Её не так уж и много, но он пытается. — Пойдем? Он кивает, и они оба возвращаются к машине. Хуа Чэн всё ещё чувствует себя в трансе, как будто в любой момент он либо проснётся, либо Се Лянь повернётся к нему и крикнет, что это всё розыгрыш и их снимала скрытая камера. Это единственное разумное объяснение. Но они добираются до машины, и никто не приходит, чтобы избавить Хуа Чэна от страданий. — Интересно… — бормочет его парень. — Хм? — Нет, я просто задумался, — говорит Се Лянь и улыбается, — по крайней мере, хоть что-то хорошее вышло из этой почти трагедии! Кому-то на пляже прямо сейчас сделали предложение! Хуа Чэн мысленно кричит всю дорогу домой. Хорошо. Хорошо! Это не имеет значения! У него есть бесконечный запас занятий, которые он хотел бы сделать с Се Лянем, и мест, и, да помогут ему Боги, он сделает предложение в одном из них, даже если это будет последнее, что он сделает!***
Хуа Чэн приходит к такому выводу. Серьёзному, ужасающему выводу. Выводу о том, что сам Бог Несчастья, должно быть, висит у него на шее мёртвым грузом и отказывается, чёрт возьми, отпускать. В минуту безумной слабости он умоляет это садистское воображаемое существо, пожалуйста, пожалуйста, оставить его в покое! Каждое свидание, на которое он ходил с Се Лянем в прошлом месяце, проходило ужасно. Он попытался отвести своего парня на пикник в уединённую часть парка, которую он лично украсил гирляндами, цветами и всякой другой дрянной ерундой, но они даже не смогли провести там двадцать минут, прежде чем смехотворное количество саранчи, достаточное, чтобы соперничать с чумой Египта, испортило их ночь. Только позже они узнали от местной охраны, что парк был временно закрыт из-за паразитов. Не желая сдаваться, он затем попытался отвести Се Ляня в кинотеатр — ничего особенного, но они могли хотя бы расслабиться, прежде чем он задаст серьёзный вопрос. На этот раз проблема заключалась в чрезвычайной ситуации на работе, из-за которой Се Лянь оставался у своего телефона большую часть ночи, решая все глупые вопросы, потому как его коллеги были слишком бесполезны, чтобы разобраться самостоятельно. Однажды он даже попытался сделать предложение без предупреждения. Они как раз шли в кофейню, чтобы купить немного выпечки, когда он встал на колени посреди улицы, отчаянно желая, чтобы всё получилось. Однако в ту же секунду, как его колено коснулось земли, из ниоткуда появилась собака и подняла ногу, чтобы радостно пометить Хуа Чэна как свою территорию. По крайней мере, его убийственной ауры было достаточно, чтобы напугать скулящую собаку. Ничто не получалось, ничто не шло так, как он хотел или ожидал. Хуа Чэн начинает верить, что он может быть мишенью какого-то божественного бедствия. Раньше он был атеистом, презрительно фыркал при мысли о высших существах, дёргающих за веревочки под занавесом, но теперь он уверен, что боги существуют, и они там, на небесах, насмехаются над ним, развлекаются за его счёт. Неважно, насколько абсурдно его сознание пытается внушить ему это, он всё равно ловит себя на мысли, что, шутки в сторону, может быть, это и не так. Может быть, ему не стоит продолжать попытки, может быть, все эти странные происшествия — признак того, что сейчас не самый подходящий момент для этого шага. Было бы лучше спрятать кольцо поглубже в шкаф и забыть о нём до тех пор, пока эта волна невезения не оставит его в покое. После всего, что пошло не так, это единственное мудрое решение. Это то, что он должен сделать. Но… дело в том, что… Он действительно хочет вступить в брак с Се Лянем. Прошло так много времени с тех пор, как он размышлял и мечтал об этом, что это почти ощущается как неотъемлемая часть его самого. Он хочет назвать Се Ляня своим мужем, хочет каждый день просыпаться рядом с ним — мягким и уязвимым, — потому что он доверяет Хуа Чэну достаточно, чтобы полностью отпустить себя, и Хуа Чэн доверяет ему так же сильно. Он хочет, чтобы люди видели кольцо на его пальце и знали, что он принадлежит кому-то другому и что этот особенный, благородный некто так же решил принадлежать ему. Он хочет получить подтверждение их обещания провести остаток жизни, влюбляясь снова и снова, каждый день, пока они не состарятся и не поседеют. Он думает, что если он потеряет ещё больше времени без Се Ляня в качестве своего мужа, своего жениха, не имея возможности показать, насколько огромна эта удивительная тоска, поглощающая все части его существа, то он действительно умрёт. Хуа Чэн не бескорыстен. Он не добр, не благороден и не альтруистичен. Он и раньше требовал чего-то, он и раньше проклинал мир, и он много раз был брошен на произвол судьбы. Но в каждый из этих моментов он торжествовал и побеждал судьбу, прилагая все усилия, а чистая злоба была единственным топливом, поддерживающим его. У Хуа Чэна нет ни одного из этих добродетельных качеств, но он упрям. И самое главное, когда дело касается Се Ляня, он отказывается уступать чьим-либо желаниям, кроме своей любви. Счастье, чистое неподдельное счастье сделало его жадным, и тот, кто захочет забрать это у него, должен будет вырвать это из его холодных мёртвых рук. И если Бог действительно существует и издевается над ним, что ж… Хуа Чэн просто должен будет бросить вызов Богу.***
К моменту их прибытия фестиваль в самом разгаре. Вдоль главной улицы района вокруг озера расположились красочные палатки и яркие манящие фонари. Их город празднует очередную годовщину, и что может быть лучшим поводом потратить деньги налогоплательщиков, чем небольшое событие для туристов? Фонарные столбы и исторические здания наряжены красными лентами и золотыми украшениями, и многие мероприятия доступны для развлечения публики. Это не самый любимый праздник Хуа Чэна, но они всё равно пришли. — Гэгэ, надень это. Се Лянь смотрит на него в замешательстве в течение секунды, прежде чем неохотно надевает шапку и маску, которые Хуа Чэн вручает ему, и Хуа Чэн делает то же самое, чтобы их не узнали некий вредоносный гоблин или некая пара идиотов. Это лучшая возможность в течение некоторого времени провести приятное и весёлое свидание, и он постарался прийти полностью подготовленным к любому испытанию, которое бог несчастья решит преподнести ему в следующий раз (и нет, он не удостоит ублюдка заглавных букв). В своей сумке он принёс противоядие ко всем возможным неприятностям, которые могут возникнуть в этот день, включая аптечку, мощный спрей от жуков и электрошокер. Они следуют за потоком людей, останавливаясь у палаток, чтобы взглянуть на их изделия и подготовленные для отдыха игры. Хуа Чэн ведёт Се Ляня, положив руку ему на спину, но также продолжая осторожно посматривать через своё плечо. — Сань Лан, смотри! Давай сыграем! Он рассеянно мычит, прищурившись, чтобы понять, может ли тень за углом быть кем-то из их знакомых. — Сань Лан? — зовёт Се Лянь, пытаясь выяснить, на что он смотрит, но с его ростом он никак не может увидеть поверх толпы, как Хуа Чэн. — Прости, гэгэ. Что ты хотел мне показать? Его парень улыбается и берёт в руки деревянное ружьё; стена с воздушными шариками установлена в противоположной стороне палатки. — Какой приз ты хочешь получить? Я выиграю его для тебя. Хуа Чэн чувствует, как порыв любви поднимается в его груди, но он подавляет его, чтобы забрать оружие из рук Се Ляня и хорошенько его осмотреть. Он двигает его туда-сюда, чтобы убедиться, что нет ничего такого, что могло бы навредить его парню. Работник палатки наблюдает за его действиями, нахмурив брови. — Я могу гарантировать вам, добрый сэр, что наша игра на сто процентов безопасна и проверена, — ворчит он. — Ха-ха, конечно. — Хуа Чэн смотрит на ружьё ещё немного, прежде чем вернуть его Се Ляню, который странно смотрит на него, прежде чем снова сосредотачивается на игре. — Итак… приз? — спрашивает он. — А, неважно, — отвечает Хуа Чэн, возвращаясь к своей настороженности. У Се Ляня почти разочарованно опускаются плечи, когда он протягивает ему белого плюшевого хорька, понятия не имея, откуда эта игрушка там. Они продолжают прогуливаться по фестивалю, останавливаясь пару раз по пути, Хуа Чэн без передышки внимательно осматривает их окружение. В какой-то момент Се Лянь просит купить что-нибудь поесть, и они направляются к ларьку с луковыми блинчиками. У дамы есть пара готовых блинчиков, чтобы не задерживать толпу у её палатки, и она передает один из них Се Ляню, когда Хуа Чэн в защитном жесте выставляет свою руку перед ним. Се Лянь снова смотрит на него тем же странным взглядом. — Мы бы предпочли, чтобы вы приготовили блинчик прямо перед нами. Он практически чувствует, как у Се Ляня отвисает челюсть. Да, его парень съел много более странных и отвратительных блюд в своей жизни на удивление без последствий. Но с нынешней чередой неудач Хуа Чэн не рискнёт провести совместную ночь в больнице с пищевым отравлением. Женщина раздражённо фыркает, но не может отказать ему в просьбе, поэтому они покидают её стойку со свежим набором блинчиков, который он, конечно, тщательно проверяет на наличие волос или другого неожиданного ингредиента. — Сань Лан, всё в порядке. Это просто блинчики. Но он едва обращает внимание на сказанное, уже уводя своего парня в сторону от невинной собачки, сидящей вблизи игры с бросанием колец. Никакого дежурства в туалете сегодня, чёрт возьми, нет. Час спустя, прогуливаясь по фестивалю, они остановились на холме подальше, где многие пары решили посмотреть фейерверк, и сбросили свою маскировку из-за душного воздуха от толпы. Это так похоже на идеальный момент, в который Хуа Чэн планировал сделать предложение, что он не может не чувствовать себя ещё бóльшим параноиком, оглядываясь через плечо на деревья позади них каждые пару секунд. Первый фейерверк расцветает в небе, освещая ночь своими прекрасными красками под «ох~» и «ах~» зрителей. Се Лянь смотрит с удивлением, на его лице играет мягкая улыбка. — Ничего себе, так красиво, — говорит он и выжидающе смотрит на Хуа Чэна. Хуа Чэн едва отворачивается от ограждения вокруг небольшого обрыва, где они расположились. Оно выглядит изношенным с возрастом, и он не хочет рисковать, что они упадут. Сделав пару шагов назад и потянув за собой Се Ляня, он отвечает: — Да, конечно. Краем глаза он замечает, что лицо Се Ляня вытянулось, а брови недовольно нахмурились. Он тут же поворачивается, сосредотачиваясь исключительно на своём парне и на том, что могло его расстроить. Громкий гул фейерверков эхом раздаётся в его ушах. — Забавно, — говорит Се Лянь. — Обычно ты говоришь «Не так красиво, как ты» или что-то в этом духе. Хуа Чэн моргает. Он… следует признать, не уделил достаточно внимания тому, что сказал Се Лянь, чтобы дать ему свой фирменный ответ. Как будто понимая, как глупо и снисходительно это звучит, лицо Се Ляня краснеет, и он трясёт руками перед собой. — А-а! — он визжит. — Н-не то чтобы я хотел, чтобы ты сделал мне комплимент, я просто заметил, что ты обычно так говоришь, но не сегодня! И ты так странно себя ведёшь, так что это заметно ещё сильнее, но забудь, что я сказал, просто притворись, что я не упоминал об этом… Хуа Чэн берет его за руку, и Се Лянь с громким щелчком закрывает рот. — Гэгэ. — Он улыбается. — Я думал, это было так очевидно, что даже не стоило говорить. В моих глазах ты всегда будешь самым красивым видом. Милый румянец на щеках Се Ляня темнеет, и он кладёт голову на плечо Хуа Чэна, прячась за воротником его куртки. Фейерверк заканчивается, но они по-прежнему остаются в объятиях друг друга. Се Лянь мягко утыкается носом в его шею, прокладывая нежные поцелуи по линии ключиц, согревая кожу Хуа Чэна так, как никогда не смогло бы сделать самое горячее солнце. Они одни на этом маленьком участке газона, и даже если бы это было не так, ничто другое не могло бы помешать этому моменту. Идеально. То, к чему он готовился всю ночь. Даже месяцами или, может быть, годами. Может быть, он готовился к этому всю свою жизнь. Хуа Чэн отстраняется от Се Ляня, обхватывая руками его. — Гэгэ… Вот оно. Наконец-то. — Сань Лан? — спрашивает Се Лянь. — Ты… казалось, был не здесь весь день. Он открывает рот, чтобы ответить, спросить, но обнаруживает, что слова застревают в горле. Глядя на обеспокоенное выражение лица Се Ляня, он понимает, какой он идиот. Сказать, что это свидание было тусклым, было бы в лучшем случае вежливо. Он никогда не хотел, чтобы всё обернулось именно так. В первый же день, когда ему в голову пришла идея действительно сделать предложение, он решил, что Се Лянь заслуживает лучшего предложения в истории. Се Лянь, его удивительный, добрый, ласковый Се Лянь заслуживает всего мира. Безусловно… Он даже заслуживает кого-то лучше, чем Хуа Чэн. Это правда, которую Хуа Чэн избегал все эти ночи. После провала всех его предложений до сих пор были разочарование и досада, да, но… было и облегчение. Облегчение от того, что что-то ещё, кроме его неуверенности в себе, портит всё. Облегчение от того, что ему не придётся выяснять, что его самого недостаточно. Это правда: он не переживёт, если Се Лянь скажет «Нет». Его грудь болезненно сжимается, он в панике хватает себя за шею, подавляя не вырвавшиеся слова прежде, чем они навсегда попытаются изменить то, что он и Се Лянь имеют. Потому что, несмотря на то, что они встречаются пять лет, несмотря на то, что знают друг друга ещё дольше, несмотря на то, что брак является естественным следующим шагом в их отношениях, этот внутренний голос глубоко в его сознании, который говорит: «Ты обманул его, ты обманул его, заставив думать, что ты хороший, думать, что ты достоин», — все ещё здесь. Этот голос будет существовать всегда, пусть даже очень слабо, до тех пор, пока Хуа Чэн жив. Это не то, чего заслуживает Се Лянь. Его рука сжимает коробочку с кольцом в кармане. — Сань Лан? — Се Лянь наклоняет голову. — Ах… — жалобно говорит он. — Нет… ничего. Они молча возвращаются к машине. Хуа Чэн отвозит Се Ляня в его квартиру и провожает до двери, как делает это всегда. Се Лянь прислоняется к дверному косяку и смотрит на него из-под полуопущенных ресниц. — Останешься на ночь? Мне не нужно завтра идти на работу. Если бы это была любая другая ночь, он, вероятно, ответил что-то с остроумным подтекстом, чтобы увидеть румянец Се Ляня, но сейчас у него нет никакого желания делать это. Он просто бормочет: — Конечно, гэгэ. Его парень тянет его за руку, они поднимаются на лифте в квартиру без малейшего проблеска сознания Хуа Чэна. Его настроение ниже плинтуса, футляр с кольцом тяжёлым грузом лежит в кармане, тянет ногу, как кандалы. Когда они добираются до гостиной, Се Лянь поворачивается, обхватив лицо Хуа Чэна руками. — Ты в порядке? — серьёзно спрашивает он. Он никогда не хотел, чтобы его любовь беспокоилась о нём, поэтому Хуа Чэн заставляет себя улыбнуться. — Конечно, гэгэ. Как я могу быть не в порядке, когда я с тобой? Он наклоняется, чтобы поцеловать Се Ляня в щёку, и его сердце подскакивает, когда его парень хихикает. — Сань Лан! — он шутливо плачет, а затем тянет Хуа Чэна назад, чтобы посмотреть ему в глаза, мягко улыбаясь. — Но ты бы сказал мне, если бы это было не так? У Хуа Чэна хватает сил, чтобы не сглотнуть, не показать ничего на своём лице и едва заметно моргнуть. Они провели вместе так много лет, но он всё ещё забывает, как хорошо его парень знает его и как глубоко он проникает в каждый уголок и трещину его существа. — Я всегда буду рядом с тобой, — нежно говорит Се Лянь, в его словах — чистое обожание, и целует его в челюсть мягко и медленно. Его сердце готово выскочить из груди, если он сейчас же ничего не сделает правильно, поэтому Хуа Чэн решает элегантно податься вперёд и поймать рот Се Ляня своим собственным. Они целуются словно в первый раз: только чувства и никакой техники. «Это самые лучшие поцелуи», — сказал бы Хуа Чэн, и то, как Се Лянь задыхается, облизывая свои губы, прекрасно подтверждает это. Их языки скользят друг по другу, жарко и медленно, электрические разряды пробегают вдоль позвоночника Хуа Чэна. Он целует эти изогнутые губы один раз, два, три и ещё много раз, теряя счёт движений их губ. Только после долгой борьбы он решает скользнуть вниз по подбородку, к шее, пульсирующей жилке Се Ляня. Он прихватывает зубами каждый участок кожи, где это считает нужным, и таких мест очень много. — Сань Лан, — выдыхает Се Лянь, — я люблю тебя. Это только сильнее распаляет его, он притягивает Се Ляня ближе за талию, так близко, что они могут стать одним целым. «Я всегда буду рядом с тобой». Как трудно поверить, что эти слова так легко слетают с соблазнительных, совершенных губ его любимого, как трудно поверить, что когда-то он страстно желал услышать такие слова, уверенный, что это всегда будет глупым, непостижимым желанием. «Я всегда буду рядом с тобой». Как невообразимо осознавать, что они достигли такого уровня отношений, когда каждое движение Хуа Чэна безупречно соответствует Се Ляню, когда все прикосновения синхронизированы благодаря их любви. Сань Лан, я люблю тебя. Се Лянь откидывает голову назад, зажигая пронзительным стоном искры между ними, тянет Хуа Чэна за волосы и зовёт его ближе, громче. Он этого не вынесет. Его сердце бьётся как сумасшедшее. Се Лянь наклоняется к уху и тихо хнычет, и это самый красивый звук, который он когда-либо слышал, пока он не решает снова застонать и поднять планку, которая была установлена раньше. Пока они не займутся любовью снова и снова, пока не проведут вместе свои маленькие вечности. Он не замечает, как в его здоровом глазу появляется слеза, и, когда Хуа Чэн делает вдох, чтобы восстановить дыхание, словно он годами находился без воздуха, на выдохе нежная фраза проскальзывает мимо губ. — Выходи за меня. Се Лянь замирает. Се Лянь замирает, и Хуа Чэн чувствует, как сердце в пятки уходит из-за его глупости. — Что? — глаза Се Ляня распахнуты от шока. — Нет… — бормочет он дрожащим от тревоги голосом. — Нет! Се Лянь сглатывает. — Нет? — Нет! — восклицает Хуа Чэн, прежде чем вернуться к тому, что он говорит. — Я имею в виду да! Я имею в виду… блять! Всё должно было быть не так! Почему из всех раз его тупой рот решил предать его именно сейчас?! Желание впасть в кому, чтобы ему больше не пришлось находиться в этой ситуации, настолько сильно, что у него кружится голова. — Что тут происходит?! — расстроенно спрашивает Се Лянь. Хуа Чэн делает глубокий вдох и притягивает Се Ляня ближе за руки, крепко сжимая их, чтобы сделать вид, что он не дрожит. — Ха-ха-ха, — нервно смеётся Се Лянь. — Сань Лан, мне кажется, я схожу с ума, потому что, клянусь, я слышал, как ты сказал… — Ты всё правильно расслышал, — Хуа Чэн перебивает его, пока он не потерял мужество и не сбежал с шестого этажа. — Гэгэ, я… С бешено колотящимся сердцем он достает из кармана коробочку с кольцом. Эту крошечную, простую коробочку с кольцом, которая терпеливо ждала уже несколько месяцев. Глаза Се Ляня округляются. За всю свою жизнь Хуа Чэн никогда так не нервничал. Его уверенная, высокомерная маска — это всё, что у него есть, но перед вопрошающим взглядом Се Ляня она рассыпается в пыль, оставляя маленького мальчика, который так и не вырос из своей неуверенности и уязвимости. — Гэгэ… нет, Се Лянь. — Он тщетно пытается сглотнуть в пересохшем рту. — Ты делаешь меня самым счастливым человеком на свете. Ещё до того, как мы стали встречаться, наслаждаться твоим присутствием уже было самым ярким событием в моей жизни, но потом… Потом ты попросил меня быть с тобой, и с тех пор каждый день был невероятным. Если я смогу провести остаток нашей жизни, заставив тебя почувствовать хотя бы половину того, что я чувствую к тебе, я знаю, что этого будет достаточно. Поднять голову прямо сейчас — одна из самых трудных вещей, которые он когда-либо делал, но он все равно поднимает её. Он встречает взгляд Се Ляня, влажный от непролитых слёз и искренний от эмоций, и продолжает: — Ты как-то сказал мне, что для того, чтобы жить дальше, нужно найти свою мечту и стремиться к ней. Се Лянь, правда в том, что ты — моя мечта. Моё сердце всегда будет принадлежать тебе, хочешь ты этого или нет. И вот я спрашиваю: ты хочешь этого? Ты выйдешь за меня? Наступает долгое молчание. Он не осмеливается смотреть на Се Ляня после своей речи — его лицо опущено, а глаза приклеены к полу. Независимо от того, сколько богатств он накапливает, независимо от того, какие косметические процедуры он делает, чтобы поддерживать свою внешность, независимо от того, какой социальный статус он приобретает, в конце концов, единственное, что он может предложить Се Ляню, — это своё сердце. И это самый страшный факт для Хуа Чэна. Он слышит тихий вздох и готовится к отказу. Что-то тёплое обхватывает его тело. Хуа Чэн задыхается, смотря вниз и видя, как Се Лянь крепко обнимает его, а на его рубашке образуется мокрое пятно. — Да, — шепчет Се Лянь. — Да! Да. Да, он выйдет за Хуа Чэна. Да, он согласен. Перед глазами плывёт, и Хуа Чэн подаётся вперёд, заваливаясь на Се Ляня и так же легко дыша. Он притягивает к себе лицо Се Ляня. Щеки его жениха покрыты красными пятнами, слёзы бегут дорожками вниз к шее, а из носа течёт. Но прежде всего у него самая счастливая улыбка из всех, и она направлена на Хуа Чэна. Это из-за Хуа Чэна. Как бы хороша она ни была, как бы сильно Хуа Чэн ни хотел смотреть на неё вечно, он предпочитает наклониться и поймать эту улыбку своей собственной. В конце концов, у него будет вся оставшаяся жизнь, чтобы увидеть это снова.