everything I ever wanted

Кацуки Бакуго, будучи обманчиво спокойным и на удивление тихим, держал в объятиях человека в костюме. На самом деле он цеплялся за широкие плечи так отчаянно, будто от этого зависела судьба целого мира, хотя буря в его душе внешне и не была заметна. Чувствовалось, как легко обвивают его талию руки в перчатках. Происходящее казалось странным со стороны, наверное? Раньше, раньше, когда все ещё не было так запущено, оно так и ощущалось, но он давно перестал мучить себя вопросами вроде как, зачем и где. Или когда это началось и какого хрена. Все, что было сейчас, все что волновало — он и кудрявое чудо, которое уткнулось ему в плечо. Мидория мило сопел — сейчас легко можно было забыть, каким демоном во плоти он являлся — монструозный ум, почти ничем не ограничивающаяся жестокость, капелька безумия и уже давно совершенно не искренний оскал-полуулыбка. При осознании этого нутро непроизвольно прошибало мурашками. Так и хотелось подумать о чем-то вроде ручного льва, только вот незадача — приручен здесь явно не Изуку. — Я бы так хотел, что бы ты принадлежал мне — осипший приятный баритон, сейчас совершенно не громкий и не злобный, произносит эти слова почти в самое ухо. Изуку закрывает глаза, думая: «Как бы мне хотелось, чтобы хоть малая часть тебя была моей». Он крепче сжимает руки на чужой талии и ничего не говорит. *** — Ладно, Каччан, ты сам напросился. Я люблю тебя. Невероятно сильно… люблю, люблю, люблю, люблю, люблю — Мидория немного смущен, в изумрудных омутах пляшут сумасбродные искорки, но он не собирается прекращать говорить это, смотря прямо в глаза Бакуго, который в этот момент куда краснее — как же легко его обескуражить на самом-то деле! — Я знаю, идиот. Заткнись — Он поднимает с пыльного пола парня, на бедрах которого сидел до этого, и прижимает к себе, усаживая на колени — Я тоже. Очень. Деку истерично хихикнул, и Кацуки заметил, что он выглядит даже безумнее обычного. — Давай быть вместе всегда, Каччан? Пожалуйста — он вырывается с крепких обьятий и смотрит на него почти умоляюще. — Я пойду с тобой куда захочешь. Мне не нужна никакая лига злодеев, гнусные преступные планы и эксперименты с Ному. Даже революция. Ты всегда был единственным, кто что-то значил. Я сменю имя, имидж, перееду в другой город, какое-то отдаленное захолустье, пока мой образ не сотрется как следует из памяти людей. Ты будешь навещать меня иногда, а потом, через несколько лет, я перееду к тебе и займусь какой-то нехитрой работенкой, пока ты будешь героем. Просто позволь мне быть с тобой. У Мидории сейчас лихорадочно блестят глаза, он весь красный и дышит тяжело, но смотрит на него, прямо в упор — и звучит вполне серьезно. — Черт возьми, Деку, я- я даже не- господи. На самом деле я согласен. Да. Да. Да — Кацуки не совсем понимает что происходит и не уверен, как он сохраняет ясный ум. Но зачем врать? Он ведь так хотел этого — забить наконец на все эти герой/злодей, охотник/жертва, вершитель правосудия/преступник. Просто быть с ним. И все. Это давно перестало казатся возможным — он ведь ошибся, ошибся так много раз, что казалось, ничего уже нельзя исправить. И Мидория сейчас именно это и предлагает — начать все снова. Заново. С нуля. Построить новое на руинах старого. Кацуки наклоняется к любимому тупому задроту, начиная целовать его щеки, лоб, скулы, подбородок, нос — обветренные губы нежно, но быстро перемещаются по прекрасному лицу, будто стремясь не оставить там ни одного живого места. Бакуго с упоением слушает заливистое хихиканье, сопровождающее его действия. Они наконец-то будут счастливы? Он перемещается на шею, тихо бормоча — Я тебя теперь так просто не оставлю, сраный Деку. Люблю тебя. Смех становится громче и руки Изуку обвивают шею Кацуки. Он ловко избегает очередного приятного поцелуя в ямку между ключицами и сам тянется к лицу бывшего друга, целуя того в губы. Неизвестно, что будет дальше, но они сделают все возможное. Они справятся… …Бакуго просыпается в прохладной кровати. На часах шесть утра. Прямо на него светит восходящее солнце. Ммм… что ж, сон был приятным. Невозможным, нереалистичным, пожалуй, слегка бредовым, наполненым атмосферой романтической комедии, подошедшей к хэппи-энду, но и чувством абсолютного удовлетворения. Рука тянется к лицу, потирая глаза. Он встал сегодня даже раньше обычного, а ведь так хотелось посмотреть продолжение. Тупой, тупой идиот Деку — лениво скользят мысли в голове Кацуки — даже появляясь в приятном видении, не даёшь насладится им немного дольше. Бакуго раздраженно вздыхает. Мог бы уже и привыкнуть. Подсознание с завидной регулярностью отправляло в его сны веснушчатого ублюдка, который играет там роль то главного кошмара Кацуки, то желания. Слишком много Изуку Мидории. Все и всегда напоминает о нем, не давая забыть, не давая расслабится. Если бы мир был немного менее жестоким, вытравить из себя эту заразу было бы куда легче. Бакуго зевает, потягивается, и садится на краю кровати. Новый день. *** Вокруг слышны крики. Много криков. Где-то в далеке ощущается запах гари, волнами поднимается дым. Но Кацуки сейчас, на крыше высотного здания, откровенно не до этого. Здесь только он, ночь, и изумрудные омуты глаз напротив. Он невольно отвлекается на них, и сразу же бесится от собственной несобранности. Ну вот кто, скажите на милость, смотря на врага, начнет думать о выразительности его взгляда? Ох, Кацуки, ты больной ублюдок. Обладатель этого самого взгляда стоит неподалеку и выглядит как-то скучающе даже? А ещё принадлежащее ему идеальное белое пальто было много где перепачкано в грязи, пыли и крови, но не то чтобы его это заботило. Он готовится снова активировать причуду, чтобы иметь возможность ловко уворачиватся от несдержанных взрывов Бакуго. Чертовая форма тьмы — скалится Кацуки в мыслях — ужасный квирк. Как тебе только подарили нечто подобное? От-вра-ти-тель-но. Парень сцепляет зубы, несется вперед и выпускает бронебойный выстрел прямо в сторону Мидории. Он неосознанно уменьшил силу взрыва, внутри опасаясь того, что может случится, если Деку вылетит за пределы крыши. Но Изуку так-то не лыком шит — в последний момент успевает отпрыгнуть. Бакуго злится и намерен атаковать ещё раз, вот только внезапно понимает, что выпустил его из поля зрения. Весь этот дым и копоть, только усугубляемы собственной причудой, делают слежку за кем-то столь вертлявым, как Деку, сложным заданием. — Тц, наделали тут этих ебаных спецэффектов — недовольно ругается юный Граунд Зеро. — Намерен победить меня, Каччааан? — смешок внезапно слышится из-за спины. Бакуго резко уворачивается от шиподобного ростка причуды Деку, посылая взрыв туда, где предположительно находится он сам, и почти попадает — взрыв задевает того, но не сбивает с ног. — Вот только ты ужасно вымотан — улыбается, и продолжает как ни в чем не бывало Изуку — Ты переживаешь за друзей и меньше обдумываешь свои действия. Более того, условия сейчас на моей стороне — моя причуда это в основном точные атаки, а твоя, как ни крути, это массовое паражение — ты банально боишся, что я вылечу отсюда головой вниз. Кацуки недовольно хмурится и орет в ответ — Все никак не заткнешся, а, мерзкий задрот? Я не намерен тебе проигрывать, боюсь я того что ты упадешь или нет. Завались! — он атакует, создавая серию мелких взрывов, направляя их в сторону побежавшего налево Деку. Тот в свою очередь недовольно скалится. — Боже-боже…ты действительно безнадежный — Изуку театрально вздыхает и останавливается возле входа внутрь дома в центре крыши — выглядит как больша квадратная будка — Я пытаюсь предложить тебе просто сдатся. Обещаю, что ты в таком случае особо не пострадаешь. Бакуго просто-напросто звереет. — За кого ты меня принимаешь, мудила?! Думаешь я сдамся просто потому что один выродок решил делать мне подачки с барского стола? Не дождешся, сука! — Кацуки поднимает себя взрывами в воздух, преследуя цель налететь на Деку и впечатать его в стену… Но не тут то было. Изуку ловко отскакивает, когда до кулака Бакуго остается несколько сантиметров, достает из-за спины руку, которую успел покрыть причудой, круто разворачивает Граунд Зеро и впечатывает его в этот вход сам. Немного не рассчитывает силу — Кацуки нехило так втелющивается затылком, и из-за уже полученых накануне травм, теряет сознание. Он обмякает, и почти падает — Мидория подхватывает его своей причудой и аккуратно опускает себе на руки. Вместе с Бакуго он разворачивается и сьезжает вниз по стенке. Тело болит и ноет, но куда уж денешься. Усевшись поудобнее, он тяжело вздыхает. Ох-уж-этот-придурок. Злодей опускает взгяд на парня на своих коленях. Он спокойно дышит, но из головы течет кровь. Изуку поворачивает Кацуки и осторожно зарывается рукой в его волосы. Несколько раз распутывает слипшиеся пряди, чтобы открыть рану. — Ох — шепотом сокрушается Мидория — его найдут конечно, но если вдруг он потеряет слишком много крови к тому времени? Злодей несколько раз оглядывается по сторонам, будто там что-то подскажет, что ему делать, но, естественно, ничего не произошло. Немного подумав, он откатывает рукав на левой руке обратно к запястью и отрывает половину — жалко конечно, но у него достаточно других рубашек. Потом разрывает его посередине, формируя достаточно длинный кусок ткани. Тянется к Бакуго и аккуратно перематывает его голову, будто бинтом, делая тугой узел в конце. Белая ткань быстро становится красной в месте, где касается ранения. Мидория задумчиво проводит рукой по пепельным волосам. Нужно его оставить где-нибудь на видном месте, чтобы кто-то нашел. Сейчас в збучке участвуют и про-герои, и полицейские, и даже несколько одноклассников этого болвана. Вот только… найти-то его могут не только они. Изуку тянется к черному наушнику в левом ухе — коммуникатор. Постукивает по нему — Как слышно? — громко вопрошает Деку и ему навперебой отвечает неслаженный хор голосов. Откликаются не все, но большинство. Шигараки хриплым голосом бурчит что-то про то, что слышно даже слишком хорошо. На это Мидория мысленно закатывает глаза и ухмыляется. — Что ж, значит слушайте все сюда — у меня новые указания, и было бы неплохо, если бы вы передали их остальным. — Слушаем и вменяем, Деку-сан — Даби говорит с полуироничной интонацией, но за секунду слышится его недовольное шипение, помехи и треск огня — видимо, Изуку выбрал не лучшее для него время, и он с кем-то сражается прямо сейчас. Мидория прочищает горло и переходит на официальный тон. — Во первых, если вы сейчас увидите Бакуго Кацуки где-нибудь — и он не будет способен причнить вам вред или использовать причуду, то есть будет оглушен, без сознания, очень истощен и слаб — нельзя пытатся его пырнуть, избить, вообще причинить увечья каким-либо способом. Я лично запрещаю это. Убивать все ещё нельзя. Во-вторых — пытаться взять его в заложники или схватить тоже не стоит — это может и не бесполезно в перспективе, но создаст слишком много проблем. Усекли? Снова прокатывается хор голосов, где-то недовольных, но никто не посмел перечить — а Шигараки наверное просто не счел нужным. А вот Тога даже хихикает — Ох, не волнуйся ты так, Зузу! Мы тут все конечно отбитые, но не настолько, чтобы трогать твои игрушки. Кто-то — кажется, Компресс — издает на это сдавленный смешок. — Рад, что ты такая смышленная, Тога — тоже слабо улыбается Деку — напоминаю вам быть осторожными и беречь себя, конец связи. Юный злодей отключается, откидывается на холодную стену и думает над словами подруги. Хах, игрушка — пожалуй слишком простое слово для такого как Каччан. Слишком просто описывает их отношения. Каччан, он… его враг, по профессиональным причинам. И соперник, по личным. А еще человек, которым он восхищался однажды. Возможно в глубине души восхищается до сих пор. Человек, которого хотелось превзойти, тот, ради которого стоило двигатся вперед. Человек, которого до дрожи в коленях хотелось изничтожить, но, одновременно с этим — посадить в клетку, оставить в первозданном виде, позволяя всем глазеть и не касаться. Интересный, невыдержанный, ассертивный, независимый, так и хотелось поселится где-то у него в голове навязчивой мыслью, чтобы и у такого появился надлом, трещина, слабость. О, кто-то, кто бесил до белых точек перед глазами. Человек, который позволил ему, Изуку, докатится до дна, но не сумел воспрепятствовать его возрождению. Человек, от которого зависело слишком много переменных. Тот, кто был прав в конце-концов — не стать Мидории героем. Но и не прав в той же степени — Мидория стал великим. Пусть и в несколько другой ипостаси. Тот, кто беспрестанно маячил на переферии сознания, кто-то, кто делал его совсем немного одержимым, тот, кто давно пролез непозволительно глубоко и в сердце, и в мозг, тот, кто грел ему душу в особо тяжелые времена. Из недолгих размышлений Изуку выпал благодаря сильнее ударившему в нос запаха дыма. Черт, какая из сторон там проигрывает? Удосужился бы кто доложить ситуацию… Он снова поднялся, закидывая на плечо Бакуго. Нужно его оставить где-то неподалеку от главного места действия. Ведь сам бой ещё не закончился. *** Бакуго никогда не отличался стальной выдержкой и хоть сколько-то крепкими нервами, но такого эмоционально напряженного года у него не было, пожалуй, ещё никогда в жизни. Об этом мало кто догадывался — родители разве что. Но прекрасное, казалось, время подготовки к Юуэй сильно омрачало одно непредвиденное обстоятельство. Ебаный раздражающий задрот пропал. Пропал бесповоротно и насовсем, когда до столь желанной академии оставалось всего каких-то восемь месяцев. Сначала Бакуго не поверил — кто знает, может сбежал из дома от отчаяния, бывает такое с подростками, вернётся. Когда от Деку было ни слуху ни духу три дня и активные поиски не давали результатов — забеспокоился. Он же беспричудный, в конце концов, и достаточно отчаянный — кто знает, что могло случится? Несмотря на свои проблемные отношения с ним, он тоже решил помочь. Развешивал листовки, почти без агрессии позволял полицейским себя допрашивать, и усиленно думал. К нему долетали слухи от однокласников — что Мидория в последнее время вел себя совсем уж странно и закрыто. Мало кто, конечно, был с тем хоть сколько-то близок, но изменения бросались в глаза. Неожиданно решив проанализировать для себя последний месяц рядом с Деку, он с сожалением обнаружил, что они были правы — задрот был отстраненным и ушедшим себя, удивительно не чувствительным к происходящему. Но у Бакуго тогда не было времени на этом зацикливаться — примерно в то время он начал ещё более усиленно готовится к Юуэй, и мало что вокруг замечал, даже обычно много места у него в голове занимающего Изуку. Но даже если бы он действительно подумал над этим — к какому выводу бы пришел? Что Деку наконец-то начал принимать жестокую реальность и осознавать собственную невозможность стать героем? Думать о том, как ему будет вестись в обычной старшей школе? Да, как-то так бы он и считал. Но что все это могло значить на самом деле? Каждый раз, когда Бакуго приходил к мыслям об этом, он хмурился. Может, кто-то ему угрожал? Шантажировал? Использовал на нем причуду? Но если бы у Деку были друзья, они бы забили на сполох раньше, если бы ОНИ с Деку были друзьями, этого наверное бы не произошло. Таким образом Кацуки часто возвращался к нежелательному чувству вины — блять, он был слишком жестоким, грубым и злым, идя на поводу у своей уязвленной этим задротом гордости и бесконечного эго. Мысленно он пытался перекинуть все на Изуку — сам виноват, лез куда не надо, считал, что он, Бакуго, тоже обычный человек, которому может быть нужна помощь, был непробиваемым и упертым, как бы там бывший лучший друг к нему не относился, таким уверенным и устрашающе сильным — и мельтешил, мельтешил, мельтешил перед глазами. Но ничего не получалось — Кацуки внутри понимал, что многого из этого вполне можно было избежать, и это понимание ему совершенно не нравилось. Он слишком рано начал подходить к осознанию собственных ошибок — а Деку все не было. Не было уже две недели, и Бакуго готов был орать, взрывать и матерится, даже биться в истерике — потому что он боялся и ничего блять не мог с этим поделать. Срывы на окружающих происходили все чаще, успокоится было все тяжелее, и сделайте уже что-нибудь, ублюдки, найдите его уже. Он начинал подозревать, что скоро его нервная система полетит к чертям. Посмутневшая Мицуки часто наносила визиты к по-настоящему разбитой и безутешной в последнее время Инко, чтобы хоть как-то подбодрить её, и перед одним из них Кацуки напросился с ней. Ему давно следовало это сделать — вдруг он заметит что-то, что поможет расследованию, но он банально боялся — тяжелого взгляда названной тётушки, того, что его будут обвинять и осуждать — потому что кто знает, вдруг он и вправду виновен? Но, вопреки всем ожиданиям, она была рада его видеть — насколько можно быть радостной в подобных условиях. Безгранично добрая душа, как и Деку, поморщившись, отметил про себя Бакуго. Уже было известно, что пропало не то чтобы много вещей Мидории, но достаточно — некоторая одежда, парочка книг, несколько канцелярских принадлежностей и — странно — все блокноты с записями о героях и причудах. Из-за этого в основном рассматривали версию о побеге, но уж больно сложно было найти хоть какие-то зацепки как для обычного тинейджерского бунтарского порыва. Поэтому была достаточно весомая версия о похищении — на каких только основаниях, интересно. Побродив немного по комнате Деку, Кацуки не узнал для себя ничего кардинально нового — только заметил, что фигурок, постеров и плакатов со Всемогущим, кажется, поубавилось. Но когда он спросил об этом Инко, она утверждала, что в тот день ничего из этого не пропало — стафф с любимым героем сына ищезал постепенно, в последние два месяца пребывания Мидории дома. Она думала, что Изуку медленно начинал избавляться от столь сильного обожания и одержимости, и несмотря на его на странное поведение и все более редкое пребывание дома, даже немного радовалась — конечно, ей было больно за любимого мальчика, но старые стремления и мечты не увядают так просто, и, наверное, это хороший знак, что он потихоньку начал возвращатся в реальность. Но, как оказалось, зря. Инко корила себя — вдруг это были первые звоночки? Или даже крик о помощи? Нужно ли ей было верить сыну, когда он убеждал её, что, конечно, немного расстроен, но в целом все в порядке и образуется со временем? После этого Бакуго тоже много думал об этом. Но к никакому конкретному выводу так и не пришел. Время шло, и шансы найти Деку увядали с каждым новым днем. Кацуки никогда не был глупцом, и знал статистику — большинство безвести пропавших обнаруживаются ещё в первую неделю, живыми либо мертвыми. Чем дальше, тем меньше шансов хотя бы на труп. Но он также был поистинне упертым — и решил, что однажды он непременно найдет Мидорию. Не-пре-ме-нно, и всё тут, криминалистику и факты можете хоть в жопу себе засунуть. Он спасет его. Месяц, и столь активные поиски решили прекратить. Дело ещё велось, естественно, но не находя ни каких-то особых улик, ни следов пропавшего, полисмены и местные герои постепенно теряли надежду. Бакуго невольно вспоминал мальчика из своей импровизированной банды, пропавшего ещё в детстве. Тогда было похоже — весь район на ушах, мало зацепок, медленно утекающее сквозь пальцы время, и зашедшие в тупик поиски, которые ни к чему ни привели. Переживать все это было странно, больно и страшно, но с Деку все ощущалось почему-то ещё острее. Он никогда бы не подумал, но без этого улыбчивого мальчишки за задней партой он будто бы лишился очень важной части своего дня. Два месяца, и исхудавшая Инко потихоньку прекращала рыдать и горевать столь безутешно. Кацуки часто видел её у себя, так как Мицуки пыталась отвлечь её чаями и дружескими посиделками. Мидория даже начала иногда улыбатся на особо остроумные шутки подруги — очень редко, но тем не менее. Он тоже пытался помочь, чем мог. В школе же все были шокированы — не сколько утратой нелюбимого одноклассника, сколько тем, что один из них может просто так взять однажды и исчезнуть — и его не найдут. Три месяца, и поиски почти прекратились. Бакуго был действительно зол и подавлен, потому что надеялся хотя бы на что-то, на небольшой знак, подсказку, стоющую зацепку, но их все не было. И, хотя он и отказывался так думать, уже вряд ли будут. В груди будто оставили небольшую зияющую рану, более не кровочащую, но гноящуюся. На четвертый месяц на бывшей парте Мидории появилась ваза с красивым цветком. Полгода, и дело официально признали глухарем и отправили в долгий ящик. Инко мелкими шажками, не без помощи друзей, но приходила в себя. Все будто смирились с тем, что Изуку они больше не увидят, и, скорее всего, не увидит его уже ни одна живая душа. Все, кроме одного человека. Бакуго, скрипя зубами, смирился, но не сдался. Он пообещал себе. Как бы то ни было, его часто охватывала несколько депрессивная меланхолия. Кацуки стал куда задумчивее и отрешеннее. Теперь он был не совсем уверен в том, что все делает правильно — многие его принципы пошатнулись, а испуганное лицо Деку преследовало его, словно навязчивый призрак. Сложно было признать, но без Мидории будто все было по другому. Доказывать свою силу больше не хотелось столь отчаянно и сильно, чтобы ебаный задрот понял наконец, насколько они на разных уровнях. Всепоглощающая ярость, что попервах после исчезновения Изуку была его верной спутницей, сменилась на тихую злость и тупую боль. Иногда даже украдкой проскользала мысль, что не достоин он на самом деле быть героем — он не уберег того, кто был рядом всю жизнь. Но Бакуго гнал её от себя, как навязчивую муху — естественно, теперь он должен старатся даже больше, чтобы стать им. Чтобы больше такого не повторилось. Пришло время поступать в Юуэй. Кацуки очень даже успешно сдал экзамен, став первым в списке прошедших. Но ожидаемое удовлетворение не было и близко таким же сильным, как если бы все было в порядке. Если бы Бакуго не гложил и не изводил себя на протяжении последних восьми месяцев. Если бы- Так и начались школьные будни. Приятным сюрпризом стала новость о том, что стройные ряды учителей в Юуэй пополнил Всемогущий, любимый герой Кацуки (и Изуку). Правда, он был новичком в преподавании, но мало кому это мешало любить его уроки. Одноклассники- оказались на поверку неплохими ребятами. Бакуго все ещё сложно было привыкнуть к тому, что тут он необязательно во главе иерархии, но он честно пытался. Переосмысление некоторых вещей после исчезновения Мидории давало свои плоды. Его все еще считали взрывным и достаточно агрессивным человеком, в разговорах между собой добавляя прилагательные «задумчивый» и «слегка меланхоничный», но некоторые были даже не против подружится. После того, как обьявили экскурсию в USJ, даже Бакуго ощутил приятное волнение, а многие его одноклассники почти что не вопили от счастья. Это было достаточно известное место, где многие юные ещё-не-герои хотели побывать, так что ничего удивительного на самом деле. Они же не могли знать, что произойдет потом. Поездка в симулятор катастроф обернулась настоящей катастрофой, как бы каламбурно не звучало. Это было настоящим кошмаром, справится с которым для совсем ещё зеленых студентов виделось той ещё задачей. Бакуго, как и всем, было не по себе, хоть он и демонстрировал это в меньшей степени, чем большинство. Несмотря на все его старания, Всемогущий серьёзно пострадал, и отлеживался без сознания неделю. Что уж говорить про бедного учителя Айзаву — несколько глубоких шрамов наверное останутся на его лице навсегда. Некоторые ученики получили страшные травмы, а Тсую и Минета — и это была самая грустная и ужасная часть — вообще невесть-как остались живыми. У девушки-лягушки отсутсвовала кожа (и возможно не только), на более чем половине лица, а ещё глаз, и Кацуки видел её в момент получения ранения мельком, но этого хватило, чтобы до конца жизни вспоминать с содроганием. Виноградный извращенец впал в кому от болевого шока, потому что босс лиги злодеев расщепил большую часть кожного покрова на его торсе, и кто знал, что теперь с ним будет. Этот Шигараки- просто жуть. Бакуго помнил, как он на него смотрел. Нет, на всех остальных он тоже не глядел с добротой и дружелюбием, но то, какой взгляд был направлен именно на Кацуки — полный ненависти, жажды крови, желания уничтожить, причинить боль, много боли, ужасную боль, убить — так никто и никогда на него не смотрел, пусть и не всем он нравился. Босс лиги явно имел счеты именно с Бакуго, и последний все терялся в догадках, почему. Что же он, блин, такого сделал? Когда? Но, ожидаемо, ответа не находил. После симулятора он начал сближатся с Шото Тодороки, тоже нелюдимым парнем, который сначала бесил до безобразия. Но он спас его сначала от расщепления Шигараки, который после появления Бакуго в поле зрения сразу кинулся на него, словно гончая собака на добычу, а потом помог ему с Всемогущим, и Кацуки был благодарен ему, насколько вообще умел быть благодарным. Карамельная тростинка оказался ещё и редким, но надежным слушателем, и почему бы собственно и нет. Фестиваль оказался интересным опытом, хоть и Бакуго, естественно, победил. В конце концов Тодороки просто-напросто переохладился, так и не использовав ни разу за все многочисленные бои огненную сторону. Кацуки считал это глупым, хоть и ничего не мог поделать. Спортивное мероприятие отвлекло перегруженные мыслями, чувствами, страхами и переживаниями мозги студентов, и заставило почуствовать себя лучше, а неделей позже к ним вернулась Тсую, вся в повязках и бинтах, но главное что живая, и все были настолько рады её видеть, что даже устроили громкую вечеринку в её честь. Но начиналась пора первых практик, и нужно было снова нырять в учебу с головой. Пока Бакуго решился пойти к Бест Джинсу, Тодороки направился в тоже самое агенство, что и Иида — потому что они успели чуть-чуть подружится, и поскольку последний вел себя странно в последнее время, Шото хотел присмотреть за ним. Интуиция его не подвела, пожалуй. Тенья решил самостоятельно выследить и убить Убийцу Героев, и ему очень повезло перед этим сдружится с Тодороки, который быстро заметил его отсутствие во время нападения Ному, и угнал за ним. Потому что тот день мог обернутся ещё большей трагедией, чем обернулся в итоге. Потом Шото по секрету рассказывал Бакуго о том событии — о том, что он пытался сдерживать Пятно настолько долго, насколько мог, но быстро выдохся и выбился из сил; о том, как отчаяние пролезало все глубже под кожу, ведь помощи неоткуда было ждать; о том, как она в итоге пришла, в виде невысокого парнишки в черной толстовке и с мощной причудой, которого он раньше никогда не видел; и который видимо хотел договорится о чем-то с Убийцей Героев, и которого последний видимо мог скрепя зубами послушать, ведь потом он решил преследовать его вместо напуганных студентов; В итоге выяснилось, что видимо ни к какому явному компромису они так и не пришли, потому что потрепанный Пятно очутился посреди вороха героев, что пытались сдерживать Ному, и из-за их количества быстро сдался. Тодороки просто надеялся, что с их настоящим спасителем все хорошо, хоть тот видимо и был злодеем, потому что участие в поимке Пятна учеников Юуэй решили замять и опустить, как и всех сопутствующих лиц, кроме кучки профессионалов со Старателем во главе. А тем времем беспокойной и потревоженной Японией ползли слухи; О том, что люди из лиги злодеев сотрудничали с Убийцей Героев; о том, что они связаны с несколькими громкими проишествиями с успешными нападениями на лаборатории и секретные обьекты; о том, что они собирают армию; о том, что у лиги есть не один босс. Бакуго не знал что и думать — потому что казалось, так и было — вон там допустим были замечены следы Ному, но все было негромко, четко и слаженно — точно не почерк Шигараки. Ещё где-то возле печально известного злодея был замечен невысокий темный силуэт, о котором ничего не было известно раньше. А там вообще то и дело появлялись новости о нападениях и разборках с разными преступными бандами, и многие шептались, что так лига проверяет и набирает новых людей. Но разве хотелось думать, что злодеи ещё имеют мощь, о которой ничего не известно? О том, что они её наращивают? Такое банально страшно, и Кацуки дествительно хотел верить, что он ошибается. Наступила пора экзаменов, и на некоторое время начало казаться, что все потихоньку приходит в норму. Злодеи почти затихли со своей подозрительной активностью, тренировки и уроки набирали обороты, а Бакуго начал больше времени проводить с другими и даже наконец-то немного радоваться жизни. Их подбодрили новостью о том, что после успешно сданного теста все отправятся в лагерь, и это было отличной мотивацией работать ещё усерднее. А ещё в скором времени мог очнутся Минета, и хоть он и был раздражающей мелкой тварью, все равно хорошо было это знать. А потом настал час долгожданной поездки, и все, все это полетело к чертям. Когда их отправляли на квест ночью, Кацуки ожидал веселья, приправленного атмосферой детских пугалок у костра. У него было приподнятое настроение, и он совершенно не возникал, оказавшись в паре с Половинчатым. Ну, почти. А потом невесть откуда начал подниматься фиолетовый туман, вдалеке заклубился густой дым, наступил хаос, Мандали обьявила, что на них напали, и Бакуго уже тогда знал, что ничего хорошего это не сулит. Когда из темного горящего леса выполз мужчина, полностью замотанный во что-то наподобии мешка и передвигающийся с помощью своих огромных острых зубов, Бакуго знал, что ситуация патовая. Когда они с Тодороки поняли, что могут полагатся в основном только на его лёд, количество тумана росло в геометрической прогресии, а из глубин леса начали доносится нечеловеческие вопли, Бакуго знал, что ничем хорошим это не закончится. И оказался прав. Но черт, не настолько же. Когда у Тодороки уже почти получилось обезвредить этого жуткого типа, они увидели темный силуэт, очень быстро направляющийся в их сторону. Он вытолкнул злодея из-под новой стены льда Шото, которыми тот методично его окружал, планируя загнать в ловушку. Зубастый безопасно отлетел к деревьям. Звук, который тогда издал Бакуго был полон одновременно и раздражения, и разочарования, и страха. Они едва сдерживали этого, куда ещё один? Но, как позже оказалось, худшим было не это. Совсем нет. Тодороки оперативно направил одну из своих лучших атак в сторону новоприбывшего, надеясь заморозить его на месте и сразу, но тот успел увернутся. От резкого движения капюшон спал с него, обнажая зеленые кудри и такие же, ярко светящиеся в темноте злые, решительные глаза. Бакуго шокированно уставился на него, периферийным зрением замечая, что Половинчатый сделал тоже самое. Но его сейчас интересовало не это. Стоящий перед ними молодой парень не спешил натягивать капюшон обратно, видимо понимая, что это сейчас бесполезно. Но и что-то иное он сделать не порывался. На нижней части его лица плотно сидела металлическая маска, но Бакуго и не нужно было снимать её, чтобы прийти к простому выводу. Этот кто-то поразительно напоминал его бесследно пропавшего друга детства. В груди взорвался целый фейерверк чувств — отчаянная надежда, леденящий ужас, привычное раздражение, а ещё недоумение, непонимание, отрицание, злость — столько всего, и он не очень понимал, что ему сейчас делать. Тодороки нашелся что сказать первым — Что? Это ты? Ты тот парень из переулка? Но разве- Новоприбывший, предположительно, Деку, кинул в его сторону быстрый взгляд. — Да — такой короткий и простой ответ, такой логичный и нелогично одновременно. — Деку?! — у Бакуго наконец тоже прорезался голос и он поспешил его подать, одновременно с этим становясь в защитную стойку — Ты?! Насмешливым и вместе с этим осторожным взглядом одарили и его. Парень слегка склонил голову к плечу, медленно вынимая из карманов руки в перчатках. — А ты разве не разве не рад меня видеть, а, Бакуго Кацуки? Уже в тот момент Кацуки в глубине души знал, что проиграл. Потому что он всё-таки. Не спас его. *** Каждый раз, когда Кацуки Бакуго видит Изуку Мидорию, который аккуратно расправляется с зажигалкой и подносит к своим губам тонкую сигарету — длинной ладонью, облаченную в короткую черную перчатку (а видит он нечасто), у него словно что-то обрывается внутри. Не только потому, что это обычно означало, что они сейчас не в пылу сражения, не по разные стороны баррикад, не злодей с героем, и Деку намерен побыть с ним подольше, а ещё и потому что это невероятно красиво. Бакуго наверное никогда ему об этом не скажет. Он не скажет ему о многих вещах, и это справедливо для обеих сторон, но такова уж специфика у всего, что между ними происходит. Он не говорит, но не скрывает завороженного взгяда, и Мидория, естественно, замечает его. Может, и раньше замечал уже много-много раз, кто знает. Будто дразня, он преувеличенно манерно забирает сигарету изо рта плавным движением руки, и выдыхает дым в его сторону. Бакуго хмурится, но ему совершенно не на что жаловаться. Никто из них сейчас не находится там, где действительно хотел бы быть — нет, не совсем в переносном смысле. Просто прятаясь от дождя под крыльцом какого-то уже закрытого магазинчика, в глуши на окраине города, действительно можно проморозить все кости и прозябать остатки иммунитета. Но разве это имеет значение? Кацуки всегда было интересно, как Деку начал курить. Раньше, когда они учились в средней школе, тот, конечно, и помыслить о таком не мог. А потом, когда он познакомился с ним заново, как со злодеем, вредная привычка уже была органично вплетена в его образ, вместе с черными перчатками и кругами под глазами, будто так и надо, будто так правильно, будто так всегда и было. Скорее всего это появилось просто как способ снимать стресс, но как же все началось? Бакуго уже хочет окрыть рот, чтобы задать вопрос, но его глаза останавливаются на ещё одной интересной и неизменной детали — шрамах. Шрамы были естественной частью Изуку, находясь везде и повсюду на его теле, но особенно досталось рукам. Хотя смотрелось на самом деле достаточно завораживающе, чего греха таить. Кацуки подходит ближе, и обхватывает запястье свободной руки Деку. Тот даже не дергается — просто выжидающе смотрит, будто интересуясь, что же будет дальше. Бакуго довольно нежно проводит загрубевшими подушечками пальцев от ладони до локтя, по части тела, что обычно была скрытой рукавом рубашки, но сейчас Деку её открыл. Иногда он так делает. — У тебя действительно непозволительно много шрамов, задрот — задумчиво роняет Кацуки, пока оглаживает один из самых больших, возможно, от ножа — уверен, ты совсем о себе не думал, когда их получал. Изуку коротко и тихо смеется — Что ж, зато у многих из них интересная история. Могу даже рассказать, если захочешь послушать. Кацуки поднимает голову и встречается с ним взгядом — Естественно. Конечно он захочет послушать. Потому что, хах, все же интересно знать, что скрывается за этими вечными отметинами на коже (и лишь бы такие моменты продолжались чуть дольше, а Мидория был рядом чуть больше).