Ночной звонок

      — Если лев говорит, то джунгли вокруг замолкают.       — Босс?       Микки — пьяный, несдержанный, сам на себя не похожий — разрывает трелью телефон посреди ночи. Он долго молчит, когда заспанный Рэй отвечает на вызов, а после вдумчиво пускается в разглагольствования про жизнь зверей. На заднем фоне стучит лед, и Микки наливает, наливает себе без перерыва.       Рэй, покорно дослушав лекцию про стаю львов, решает поинтересоваться:       — Мне приехать?       Спрашивать о том, что случилось, не имеет смысла: Смит — часть львиной стаи, и внутренние ее дела никогда не являлись для него тайной за семью печатями. Он знает — у Микки с Розалинд в отношениях внезапный перерыв. Он в курсе, насколько сильно это бьет по нервам Босса.       И он же лучше других понимает: эта свистопляска не продлится долго.       Роз любит Микки, она побесится и вернется.       Ей просто нужно время.       А Боссу — запасная подушка безопасности. Ведь без благоверной его крыша слегка протекает, и если все продолжится в том же духе еще хотя бы пару недель — она даст стрекача.       Поэтому Рэй проводит рукой по волосам и на тяжелую тишину в динамике повторяет:       — Давайте я приеду, Босс.       — Валяй.       Микки дышит с перебоями, что-то бубнит под нос, а еще шало смеется, пока Рэймонд, не выпуская телефона, запрыгивает в брюки.       — Я скоро буду, Босс.       — Можешь не бросать трубку?       Такой Микки — параллельно с разговором слушающий Bon Jovi, записанный на элитные пластинки, — внезапен. Непредсказуем. От него сейчас можно ждать чего угодно, начиная фейерверком из пушки прямо в квартире и заканчивая строительством планов по захвату мира с последующим выходом из дома через окно.       У Рэя слегка дрожат поджилки.       Он ныряет в машину и выжимает газ, едва не забыв пристегнуться.       Микки в трубке хохочет.       Несет какую-то чушь про стадное чувство, верность волчиц и марихуану. Время — второй час ночи, а у него своя дискотека с ДжекДэниелсом и танцами на столе.       Рэй чувствует, как начинает кипеть голова.       — Босс, — шепчет он сквозь зубы, закрепив телефон на торпеде. — Босс?       Но в динамике лишь шумы.       Полет фантазии.       Настроение приподнятое, мать твою.       Рэй виляет по темным улочкам Лондона, сдерживая рвущиеся наружу волнение и ярость. У него на датчиках — превысившая все нормы скорость, а в висках стучит пульс, и давно стертыми воспоминаниями проносится голос Флэтчера: "да, мамочка".       Да.       Он мамочка.       Мамочка для Микки, и так было всегда.       И сейчас он приедет, надерет Боссу задницу — а утром вызвонит Роз. Пускай пара хищников решает свои проблемы сама, а не его, Рэя, руками. Ему и рабочего дерьма по горло, не хватало еще глубже влезть в семейные дрязги Пирсонов.       И поэтому он возьмет, справится со всем этим — а потом забудет, как дурной сон. Развеет, как туман на рассвете.       — Босс?       Впереди — тревожные огоньки особняка. Рэй вдавливает педаль до отказа, резко тормозит. Он бросает машину как попало, торопливо взбегает по ступеням и уверенно скользит по богатым коврам, ориентируясь на звуки.       Пирсон, хваленый лев, — в дальней комнате, это становится ясно довольно быстро. Рэймонд спешит туда, не заморачиваясь насчет того, чтобы снять верхнюю одежду в холле. Хах, а ведь обычно это не в его правилах.       — Босс, — выдыхает, останавливаясь на пороге, — ну что за херня?       Микки лежит на кожаном диване, ноги где-то в районе спинки. Жилет разошелся на груди, пуговицы выдраны, дорогая белая рубашка заляпана спиртным. Он поднимает на Смита ленивый взгляд, с трудом фокусируется на его фигуре.       — Рэй...       — Мы так не договаривались, Босс.       Рэймонд сглатывает. Поправляет очки, моргает. А потом уверенно меряет шагами комнату и падает рядом, прямо на пол, между диваном и стойкой. Мысль о том, что он буквально у ног Микки, доходит до его ума немногим позднее.       — Может, вам уже хватит?       Микки сползает с подлокотника, едва не роняя стакан, и вдруг ударяется лбом в пахнущее ночью и свежестью плечо. Сдавленно бормочет:       — Я не сомневался, что ты приедешь.       Низкие нотки бросают врассыпную стайку мурашек, и те, маленькие, незаметные, бегут куда-то вниз по позвонкам. Рэй поводит челюстью, сжимает зубы, откидывая голову на диван.       Сильные пальцы Босса касаются щеки.       Рэй беззвучно просит: "не надо".       Но в этой стае его слово — последний аргумент.       Какая, однако, досада.       — Проспитесь, Босс. Утром будет легче.       — Я не хочу.       Пальцы поднимаются к затылку, зарываются в копну светлых волос. Потом сползают на шею. Смыкаются — резко, без предупреждения — под кадыком.       — Ты верный пес, Рэй. Настоящий блэдхаунд.       Немного трудно дышать. Микки давит на кожу, впиваясь полукружиями ногтей, и после наверняка останутся следы. Но Рэю — на себя в будущем — откровенно плевать. Он живет лишь понятием "сейчас".       Он живет лишь сегодня. В эту пьяную, дурную, неверную ночь.       Посреди выбивающего стекла гомона Bon Jovi и гремящего стука сердца.       Он предпринимает последнюю попытку:       — Роз не привыкла делиться, Босс.       Микки хмыкает, и это тяжелый, грудной, влекущий звук. Рэя дергает от него как от удара током. Он выгибает спину, чувствуя, как лев за спиной перетекает из расслабленной стойки в боевую. Зверь готовится броситься, смять, вцепиться клыками в беззащитные участки кожи.       — А кто сказал, что мы ей скажем, блэдхаунд?       Зверь рокочет, пахнет опасностью и скорыми сожалениями. Но Рэю, он готов повториться, плевать. Он унимает внутреннюю бурю.       И сам подставляет шею.