***
Бледный свет танцевал на белом одеяле, под которым лежал Джон. «Даже не потрудился переодеться, просто лег, как труп», — болезненно подумал он. Дверь была закрыта, но не заперта. Он подумал, что запирать ее необязательно, ведь Шерлок все равно не придет проведать его. Просто он был не из тех, кто проявляет заботу. Джон наклонил голову к окну, через которое сквозь тонкие белые занавески, вздымающиеся от ветра, проникал мягкий дневной свет. В комнате так спокойно. Он был врачом. Не обычным, а военным. Ему следовало быть выше ПТСР и депрессии, потому что он знал, как они протекают; видел их симптомы тысячу раз в этих бедных солдатах и в себе раньше тоже. И все же перед этими заболеваниями он казался беспомощным.***
Джон потянулся за своим пальто, а затем распахнул дверь. — Куда ты направляешься? — спросил Шерлок. — Купить твой чертов помидор.***
Джон видел несколько фильмов о зомби. У них были немного разные сюжетные линии, но все они казались одинаковыми: появляется болезнь или вирус, который один за другим убивает персонажей, пока герой или герои не найдут лекарство. Но в фильме всегда есть момент, когда один из ключевых персонажей заражается, и все возвращается на круги своя до того, как болезнь успевает овладеть им. Именно зомби он себя и чувствовал, расхаживая по старому продуктовому магазину на углу Мелкомб- и Глентуорт-стрит. Он знал, что там разговаривают люди, и каким-то образом он нашел способ им ответить, но ничего не слышал. Теперь он все делал на автопилоте и не знал, как снова взять себя в руки. Он заплатил за свои покупки, не забыв про помидоры, а потом обессиленно прошел через раздвижные стеклянные двери и вышел на улицу. Холодное голубое небо стало серым; и он поймал себя на мысли о том, что безучастно смотрит вокруг. Дорога была вымощена, а здания – новыми и современными, но он не мог не почувствовать античности этого города. Люди гуляли здесь тысячи лет назад и будут – через тысячу лет. И сейчас он больше не мог вынести этой прогулки: сумки, которые он нес, были слишком тяжелыми, а руки и ноги устали. Он нашел ближайшую скамейку и присел. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять: его сердце начало быстро стучать, что показалось ему странным, ведь это не симптом депрессии. Скорее тревожности. Может быть, он действительно сходил с ума. Внезапно его левая рука задрожала, и Джон почти перестал ее чувствовать. Это не могло начаться снова, не после всех этих лет. Он мысленно сделал заметку: пришло время снова обратиться к терапевту. Да, возможно, терапия ему поможет. Джон чуть не подпрыгнул от страха, когда кто-то сел рядом с ним. Сначала незнакомец не говорил, поэтому Джон игнорировал его. — Я Роджер, — сказал мужчина. Джон повнимательнее взглянул на него и решил, что он, вероятно, бездомный. Хотя и выглядел знакомым. — А Вы?.. — Джон, — ответил он, тяжело дыша через нос. — Ну, мне правда нужно идти… — Вам нужна помощь. Он взглянул на свои покупки. — Нет, нет… — Не с этим. — Что? — Не с Вашими пакетами. Расскажите ему. Джон застыл на секунду. — Кому рассказать? — пробормотал он. — Вы сами знаете кому. Джон повернулся к нему спиной и схватился за голову. — Не могу поверить в это. — Что? — мужчина казался обиженным, но Джону было все равно. — Он не мог просто поговорить со мной, и ему пришлось… пришлось связаться со своей чертовой сетью бездомных. Господи! — почти кипел от гнева Джон. Он снова повернулся к мужчине, — Вам… следует уйти, прежде чем я переломаю Вам ребра. — Ладно, — сказал он и, казалось, убежал в никуда. Он знал, что Шерлок не умел проявлять заботу, но это, это было слишком низко.***
— Бери свои проклятые помидоры, — горько сказал Джон, бросая сумку на стол. — Я также купил масло, так что положи его в холодильник. — Что на тебя нашло? — спросил Шерлок. — Что на меня нашло? — повторил он, — на меня? — Да! — воскликнул он. — А что с тобой такое? — Джон в ярости кружил возле двери, ведущей наверх, — с твоими гребаными бездомными слугами? Тебе не хватает смелости самому обратиться ко мне, да? Так ведь? Лицо Шерлока ничего не выражало, и Джону все надоело. — Я иду спать, — прошипел он, — не смей меня беспокоить.***
Джон не хотел умирать. Он знал, что его единственная цель – выжить. Жить несмотря ни на что. И все же внутри него было нечто, желающие, чтобы смерть была выходом. И его испугало то, что он даже мог подумать о предательстве себя и вообще самой жизни. Но у депрессии свое мнение на это. Поэтому он просто лежал там, на своей кровати, пока мир за окном не погрузился в темноту. Он сосчитал свои вдохи-выдохи и добрался до двухсот тридцати семи, прежде чем сбился со счета; тогда он стал считать свои моргания. Для этой неудачной попытки отвлечься не требовалось двигаться, потому что он не был полностью уверен, что мог пошевелиться. Часы, казалось, тянулись вечно, и все же сна ни в одном глазу. Он знал причину бессонницы, но это не имело значения. Он хотел плакать, но никогда не мог и слезинки из себя выдавить. Он хотел поговорить с Шерлоком, но все еще был зол на него. Ничто из этого не имело смысла; и то, что эти глупые мысли, казалось, не затуманивали его мозг, только мешало ему заснуть. Он не позволил бы себе думать о войне, потому что давным-давно дал себе обещание никогда не оглядываться назад. Все прошло и закончилось, и он ничего не мог сделать, чтобы изменить это. И все же бессмысленность этих воспоминаний, казалось, преследовала его. Он подумал о том, что однажды сказал его терапевт: когда временами чувствуешь, что невозможно подняться, приходится заставлять себя делать это. Джону нравилось думать, что он здесь, чтобы просто жить, несмотря ни на что. Поэтому прикладывая последние физические и волевые усилия, он поднялся с кровати и спустился вниз. Он совсем не чувствовал себя отдохнувшим, но в этом не было ничего нового. Когда он потянулся за своим пальто, он услышал, как Шерлок говорил: — Куда ты? — Никуда. Просто… на воздух, — пробормотал он. Он скрыл бы свое состояние от любого, кроме Шерлока – от него не было сил что-либо скрывать. — Джон… — Что? — прошипел он. — Я безумно устал, мои мысли сменяют друг друга слишком быстро, и я ничего не могу с этим поделать. Некоторое время было полное молчание, но Джон просто стоял неподвижно. Потом, когда он уже собирался двинуться, Шерлок снова что-то сказал: — Можно я пойду с тобой? На секунду Джон задумался об этом; сначала он прибывал в ярости, но потом, когда ему надоело размышлять, он просто кивнул, надел пальто и слабо ответил: «Конечно».***
Шерлок был не похож на себя, что очень удивило Джона. Он был тихим. Мягким. Это было так странно. — Почему ты так себя ведешь? — пробормотал Джон. — Что… что с тобой? — Ничего, — нахмурился Шерлок. Джон просто вздохнул и продолжил идти. — Куда мы идем? — спросил Шерлок. — Я не знаю, — ответил он, — думаю, не имеет значения. — Ты просто идешь куда глаза глядят. — Именно. Они добрались до небольшого места на краю Темзы, с которого открывается замечательный вид, и Джон решил, что именно здесь останавливается поезд. Он был измотан, но немного гордился тем, что заставил себя выйти на улицу, хоть и было, наверное, уже слишком поздно. — Здесь. Почему здесь? Джон отвернулся, когда сел на скамейку: — Мне нравится вода, — пожал плечами он. Шерлок заметил, что его голос звучал безжизненно. Между ними в воздухе витало какая-то напряжение, пока Шерлок не заговорил: — Ты страдаешь. На мгновение задумавшись, Джон резко кивнул головой. Шерлок продолжил: — Это не из-за меня. Это… точно из-за войны, но ты не позволишь себе думать об этом. Ты бы предпочел, вообще ни о чем не думать, — сказал он так, будто решал дело, хоть Джон и ненавидел такой тон. — Не говори со мной так, — пробормотал он. — Я не Скотланд-Ярд. Не тот, кого ты пытаешься впечатлить, черт возьми. Пауза. — Хорошо. Больше не буду. — Спасибо. Джон горько улыбнулся. — Полагаю, мы забудем об этом. — Нет, не забудем. Не притворяйся. Ты вернулся домой с войны и даже не мог ходить самостоятельно. — Вообще-то теперь могу. — Знаю, — вздохнул он, — Ты не тот, кем был раньше, Джон. Мы оба знаем это. — Что ты хочешь сказать? — Я считаю, что… ты можешь говорить или не говорить со мной, если хочешь… Но я все равно буду здесь. Когда бы ни понадобился тебе. Джон сделал дрожащий вздох: — Шерлок… — Нет, послушай, я знаю, что в общении я не самый легкий человек. Вот почему ты не такой, как все. Ты терпишь меня, поэтому я… сделаю все возможное, чтобы помочь тебе. — Ладно. — Ладно? — Да. Шерлок, я должен рассказать тебе кое-что. — Я слушаю. — Мне страшно, я, возможно… ты понимаешь. Есть часть меня, которая… ну, я… — замолчан он, явно неуверенный. Шерлок моргнул, за секунду он уловил взглядом растерянность и страх, а затем стал вести себя, как раньше. — Нужно ли нам обратиться к врачу? — спросил он нежно и понимающе. — Нет, я… не знаю. — «Я не знаю» означает «да». — Я знаю, что не буду… Никогда не смогу сделать этого. Просто… что-то внутри меня этого хочет, — он вздохнул, промерзнув до костей от холода, — хочет, чтобы смерть была решением. Понимаешь? — Решением чего? — пробормотал Шерлок, снимая с себя пальто и передавая его Джону. Он только покачал головой, уставившись на что-то на реке, как будто это была самая интересная вещь в мире. — Джон, решением чего? — повторил Шерлок немного громче. Джон поморщился, и, казалось, ушел в себя. — Это... я не могу... извини. Просто... тяжело... — Тяжело говорить об этом. Понимаю. Он просто оцепенело кивнул, не осмеливаясь перевести взгляд на Шерлока. Он не мог. — Я подвожу себя, подвожу свою страну, всех людей, смерть которых я видел заграницей, я... — сглотнул он, — знаю, что не могу отправиться туда, но пустота, она... все еще там. Шерлок медленно кивнул. — Я не терапевт. Наверное, я самый далекий от этой профессии человек. И ты это знаешь, — его голос был тихим, но выдавал едва уловимый страх. — Не знаю, что сейчас делать, но... Я просто буду здесь. Просто буду слушать. — Хорошо. — Мне… мне жаль. Джон рассмеялся. — Жаль чего? — полушутя спросил он. — Твоего мозга, обстоятельств, твоей жизни, того факта, что я не знаю, как помочь, — прошептал Шерлок. Джон кивнул, но некоторое время молчал. Он сделал дрожащий вздох, закрыл глаза и потом заговорил: — У меня посттравматическое стрессовое расстройство, что ты и так знаешь с первого дня нашего знакомства. Поэтому у меня... эм… иногда бывают рецидивы. Эпизоды, называй, как угодно. — Ты видишься с психотерапевтом. Время от времени. — Да. Мне, наверное, следует скоро сходить к ней. — Наверное. Джон рассмеялся и наконец посмотрел на Шерлока. — Я в раздрае, — слабо прошептал он. — Не могу… я не… — Все в порядке, Джон, — пробубнил Шерлок. — Это просто плохой день. Вот и все. — Да, на самом деле я знаю это, — пробормотал он, жестикулируя. — Просто... я не верю этому прямо сейчас. Такое ощущение, что я буду чувствовать себя так всегда. — Вообще-то, не будешь. Ты снова почувствуешь себя лучше. Опять засмеешься, обещаю. Я об этом позабочусь. Он грустно улыбнулся, но больше ничего не сказал. А потом они просто посидели некоторое время, погружаясь в тишину спящего города и свет из окон зданий, который отражался от реки. На мгновение все снова казалось спокойным. А потом вдруг пошло наперекосяк. Знакомое чувство вины, которое Джон испытывал миллионы раз, опять на него нахлынуло. Вина была не за что-то конкретное: может быть, вина за то, что он выжил или что подвел свою семью или людей, которых он называл друзьями по оружию. Вина ощущалось так, словно вес ПТСР мешал ему дышать. — Ты в порядке? Джон? — спросил Шерлок быстро и явно взволнованно. — Не сейчас, нет, — прошептал Джон. — Такая огромная вина. Как будто я тащу боль сотен человек. Шерлок только посмотрел на него с каким-то утешительным присутствием, хотя было очевидно, насколько он нервничал. Поэтому Джон продолжил тем же мрачным, подавленным голосом: — Я не мог помочь ни одному из них. Как бы я ни старался, я просто не мог до них добраться. Большинство увольняли, некоторых с позором, кто-то погиб в бою... — он глубоко вздохнул. — Я был врачом и не мог им помочь. Я не могу помочь даже себе. — Это нормально… — Что, если мне никогда не станет лучше? Что, если мне суждено быть таким? — на последнем слове его голос надломился. — Мои родители, моя сестра... я не могу... Он закрыл лицо руками, прижав к векам кончики пальцев. — Боже, что мне теперь делать? Ощущая порхающих бабочек в животе, Шерлок на минуту потерял дар речи, видя, как человек, которого он любил больше всего на свете, рушится на глазах, пораженный демонами внутри себя. — Эй, все в порядке, — прошептал Шерлок неубедительно, ненавидя то, что он просто не знал, как поступить. — Нет, в этом-то и дело, — сомневаясь, прошептал Джон, и Шерлок теперь увидел его слезы. — Я не знаю, будет ли все хорошо. Я так напуган, Шерлок. Боюсь, что так будет всегда. — Да ладно, — сказал он мягко, — ты знаешь, что это неправда. Доверься логике. И тогда Джон растерял всякую логику. Его тело сотрясали рыдания, а глубоко скрытые в сердце слезы лились ручьем. — Я даже не могу доверять себе, — задыхался он, отчаянно втягивая в себя воздух, и эти вздохи, возможно, были самым пронзительным звуком, который Шерлок когда-либо слышал. Когда Шерлок поднял руку, чтобы погладить его по спине, Джон снова рассыпался на части, на этот раз прислонившись головой к груди Шерлока. Не зная, что делать, Шерлок просто обхватил его руками: одной взял его за руку, другую положил между плечом и шеей, а потом соединил руки вместе, положив их ему на грудь. Шерлок заметил, что эта поза выглядела довольно странно, но он ничего не мог поделать. Поэтому просто ждал. — Нам следует вернуться, — пробормотал Джон через некоторое время. — Ты, должно быть, устал. Плач прекратился, но его голос звучал хрипло. Он все еще прислонялся к Шерлоку, но несмотря на то, что сидел под неудобным углом, он чувствовал себя комфортно – впервые за долгое время. — Я на самом деле могу не спать сутками. — Действительно, я видел, как ты это делаешь, — немного позабавился Джон, подняв голову. Глаза у него все еще были красные и влажные, но в них было что-то еще. Как будто груз с сердца свалился. — Не делай так больше.***
Шерлок убежден, что эта ночь была худшей в его жизни, и надеется, что хуже – никогда не будет. Джон, казалось, теперь в порядке. Иногда немного подавленный, но в целом в норме. Он так долго тащил вес своего прошлого в одиночестве, но теперь с ним был Шерлок. И Шерлок знал о его прошлом, поэтому Джон больше не был одинок и никогда не будет. Потому что, если разделить вес на двоих, он становится легче.