Я-то вижу, я-то знаю, это все игра такая...

      Леша поджидает на выходе из Останкино и когда Валдис - усталый, сбросивший маску наигранного веселья, слишком явного, чтобы быть правдой – наконец выходит, обнимает его со спины. Пельш сначала напрягается, испуганный неожиданным прикосновением, но потом расслабляется, узнав Алексея, и выдыхает: - Придурок. - Сам такой.       Валдис, уже в нормальной одежде, а не в идиотском костюме, подобранном костюмерами-дальтониками, выглядит совсем мальчишкой. Растрепанная шевелюра, слегка влажная от воды – опять смывал гель для волос, засунув голову под кран, а потом вышел на улицу, не дожидаясь, пока высохнут – лишь дополняет образ. Он зябко ежится под пронзительным весенним ветром и кутается в свитер. Погода в марте переменчивая и если с утра, когда Валдис выходил на съемки, было тепло, то сейчас с неба накрапывает мелкий, но от этого не становящийся менее противным дождик. И конечно, ничего теплого с собой он не взял. Леша, усмехнувшись, раскрывает зонтик над ними обоими и ловит благодарный взгляд серых глаз. - Домой? – Спрашивает он и получив в ответ едва заметный кивок, начинает движение в нужном направлении. Валдис молчит, но Леша знает, что он просто устал после съемок и надо подождать, пока у Пельша восстановятся внутренние резервы энергии. Программа, во время которой он тратит все силы на создание и поддержание атмосферы, отнимает слишком много, а отдача есть не всегда. Валдису каждый раз необходимо время, чтобы понять, осознать душой и телом, что ему больше не нужно строить из себя клоуна, что он может быть собой, обычным человеком со своими комплексами и загонами. И Леша всегда готов ему в этом помочь.       Этот выпуск «Угадай мелодию» дался тяжело им обоим, пусть и в хорошем смысле. Валдису постоянно приходилось сдерживать себя, чтобы в самый неподходящий момент не переборщить с фамильярностью и не заорать обреченное «Леха, мать твою», когда Кортнев лажал, не угадывая самые очевидные мелодии. Конечно, это можно было бы объяснить тем, что они близкие и друзья и сокомандники, но лишний раз заговариваться и объяснять публике свое поведение не хотелось. Леша же с трудом сдерживал смех, наблюдая за излишне активным, тараторящим на огромной скорости, чтобы уложиться в отведенное время, Пельшем. Гипертрофированный образ, созданный для этой игры, казался ему очень странным, чересчур наигранным, но он настолько полюбился зрителям передачи, что стал ее фишкой, причиной популярности. Менять его сейчас значило попросту уничтожить высокие рейтинги. Поэтому и приходилось от выпуска к выпуску натягивать на лицо широкую улыбку, от которой сводило скулы, и нести всякую чушь, вызывая смех у смотрящих передачу людей. За несколько лет съемок Валдис стал заложником этого образа, но ничего уже не мог поделать, он потерял контроль над ситуацией.       Спустя час, преодолев давку в душном вагоне метро и еще раз пробежавшись под усилившимся дождем, они добираются до лешиной квартиры. Валдис к этому моменту успевает окончательно замерзнуть и несколько раз отказаться от предложенной Кортневым куртки.       Едва переступив порог, Леша направляется на кухню и ставит чайник на плиту. Валдис, все еще дрожащий от холода, идет следом беззвучной тенью. Он садится на колченогий табурет и прячет лицо в ладонях. Кортнев не мешает ему и просто механически выполняет давно заученные, въевшиеся в подкорку мозга действия: достает заварку с верхней полки, в очередной раз обещая самому себе переставить её пониже, чтобы не приходилось вставать на цыпочки, ищет чистые кружки, и не находя, выуживает из недр шкафа обычные граненые стаканы, берет сахар, но, в последний момент вспоминая, что оба они пьют чай просто так, убирает его обратно.       Когда он ставит дымящиеся стаканы на стол, у Валдиса хватает сил, чтобы поднять голову и посмотреть на него – бесконечно устало, но с благодарностью. Леше большего и не надо. Он садится напротив и любуется Пельшем, который понемногу оживает. Ему потребуется еще пару часов, чтобы окончательно прийти в себя. - Ты почему на игре так тупил? – неожиданно спрашивает Валдис. Леша от удивления аж давится остывшим чаем и Пельшу приходится в экстренном порядке подорваться со своего места, чтобы похлопать его по спине. Смахнув с глаз невольно выступившие слезы, Кортнев отвечает хрипло. - Да черт знает. Просто отвлекся, из головы все вылетело, ничего вспомнить не смог. – Не признаваться же, что половину выпуска держался, но потом все же не выдержал и отвлекся на мельтешащего сбоку Валдиса. Хотелось смотреть в его сторону, не отрываясь, считывать каждое слово, слетающее с губ, ловить взглядом каждый жест, будь то взмах рукой, легкий наклон головы или разворот всем телом в импровизированном танце. Несколько нот, которые нужно было угадывать и ждущий его ответа Дима были совсем некстати. - Но вообще смешно получилось. – Валдис садится назад и растягивает губы в чуть не естественной улыбке – его все никак не отпустит до конца – Вы с Олей Марьянова в первом туре так тянули, так тянули… А в итоге он вас с блеском обставил.       То, что Валдис все еще говорит об игре, с откровенной, как кажется на первый взгляд, увлеченностью, значит лишь то, что он все еще пребывает в смятении и не может успокоиться. Леша с громким звуком ставит стакан с недопитым чаем на стол – Пельш нервно вздрагивает – и мягко, но решительно тянет Валдиса за собой: - Пойдем в комнату.       В зале они устраиваются на старом скипучем диване. Кортнев берет гитару – обычную, акустическую, а Валдис полулежит-полусидит у него под боком. Он кладет голову на лешино плечо и прикрывает глаза устало. Леша смотрит на него с бесконечной нежностью, от которой даже больно в груди порой, и перебирает струны пальцами. Поет тихо-тихо, чтобы не спугнуть ту долгожданную атмосферу спокойствия, что воцарилась в помещении. Если б не было тебя Я б выдумал себе любовь Я твои не искал бы черты И убеждался вновь и вновь Что это всё ж не ты…       Он заканчивает и скашивает глаза в сторону. Валдис, наконец расслабившийся, тихо сопит рядом. Леша аккуратно прислоняет гитару к бортику дивана и укрывает Пельша лежавшим рядом пледом. Тот в полусне морщится неосознанно и жмется к Леше сильнее. Кортнев усмехается и целует его невесомо, запускает руку в русые волосы и перебирает короткие пряди.       Пусть завтра им опять надо будет опять бежать по делам, кому на съемки, кому на репетицию, но сейчас они сидят вдвоем, в своем маленьком уютном мирке, ограниченном этой небольшой комнатой, захламленной книгами и инструментами, и им хорошо. А остальное, в сущности, не имеет значения.