Качели

В садах Двараки деревья, казалось, цвели круглый год. Несомненно, это было достигнуто некой магией, о которой Дурьодхана решил непременно узнать. — Почему ты так напряжён? — принц встал рядом с Карной, положив руку тому на плечо. — Весь этот кошмар, наконец, закончен. Мы победили. Как можно расслабиться? По саду Двараки разгуливают павлины, и это невольно напоминает о циничной улыбке манипулятора в золотой короне. Они оба могли не пережить войну. Смерть подобралась к ним очень близко. Другие вот и не пережили… Васушена запрокинул голову, откидывая за спину пряди отросших волос. Лук стоял прислонённым к стволу ашоки рядом с булавой Дурьодханы. — Да, победили, но каковы потери! — воскликнул он горько, избегая глядеть в глаза другу. Новый царь Хастинапура, Индрапрастхи и Двараки покачал головой, крепче прижавшись к плечу Карны. — Не думай, я не забыл. Да и как забыть? Двадцать братьев полегли, включая Викарну… Дед… Учитель Дрона… Ты чудом спасся. — Благодаря моей самой ловкой ученице. Оказавшись рядом, когда я вытаскивал бхутово колесо из глины, Бханумати закричала, увидев за моей спиной то, чего не видел я. Обернувшись, я успел вовремя уклониться от выпущенной Арджуной стрелы. Ещё б немного, и она бы мне в шею вонзилась! Я поднял её с земли, превратил мантрой в копьё и метнул обратно с мыслью, чтоб она поразила отправившего её, — Карна стиснул зубы. — Так и случилось, ибо та стрела была предназначена, чтобы без промаха поражать цели. Я заставил её вернуться назад в качестве гибельной посланницы. А на другой день ты победил Бхиму, вовремя раскусив во время поединка его подлый план ударить тебя по бёдрам, побил вызвавшего тебя на поединок Юдхиштхиру и Накулу с Сахадэвой. После же твоей победы ко мне этот… Возмутитель народных масс полез с сударшаной. И опять со спины. Только я настороже был после истории с колесом. Он обратно получил свой подарок, но почему-то не смог уклониться. Я сам не ожидал, что так выйдет. Думал, он избежит удара, и мы продолжим сражаться. Подозреваю, дело было в том, что я сударшану отразил магическим мечом. Тот сломался пополам после удара, пришлось спешно за Виджаю хвататься. — Выходит, ты победил Кришну мечом, который для тебя в аскезах выпросила моя Лакшмани у Господа Шивы? — Да. Кришна, видимо, ничего не знал о нём, поэтому тот меч так и остался при мне, иначе бы его выкрали вместе с доспехами и с серьгами. Вот подлые же существа! А ещё про дхарму речи ведут! Когда ко мне на рассвете пришёл Индра под видом брамина и попросил доспех и серьги, я объяснил ему, что его просьба вступила в противоречие с клятвой, которую я много лет назад дал тебе. Что всё моё тело, вся моя жизнь, дары и способности будут принадлежать лишь тебе. А приоритет у первой клятвы, а не у второй. Индра ушёл. На другой день я проснулся в лесу без серёг и доспехов. Как он это сделал? — Дэвы подлые и хитрые. Не сомневаюсь, что на тебя воздействовали несколькими магическими заклинаниями, чтобы усыпить. Мне стыдно, что я не сумел предотвратить это! — Стало быть, заклятия в ту ночь применили и к тебе тоже, потому ты ничего и не услышал? — Наверное. Позор на мою голову, — снова простонал Дурьодхана. — Позор… — Ты не виноват. Нас обоих обманули. Но месть свершилась, зачинщик войны повержен. — Однако отразить оружие Васудевы не так легко даже с помощью магического меча. Я всё больше восхищаюсь тобой, о тигр среди мужей! — А я, напротив, собой недоволен. — Почему?! — Вот если бы я смог спасти всех… — Ты знаешь, это было невозможно! — Знаю. Карна тяжело вздохнул, снова вспомнив о многих, так и не вернувшихся с поля боя, потом оглянулся и увидел позади себя увитые лотосами и малликой качели. Они нависали над огромным прудом, заросшим водяными лилиями, где по берегам прогуливались павлины, распуская хвосты. — Давнее изобретение Кришны, — хмыкнул Дурьодхана, проследив направление его взгляда. — «Качели Камадэва». Мне о них шпионы докладывали. Я хотел себе такие же в Хастинапуре построить, да всё недосуг было. Занятная вещица. — И что с ними делать? — с интересом спросил Карна. — Не с ними, а на них, — улыбка принца стала двусмысленной. — Проводить время с тем, чьи ласки тебе приятны. — Этим можно заниматься на качелях? — глаза Карны округлились. — Конечно. Они для того и предназначены! Здесь спрятано кое-что, — и Дурьодхана указал на широкие петли, болтавшиеся под сиденьем качелей возле самой земли. Они были обёрнуты сверху несколькими слоями шёлковой ткани. — Это верёвки из джута, а шёлк нужен, чтобы не повредить кожу запястий или лодыжек, — пояснил принц. — Конечно, Кришна старался ради своих жён, потому и был деликатен в подборе материала. Однако, поверь, если даже ноги или руки сильного кшатрия закрепить вот тут, — Дурьодхана понизил голос и склонился ближе к Карне, — то сбежать становится невозможно. Карна сглотнул, ощущая прилив желания. — Ты что, — спросил он севшим от волнения голосом, — опять хочешь? — А разве это не очевидно? — Ты ненасытен. — Я?! Говорят, Кришна здесь развлекался днями и ночами напролёт. Почему нам нельзя? Мы сегодня… Дай-ка сосчитать. Да всего третий раз будет! Нам близко с Васудевой не сравниться! Карна молчал, опасливо косясь на качели. — Кого смущаться? Не павлинов же? — Дурьодхана приблизился к другу и запустил обе ладони в его густые чёрные волосы. — А больше никого нет. Все слуги сбежали, когда узнали о поражении своего господина. Мы здесь одни. — Но я никогда… Нет, я понимаю, как это можно делать на полу дворца, в купальне, в лесу на охапке хвороста, под дождём, у костра, в горах, где камни сыплются на голову и есть опасность нарваться на якшей, но… на качелях?! — Если ты представляешь остальное, в чём трудность с качелями? — рассмеялся Дурьодхана. — Будто забыл, как мы с тобой однажды ухитрились доставить друг другу удовольствие, пока скакали верхом в одном седле от Хастинапура до Чампы? Вот где действительно непросто было. Карна покраснел. — У меня-то хоть обе руки были свободны, а ты второй рукой ещё ухитрялся держать поводья, сидя спиной ко мне, — принц улыбнулся своим воспоминаниям. — Так чем хуже изобретение Кришны? — Покойного, — мрачно напомнил Карна. — Это ведь его дворец. И его вещи. — Думаешь, если бы он и пандавы победили, они бы соблюдали траур по нам и в знак скорби воздерживались? Сомневаюсь. Они бы отплясывали на месте нашего погребения, пили вино и занимались со своими жёнами — хорошо, если со своими! — в наших опочивальнях вот этим самым, о чём стесняешься говорить ты. — Знаешь, я рад, что нам не придётся справлять траур по пандавам и плясать на месте их погребения… Кстати, как они? — Целитель сказал, раны у всех серьёзные, но не смертельные. Прострелив голову Арджуне, ты умудрился не задеть жизненно важных органов. Он в полном сознании и уже начал вставать с постели. Переломы Бхимы тоже быстро заживают. Сахадэва ухо потерял и два пальца на левой руке, но жить будет. Накуле хуже всех… После травмы переносицы, челюсти и скулы ему трудно будет считать себя первым красавцем в Бхарате. — Юдхиштхира как? Крепче всех бедолаге досталось. — Кшатрий он крепкий, несмотря на всю его фанатичную приверженность дхарме. Да и отец у него — Ямарадж. Стыдно помирать раньше ста пятидесяти лет, если у тебя есть такие прочные связи на том свете. Выкарабкался. Главное, что осколки рёбер лёгкие не задели. Он заметил, как Карна с облегчением выдохнул. — Когда выяснилось, что они были всего лишь пешками Кришны, мне жаль их стало… — Да, Радхея. А ещё они были твоими братьями, если верить Кунти. — Кем бы они ни были, убивать их я не стремился. Но тебя защищать был готов до последней капли крови! Они смогли бы подобраться к тебе только через мой труп. — Верю. Но говорю: расслабься хоть теперь. Наш коварный противник вернулся на Вайкунтху, отдыхает себе на волнах океана и новую игру замышляет. Но ничего, быстро он сюда не вернётся, мы ещё целую жизнь прожить успеем, а Дварака теперь наша. И вот эта занятная штука тоже. Неужели тебе не любопытно попробовать? — Будь я лет на двадцать моложе, — задумался Карна, но потом поправил себя. — А лучше на двадцать пять! — Просто ложись, — это прозвучало требовательно, отказы явно не принимались. — Куда? Здесь слишком высокая спинка, а сиденье такое узкое, что мы оба через миг попросту скатимся в воду. С хитрой улыбкой Дурьодхана наклонился, не отрывая глаз от Карны, нажал рукой нечто, похожее на невидимый рычаг сбоку качелей, и спинка откинулась, образовав наклон под тем же углом, под которым недавно была обращена кверху. Петли-ремни поднялись выше над землёй, и Дурьодхана заговорщически подмигнул Карне. — Рискнёшь? — Какое-то орудие пыток для вражеских шпионов, — пробормотал Карна вполголоса, а потом добавил громче. — Хорошо. Ради тебя рискну. Раздевшись донага, он улёгся на сиденье лицом вниз, вытянул руки вдоль наклонённой спинки, чувствуя, как бережно его щиколотки закрепили петлями, обёрнутыми мягчайшим шёлком. Уверенные руки огладили его тело, пробежали от шеи до самых пят, усиливая возбуждение. Меж ягодиц проник горячий язык, и Карна застонал. Чувство сладкой беспомощности, предвкушение безумного наслаждения, шелест листьев от ветра, пение кукушки вдали… От мерных покачиваний над водой ему казалось, что он стал лёгким, невесомым, словно перо птицы, уносимое порывом ветра. А потом он ощутил сверху тяжесть Дурьодханы, его прижали теснее и одним скользящим, решительным движением проникли внутрь. Вожделение вспыхнуло пожаром, рассыпаясь будоражащими искрами. Ощущение полёта вместе сквозь огонь к солнцу. Прекрасно, неповторимо! — Мой солнцеликий… Ты всё ещё влажный и податливый от наших ласк в лесу, — прошептал Дурьодхана ему на ухо. — Потому я и позволил себе поспешить. Мне кажется, ты готов. Но если это не так, скажи, и я доставлю тебе удовольствие иным способом. — Нет… продолжай, — Карна весь дрожал, крепче вцепляясь руками в качели. — Это бхутово изобретение и в самом деле… необыкновенное. В ответ раздался короткий, довольный смешок Дурьодханы, а потом они вместе взлетели, опрокидываясь в небо и в собственное отражение в воде. *** Сколько бы ни проходило лет, сколько бы раз Дурьодхана ни приглашал его к себе в опочивальню или на широкие качели, установленные в саду Хастинапура, Карна неизменно помнил тот первый раз. Как звёзды дрожали в воде, громкие стоны Дурьодханы, его горячий шёпот возле уха, обоюдный всплеск удовольствия, даже не вспугнувший павлинов, привыкших к происходящему здесь. Закончив свою игру, они вернули спинку в прежнее положение с помощью хитрого механизма, и Дурьодхана сел, широко расставив ноги и откинувшись назад, а Карна устроился сверху, крепко сжав его бёдра, жадно завладев его ртом, целуя до саднящей боли, до новой готовности излиться… Качели мерно двигались взад-вперёд, и над головой Карны сквозь ветви цветущей ашоки мелькали настоящие, а не отражённые звёзды. Но Васушене всё равно казалось, что там, вверху, течёт вода, словно перенёсся на небо лотосовый пруд, на берегу которого они с Дурьодханой впервые занялись любовью, когда Карне исполнилось двадцать два, а Дурьодхане и того меньше. Вспомнилась их ссора, когда Карне вдруг померещилось, будто его любимый отдал предпочтение Ашваттхаме, и жаркое примирение под проливным дождём… В тот день капли воды смывали с их тел следы бурной страсти, которой они оба не стыдились. Вспомнилось последовавшее за тем осуждение братьев, когда Дурьодхана сам рассказал семье правду, не желая таиться. Они вместе пережили всё: ужас и ярость отца, упрёки матери, её слёзы и мольбы прекратить «страшную неправедность», неукротимый гнев Бхишмы, обрушившийся на их головы вперемешку с проклятиями, молчаливое удивление в глазах Шакуни, его внезапную холодность и отчуждённость. Но они оба стояли плечом к плечу — сын царя и сын колесничего — не опуская глаз, не стыдясь себя, твердя лишь о том, что если их разлучат, то они найдут способ умереть с достоинством в ближайшей битве, чтобы вскоре встретиться на небесах и жить там, где их не осудят. Там, где чувства не делят на правильные и неправильные, где независимо от пола и касты любовь считают не проклятием, а благословением. Спустя две луны Бхишма сдался, а следом отец, мама и Шакуни. Братья всем скопом и того раньше пришли мириться. Остался нерешённым только вопрос о том, кто станет наследником Дурьодханы, если принц решительно отказывается брать супругу. И ещё никто не знал, как объяснить жителям Хастинапура причину отказа их будущего царя от свадьбы. В истории Бхараты такого никогда не случалось. — Тебе придётся жениться, — настаивал Дхритараштра. — Не бывало такого, чтобы махарадж оставался неженатым. И один сын тебе необходим! — Первенец Духшасаны станет моим сыном, — твёрдо заявил Дурьодхана на вопрос отца, как быть дальше. — Я уже говорил с ним и с его женой. Они оба согласны. Только беременность его супруги придётся держать в тайне и произвести на свет младенца ей придётся не в Хастинапуре. И если уж невозможно сделать так, чтобы я оставался без жены, следует сообщить народу, что я женат на одной из богинь, но она не может спускаться в наш мир, ибо жить в Мритью Локе чересчур тяжело для неё. Мне же дозволено лишь в определённые дни подниматься в её чертоги. Однажды я просто принесу «оттуда» сына. — И кто поверит в такие выдумки? — печально спросил Дхритараштра. — Да все! Знаешь, отец, уж если старые сказки о рождении младенцев из божественного пупка, из чрева рыбы или от двух овдовевших цариц Айодхьи народ проглотил, то мою историю примет тем более. Так что, умоляю, отец, не мучайте принцессу Калинги и меня нежеланным браком только ради того, чтобы обеспечить мне наследника. — А кто будет воспитывать твоего сына? — Все, кто умеет держать в руках оружие. Карна обучит его владению луком, я научу биться на булавах, Ашваттхама приучит к мечу. — Но женская ласка необходима ребёнку! А ты лишишь его матери! — Никто не собирается разлучать мальчика с матерью. Но мы скажем, что это — его названная мать, посланная к нему богиней, оставшейся в Дэва Локе. Когда же наследный принц станет совершеннолетним, я расскажу ему правду, попрошу прощения и объясню причины, по которым скрывал истину. Я выдержу его гнев, а поначалу принц, конечно, будет зол на меня, как и вы все недавно злились на нас с Карной, но потом, я уверен, он меня простит! Я не лишу его ни любви матери, ни заботы родного отца. Он будет расти рядом с нами всеми, никто не запретит ему общаться с Духшасаной или с бабушкой Гандхари, или с жёнами других моих братьев. Все его будут любить! И Дхритараштра не нашёл, что возразить сыну. *** Через год супруга Духшасаны родила двойню в одном из удалённых от Хастинапура дворцов. Детей тайно привезли в столицу вместе с кормилицей, и уже на следующий день Дурьодхана объявил о рождении сына и дочери от «небесной дэви». Спустя десять лет подросшие Лакшман и Лакшмани стали учениками Карны, Ашваттхамы и собственного отца. Дочь Дурьодханы сражалась на мечах и метала дротики не хуже брата, родившегося всего на час раньше неё. Но прежде тех событий в жизнь сына Солнца неожиданно вошли ещё две дэви. Когда они явились однажды утром к Ямуне во время Сурья Намаскар, дождавшись ухода браминов-просителей, у первой на боку висел меч в ножнах, а у второй за плечами был прикреплён лук. — Кто вы? — Карна удивлённо разглядывал столь необычное явление — двух высоких девушек с крепкими руками и смуглой кожей, покрытой солнечным загаром. Обе двигались быстро, порывисто и ничуть не смущались смотреть царю Анги прямо в глаза. Обе носили мужские одеяния и умели прекрасно управляться с норовистыми жеребцами, на которых и прискакали откуда-то, чтобы встретиться с ним. — Это Суприйя, — без излишних предисловий дэви, державшая меч, указала на свою спутницу. — А меня зовут Бханумати. Мы приехали обучаться у вас военному делу. Ходят слухи, что царь Анги некогда был учеником великого Парашурамы, и равного ему в искусстве владения луком нет. — Есть. Тот, кого Арджуной зовут, — внезапно перебила подругу вторая, чьи глаза показались Карне странно знакомыми, будто он уже раньше где-то видел эту дэви. — Так почему бы вам двоим не пойти обучаться к Арджуне? — ехидно поддел девушку Карна. — Если, по вашим словам, он ничем не хуже? — Во-первых, мы хотим сохранить нашу честь незапятнанной. Во-вторых, Арджуна не давал клятвы не отказывать в исполнении просьбы пришедшим на рассвете. Его придётся умолять, а мне подобное кажется унизительным, — заметила Суприйя. — Мне тоже, — согласилась с подругой Бханумати. — Стало быть, к моей крепости проще подступиться? — насмешливо прищурился Карна. Девушки переглянулись между собой и переливчато рассмеялись. — Ты ведь не откажешь нам, о блистательный царь Анги? И он действительно не сумел отказать. Чуть позже выяснилось, что новыми ученицами Карны оказались принцесса Калинги, открыто заявившая отцу на сваямваре, что замуж выходить не собирается, а хочет стать воином, и её подруга, которая следуя за своей названной сестрой, тоже отказалась от женской доли, выбрав лук и колчан со стрелами. «Или вы отпустите нас, или мы вместе с Суприйей войдём в жертвенный огонь!» — бесстрашно заявила отцу Бханумати, после чего разгневанный царь Калинги отпустил дочь на все четыре стороны, не дав ей на прощание благословения, ибо не одобрял избранный ею путь. Но Бханумати не расстроилась. «Я знала, на что иду, отрезая себя от семьи», — призналась она Карне. — Одиночество — не всегда плохой выбор. К тому же у меня есть Суприйя, а она никогда не предаст. Кроме неё, мне никто не нужен». Только сейчас Карна осознал вдруг: если бы Дурьодхана не признал тогда перед всей семьёй, что между ними двумя существует что-то, кроме дружбы, тогда бы принц, скорее всего, привёз со сваямвары Бханумати. После свадьбы принцесса Калинги вряд ли рискнула бы пойти обучаться к кому-то, чтобы стать воином. Она бы вскоре родила Дурьодхане одного или двоих малышей, но даже если бы принц дал им те же имена, всё равно это были бы другие Лакшман и Лакшмани. Стали бы те, другие учениками Карны? Вряд ли… И много ли времени Карна проводил бы с Дурьодханой, с его сыном и дочерью, сложись всё иначе? Скорее всего, он бы гораздо чаще жил в Анге, чтобы не ощущать себя грешником, отбирающим у прекрасной женщины любовь мужа. Но разве время сейчас думать о том, в какую сторону качнулась бы изменчивая судьба, если бы они сделали иные выборы? Сейчас с ним рядом был Дурьодхана, опустившаяся на сад золотого города бархатная звёздная ночь, увитые лотосами качели, сбившееся от поцелуев дыхание и жар сплетённых тел… Шёлковые петли на запястьях и склонившийся над ним возлюбленный царь арийских земель, чьи глаза сверкали ярче алмазов. 27.07.2018г.