Имя тебе искушенье

      Старый облезлый подъезд московской пятиэтажки с тошнотворным запахом сырости и мочи встретил совсем не дружелюбно. Валера чихнул, в полголоса выматерился, проклиная попутно всех и вся за то, что пришлось тащиться ради сомнительного мероприятия на другой конец столицы в спальный район, и направился по ступенькам наверх, внимательно глядя на номера квартир - вторая, третья, второй этаж - пятая, шестая, третий этаж - девятая... Кажется, она. Парень остановился на площадке перед нужной дверью и замер. В квартире уже судя по всему началось веселье без него - громко играла музыка, и кто-то во все горло нетрезво подпевал. Не узнать Deep Purple по нескольким до боли знакомым аккордам было невозможно. Приятные, запечатлённые на подкорке с юности звуки бальзамом вливались в уши. Кипелов не был ярым фанатом этой группы, но рок любил всей душой, заслушивая до дыр пластинки на старом проигрывателе. А теперь он и сам настоящий рок-музыкант, вокалист пока еще неизвестной широкому советскому зрителю, но уже прошедшей худсовет и носящей гордое, хоть пока и неофициальное, название группы "Ария". Все еще не укладывалось в голове то, что теперь он сам, как и его кумиры, сможет петь рок со сцены вместе с коллегами по цеху перед целыми залами поклонников, которые у них непременно вскоре появятся. Валера мечтал научиться рубить рок по-советстки, стать известным музыкантом-металлистом и хоть немного приблизиться к сиянию славы Дио, Планта и многих других талантливых вокалистов мировой величины.       Валера все еще стоял у входной двери, не решаясь нажать кнопку звонка. Одна часть его души хотела прямо сейчас махнуть на всю эту затею рукой и, струсив, рвануть домой к жене и дочке, поддавшись взрощенному в нем с детства образу домашнего правильного пай-мальчика. Другая часть жаждала опрометью броситься в бушующее море такого манящего рок-куража и безбашенного, насквозь пропитанного алкоголем веселья и погрузиться в него с головой. Сбежать сейчас - означало бы навсегда упустить тот шанс, который, возможно, выпадает всего раз в жизни, и навсегда остаться малоизвестным виашным певцом в нелепом белом комбинезоне в стиле "диско", так глупо и по-идиотски похоронив красочные мечты всей своей юности. Его пригласили новоиспеченные друзья отпраздновать, как следует, рождение новой советской хэви-метал-группы и ее первый шаг в восхождении на рок-олимп. Валера не был наивным и понимал, что сегодня будет много алкоголя, а значит, непривыкший к подобным кутежам организм никак не сможет отделаться легким приятным опьянением. Все это поднимало в душе парня тревогу, но, черт возьми, как же безумно хотелось наконец-то вырваться из вдолбленных в голову в детстве рамок и уйти в отрыв, наплевав на все на свете - на мнение родителей, соседей, даже любимой супруги Гали. В конце концов, если она так сильно его любит, как говорит, то обязательно примет таким, какой он есть, со всей его тягой к року, включая любые сопутствующие побочные эффекты. Валера нерешительно занес было руку вверх к заветной грязно-белой кнопке звонка, но снова почему-то замешкался. В его голове роилось слишком много сомнений, страхов, внутренних диалогов. Которые, впрочем, были грубовато прерваны звуком резко отодвинутой щеколды. Кипелов едва успел отпрыгнуть на метр назад, когда почти у самого его носа с противным скрипом пролетела открытая, судя по всему, с ноги дверь.       - Бааа, какие люди! Валерка! А ты чего не позвонил-то, а? - радушно улыбаясь, прокричал Алик, и раскинул перед Кипеловым широкие дружеские объятия.       - А мы вот покурить вышли, угощайся! - протянул открытую пачку "Мальборо" Володя Холстинин. - Не стесняйся!       - Я... Не курю, - промямлил ошарашенный таким резким и слишком неожиданным поворотом событий Кипелов. Он и в квартиру-то зайти несколько минут не решался, а когда ее содержимое внезапно дружно вывалилось прямиком на него, и вовсе растерялся, частично потеряв дар членораздельной речи.       - Теперь будешь! - гордо заявил Кирилл Покровский и тепло обнял оторопевшего Валерку за плечо. Пару секунд спустя Холст уже сунул парню в руки сигарету и чиркнул спичку.       - Давай-давай, смелей! Рокер ты или нет?! - подначивал его Алик. - Давай-давай-давай!       Под ритмичное скандирование шумной компании Кипелов неумело сделал затяжку и, едва ощутив странное, непривычное щекотание в легких, зашелся в кашле. Все дружно залились хохотом, а парень смутился и густо покраснел. Смущение это, впрочем, длилось не долго. Валерка быстро втянулся, спустя некоторое время докурив свою сигарету, мысленно отметив для себя, что в этом что-то есть. Приятное ощущение расслабления окутывало голову словно изнутри, расслабляя разум и медленно погружая его в общую веселую атмосферу рок-тусовки. А потом была водка. Много водки. Поначалу Кипелов хотел было ограничиться одной стопочкой, но неожиданно для себя легко поддался на уговоры парней и начал вместе с ними куда более активно заливать за воротник. Время текло легко и совершенно незаметно, разговоры под хмелем завязывались сами собой. Сквозь густой дурман хмеля Валера поймал себя на мысли, что все это ему чертовски нравится. Он чувствовал себя посреди всего этого безбашенного кутежа, как рыба в воде - легко и непринужденно. Вот только разум потихоньку уплывал по мягким алкогольным волнам куда-то далеко-далеко, он сам он постепенно терял контроль над самим собой и над ситуацией. Ничего больше не вызывало у него ни сопротивления, ни удивления, ни волнения. Даже когда Холстинин слишком долго задерживал на нем почему-то очень уж сальный взгляд, а потом, словно невзначай, нежно поглаживал его бедро своими мозолистыми от гитарных струн пальцами, Валере казалось это чем-то совершенно естественным и нормальным...       Градус веселья медленно начинал снижаться - кто-то, откровенно перепив, попросту отключился, кто-то все еще актинно поддерживал пьяные разговоры, держась в строю, но только исключительно сидя, почти потеряв власть над собственным вестибюлярным аппаратом, а кто-то даже сумел кое-как доползти "на бровях" до форточки и увлеченно курил. Валера, на несколько минут отключившись в слишком тесных и слишком дружеских объятиях Холста, вдруг встрепеннулся и схватился за живот где-то там, где должен был располагаться желудок. Вертолеты в голове неумолимо кружили сознание, от чего мужчину начало мутить. Он заерзал на диванчике, предпринимая безуспешные попытки скинуть с себя гитариста, уткнувшегося ему в ключицу и что-то рассказывавшего ему со знанием дела про Ницше. Почувствовав вдруг, что коллеге нехорошо, Володя кое-как привел себя в порядок и даже вызвался сопроводить еле подающего признаки жизни и держащегося за живот парня до туалета. Он неплохо стоял на ногах и даже сумел почти взвалить себе на плечи Кипелова. Тот был невысок ростом и не слишком тяжел, а алкоголь в его крови сделал свое дело - тело казалось таким мягким и нежным, податливым, что Холстинин невольно сглотнул мгновенно скопившуюся во рту слюну. Отчего - и сам не понял. Кое-как почти втолкнув вокалиста в уборную, он помог тому принять позу готовности "номер один" перед фееричным очищением желудка, который наотрез отказывался принимать столь значительные дозы водки, которых никогда в жизни в него не заливал его владелец. В тот момент, пока Кипелов блевал, он казался Володе таким беззащитным, таким изможденным, когда вся его грудная клетка напрягалась в спазмах рвоты. А когда спустя несколько минут он помогал тому умыться, не удержавшись, провел пальцами по тоненьким и нежным светло-русым волосам певца, которые уже начали потихоньку отрастать, и поймал себя на мысли, каким красивым каскадом они будут потом ниспадать с его плеч. Владимир восхитился собственной грезой, забывшись в ней на несколько мгновений дольше, чем следовало, а затем вдруг опешил, когда Валера довольно резко развернулся и посмотрел на него, как показалось, практически трезвым взглядом - пристально, испытующе, оценивающе... Показалось. Потому как в следующий миг парень пьяно икнул, расплылся в блаженной улыбке и начал плавненько опадать всем телом вниз. Холст едва успел подхватить его расслабленное тело под руки, пробормотав при этом "Стой-стой-стой, дружище, ты куда?", а затем быстро выволок коллегу из тесного санузла в коридор перед кухней, не менее тесный для твоих, и прижал Валерку к стене, исключив таким образом вероятность его повторного падения и облегчив собственную участь базовой опоры для нефиксирующегося в вертикальном положении тела. Валера оказался в опасной близости от гитариста и расслабленно томно выдохнул ему прямиком в ухо. Почему-то от горячего кипеловского дыхания все тело покрылось мурашками с головы до кончиков пальцев, мужчину словно обдало кипятком, застав врасплох. Он повернул лицо навстречу вокалисту и вцепился в него взглядом. Глаза мутные-мутные, а довольная холеная улыбка упорно лезет на лицо. Раскрасневшееся от водки лицо... А в следующий миг случилось то, чего Володя совершенно не ожидал. "Дорогая, ик! Я тя тааак люблюууу," - и с этими растянутыми пьяным заплетающимся языком словами Кипелов вдруг впился губами в рот Холста... Тот не успел даже осознать случившееся, лишь вытаращил в полнейшем недоумении глаза, когда Валеркин язык уже настойчиво проталкивался вглубь. Такой нежный влажный язык... А губы! Тонкие волевые и на вид совсем не мягкие, они вдруг показались сейчас Холсту удивительно нежными, начисто срывающими тормоза. Спьяну гитарист почти не отдавал себе отчета в том, почему вдруг ответил на этот поцелуй, ведь педиком себя никогда не считал... А Кипелов тем временем разорвал этот дурманящий голову и сводящий с ума поцелуй, уронил голову коллеге на плечо и вдруг прошептал совершенно неожиданную, самую идиотскую фразу, которую Холст никак не мог ожидать...       - Галюнь... Ик! Почеши мне пузико! Ик! Пожаааалуйста! - Валерка поднял голову, посмотрел откуда-то из потустороннего мира ничего невидящими глазами на гитариста, глуповато хихикнул и расплылся в широченной улыбке, которая моментально обезоружила Владимира. А затем запрокинул голову, звонко ударившись затылком о стену. Холст опешил. Простояв в ступоре несколько секунд, он робко перевел взгляд вниз на кипеловские джинсы, коснулся от чего-то дрожащими пальцами ремня, погладил в нерешительности пряжку, а затем аккуратно расстегнул его и следом ширинку. Пальцы коснулись нежной кожи плотного подкаченного живота и редких мягких волосков под пупком. Словно разряд тока пробежал по позвоночнику гитариста. Все его существо откуда-то из-за плотного тумана хменя пыталось тщетно докричаться до него: "Остановись, что ты делаешь? Это же мужик!" Но он не слышал этого голоса. Не желал слышать. Не желал прерывать осторожные касания ногтей к животу коллеги. Не желал останавливать это довольное сытое урчание у самого уха... Расслабленный вокалист мягко извивался в наслаждении так, словно все его тело состояло из шарниров. "Стриптизером ты бы неплохо зарабатывал..." - промелькнула в голове Холста странная мысль. А от этой самой мысли, дополненной тоненьким постаныванием в ухо, начало тянуть внизу живота. Все труднее было соображать. Поддавшись одной лишь случайной мысли, быстро пробежавшей в совершенно пьяной голове, потом уже почти невозможно от нее отвязаться. Тормоза отключаются начисто, а тело почти моментально приводит все умозаключения в исполнение. Когда рука Валерки вдруг ощутимо и по-хозяйски ущипнула Володю за задницу, голова закружилась в безумном калейдоскопе ярких красок похоти. Секунды вдруг побежали с бешеной скоростью, и мозг не успевал реагировать на происходящее. Холст рваным движением трясущихся от шока и необъяснимого желания рук быстро провел по щеке вокалиста, погрузился пальцами в его шевелюру, потянул за волосы, наклонив голову чуть в сторону. А затем жадно впился в шею Кипелова. Тот простонал так сладко, точно как мартовский кот, и гитарист моментально почти сошел с ума, чувствуя, что больше не может контролировать происходящее и собственные совершенно неадекватные действия. В висках раздавался стремительным ритмом военный марш ударов сердца, дыхание срывалось. Отчаянно хотелось овладеть вокалистом, трахнуть его просто и незатейливо прямо здесь и сейчас. А ведь геем никогда не был, и девочек любил всей душой, но чаще телом... А вот сейчас хотел, чтобы его девочкой стал Валерка. Он с самого первого дня их знакомства почему-то смотрел на него совсем не так, как стоило бы смотреть на мужика, своего будущего коллегу по металлическому цеху, смущаясь и пугаясь собственного желания задержать свой взгляд на его теле, необычных чертах лица чуть дольше обычного... Он казался ему таким милым и почему-то сладким. Володя никак не мог понять природу необъяснимой тяги к этому светловолосому невысокому пареньку, совершенно непохожему на рокера ни внешне, ни характером, ни полным отсутствием дерзости. А вот сейчас в мгновение ока все стало таким понятным и прозаичным, все точки моментально встали над всеми "i". Он просто хотел Валерку - до иступления, до крика, до безумия. Секс в Советстком Союзе - очень уж странный предмет. Он вроде есть, но его как бы нет. Однако презервативы в аптеках все же продавались. И они были в кармане джинсов Володи. На всякий случай. И этот "всякий случай" он сейчас ловко крепко обнял и настойчиво потащил на кухню. Не долго думая (то, чем обычно думают, сейчас почти не функционировало), Холстинин взвалил расслабленное тело вокалиста на стол животом вниз, а затем судорожно расстегнул и приспустил свои джинсы. В паху все ныло от еле-еле сдерживаемого желания - неконтролируемого, необъяснимого, постыдного. Кипелов, ощутив под собой горизонтальную поверхность и поняв, что от него больше не требуется напрягать мышцы для удержания собственного тела параллельно стене, довольно что-то пробубнил, мурлыкнул и, кажется, отключился. Глядя на его широкую крепкую спину остекленевшими глазами и почти не моргая, звучно сглотнув слюну, Холст стащил с парня уже расстегнутые чуть раньше джинсы, задрал футболку наверх и судорожно дернул ручку холодильника на себя. Чтобы все прошло, как по маслу, нужно это самое масло отыскать среди горы продуктов. Гитарист ничего не знал о мужской любви, а спросить, естественно, было не у кого, но пьяный мозг все же понимал, что перед ним, как ни крути, отнюдь не девушка, а парень... Холодный брусок в пергаментной белой бумаге попался под руку. Холст быстро развернул его, кое-как отковырял пальцами холодный твердый кусок, сжал на несколько секунд в кулаке и коснулся промежности вокалиста, крепко прижав его тело к столешнице. Валерка очухался тут же. Дернулся всем телом, заерзал под ним, пытаясь увернуться задницей от чужих наглых пальцев, беспардонно разгуливавших сейчас у него между ягодиц, напрягся всем телом, но ничего толкового не получалось от этих нелепых вялых телодвижений почти не слушающегося тела...       - Блядь... Володь, ты чегооо?... - в голосе вдруг прозвучали нотки тревоги. Кажется, пьяный вокалист инстинктивно почувствовал, что происходит нечто противоестественное, и нужно это как-то прекратить.       - Ты... Это самое.... Отстань! Эй!!!- Кипелову казалось, что он громко кричит, и Холст его непременно должен услышать, но на деле тот слышал лишь нечленораздельное слабое мычание. В эту самую секунду он, обхватив пальцами свой член, попытался втиснуть его в скользкий отчаянно сопротивляющийся анус Валерки. Парень понятия не имел, что нужно делать, как трахнуть другого парня так, чтобы обоим было хорошо... С силой надавил на колечко мышц, но член предательски соскользнул вниз. Володя чертыхнулся, попробовал снова, а потом, не выдержав, засунул сразу два пальца вокалисту в зад. Тот проскулил от боли в голос и запрокинул голову, выгнув дугой позвоночник, но почему-то не стал сопротивляться. Наверное, не было сил... Лишь руками пытался нащупать за спиной гитариста и оттолкнуть его от себя. Бесполезные движения Володя быстро прервал, вывернув руки Кипелова и обхватив запястья, и с силой прижал их к столу, в то время как его пальцы раздвигали тугие мышцы движениями, похожими на движения ножниц... Кипелов приглушенно поскуливал от боли, но больше не брыкался под телом любовника, словно прислушиваясь к странным болезненным ощущениям, едва ли осознавая, что происходит с ним, и чем это все в итоге закончится. "Черт, почему так узко?!" - ругался за его спиной Холстинин, нетерпеливо пытаясь протискиваться пальцами внутри желанного тела вокалиста. А затем, не выдержав больше, снова схватил пальцами член и толкнулся внутрь. На сей раз под высокий чистый вскрик Валерки член Володи с натугой, но все же проскользнул почти до половины в анус. У вокалиста перехватило дыхание, и он, напрягшись всем телом в струну, вдруг замолчал, набрав полные легкие воздуха, застигнутый неожиданной резкой болью врасплох. Не успел он опомниться, как тело Холста грубо навалилось на него, а рот закрыла горячая мозолистая ладонь. В следующую секунду гитарист вытащил член почти полностью , а затем плавно погрузл его еще глубже под тонкий мелодичный кипеловский стон. Шаг за шагом от проталкивался все глубже. Мужчине до умопомрачения хотелось затолкать член Кипелову в зад на всю длину как можно скорей, но не получалось. Безумно узкий, горячий, почти обжигающий. Такой беззащитный, такой мягкий и нежный, как масло в руках... Холст обнимал Валеру, жадно покрывал поцелуями его плечи, шею, затылок, сжимая левой рукой бедро, ягодицу и тяжело дыша. Он едва сдерживал себя, сходя с ума от ощущения сдавливающих его член мышц. Постепенно он погрузился в партнера на всю глубину и с трудом понимал, стонет ли Кипелов от боли или от наслаждения... Нестерпимый безумно приятный зуд на головке срывал дыхание и ускорял сердечный ритм до предела. Короткими быстрыми толчками Холст трахал Валерку под монотонный стон, волнообразно вторивший ритму движений: "Ммм-ммм-ммм... Мммм-мммм-ммм... Мммм-ммм-мммм". Так восхитительно вокалист постанывал под ним тоненько и мягко, подрагивая всем телом, как осиновый лист на ветру, и часто-часто дыша. Ему нравилось, точно нравилось! Холст это чувствовал всем телом, всем своим существом. Теперь они оба в экстазе. Кипелов на ощупь нашел пальцы гитариста на столе, начал судорожно оплетать их своими, кусать губу, прикрывая веки. Он стонал, стонал, стонал, лаская слух гитариста. "Боже, какой голос!" - невольно восхитился Володя, продолжая быстро-быстро и коротко двигаться в Валерке, раздраконивая его и себя самого до предела, но не давая большей амплитуды, как заправский садист растягивая мучительное удовольствие. Ужасно, непередаваемо, до боли хочется разрядки, и Кипелову, конечно, тоже, но это слишком просто, слишком глупо было бы просто трахнуться по пьяни на кухне и все. Холсту хотелось, чтобы это запомнилось им обоим и не выветрилось вместе с хмелем на утро из памяти. Хотелось, чтобы оргазм был как можно сильнее.       Спустя пару мгновений Холстинин вдруг по-настоящему осознал, что трахает мужика в задницу, что до предела возбужден и почти не контролирует себя. Но этот факт, на удивление, не казался ему сейчас чем-то неправильным, постыдным и грязным. Педик он или нет - не имело никакого значения. Имело значение лишь то, что в этот самый миг это было беспредельно сладко! Он сношает сейчас равного себе, того, у кого тоже есть член, но он под ним, принадлежит ему безраздельно. Теперь Кипелов - Его вокалист. И только его! Впервые в жизни Холстинин познал, насколько необычен и по-особенному восхитителен однополый секс. Это непередаваемое наслаждение не только физическое, но и моральное - овладевать, подчинять себе мужчину, доминировать над ним... Валерка был уже сам не свой, стонал, не стесняясь, с надрывом, до белых костящек вцепляясь пальцами в столешницу и что-то бессвязно бормоча заплетающимся языком.       - Не могу больше... Я сейчас кончу... - прошептал, словно в бреду, Володя и вцепился ногтями в аккуратные крепкие кипеловские ягодицы, увеличив, наконец, амплитуду. Пары глубоких толчков хватило, чтобы вокалист с острым, как лезвие ножа, протяжным криком излился на пол прямо под собой, а следом ощутил быструю пульсацию в собственной заднице и растекающееся тепло одновременно с болью крепко впившихся в кожу ногтей гитариста. Презерватив натянуть Холст все-таки забыл... На утро Валера никак не мог понять, что за наваждение охватило его тогда в коридоре у туалета, ведь даже его пьяный мозг сумел сгенерировать обман, умышленно назвав Володю именем любимой супруги и сбив его тем самым с толку, ослабив самоконтроль... Что за искра пробежала тогда между ними, он не знал. Но этот секс на кухне надолго оставил отпечаток на их отношениях. Валера чувствовал, что с того дня больше не мог сопротивляться воле Володи, не смотря на то, что секс между ними больше так и не повторился, а сам гитарист чувствовал особенную упоительную власть над коллегой. Теперь это был его вокалист, его собственность, пластилин в его властных руках, так легко и безропотно подчинявшийся его воле. Он всегда пел то, что хотел гитарист, так, как он требовал. Холст был по-настоящему счастлив. Теперь у него есть его детище - группа, названная им "Арией", в которую он вложил всю душу, и ее фронтмен, ее голос, ее лицо - Валеркино лицо, такое притягательное, необычное, благородное. Все было прекрасно, идеально, просто восхитительно - так, как любил Владимир. До тех пор, пока в группе не появился Маврин. Но это уже совсем другая история...