Они и сейчас кричат

Дорога тянет неумолимо. Впереди — свобода, необъятный горизонт. Позади — горечь поражений и прошлое. Я остановилась в обшарпанном мотеле на краю дороги с таким непримечательным названием, что оно вылетело из головы, стоило потерять его из виду. Обшарпанная комната — кровать, тумбочка, вешалка вместо шкафа, который бы попросту не влез. Ковёр, грязный от ног предыдущих постояльцев. Не разуваясь, осматриваю помещение, хотя для этого достаточно лишь повертеть головой. Никакого мини-бара — оно и к лучшему, хотя поводов выпить достаточно. Но есть ли разница, сколько их, если раньше не требовалось и одного? Новая жизнь. Чистая. Надолго ли меня хватит? В любом случае, я для себя решила: если почувствую, что не справляюсь — уеду ещё дальше. Карри и Эйлин ни к чему обуза в виде взрослой женщины, которая не в состоянии пережить своё горе. В памяти звучат уничижительные слова Ричарда. Позже он извинился, но его взгляд вряд ли входил в перечень того, за что он извиняется. А я этот взгляд не забуду никогда. То, как он смотрел на мои слова, когда они впервые обнажились перед ним. Зрелище, после которого отношение к человеку не сможет быть прежним. Конечно, Ричард понял, что погорячился. Но дистанция между нами стала длиннее во стократ. Джон Кин стал единственным человеком, кто удосужился меня прочесть. С каждым словом, что слетало с его губ, моя боль словно уменьшалась. Надписи на моём теле продолжали вопить, но будто на порядок тише. Джон страдал, как и я, возможно, сильнее, чем я. Именно поэтому сегодняшним вечером я нарушаю своё правило не вырезать имён на своём теле. И заполняю кружочек на спине, который до этого молчал. Теперь же он кричит, когда как написанное ранее, напротив, затихло. Без алкоголя это будет трудно, но я справлюсь. У меня есть спирт — не для того, чтобы пить, конечно. Для дезинфекции. Боли я не боюсь. Меня гложет страх, что этого будет не достаточно. Что моя дань уважения окажется настолько ничтожной, что будет просто смешно. Губы скривились в ухмылке, и я уже смеюсь, смеюсь заранее, а потом плачу, не пытаясь мысленно себя остановить. И лишь когда я успокаиваюсь и затихаю, мои пальцы сжимают острый предмет. Пора начинать. Боль оказалась не такой острой, как я рассчитывала. Как я запомнила. Очередное доказательство, что эмоции в воспоминаниях ярче, чем реальные. Мы их холим, лелеем, взращиваем. Приумножаем нашу боль, а после не хотим расставаться с ней. Я заканчиваю и трясущимися руками подстраиваю зеркало так, чтобы увидеть результат. Кривые буквы после обработки кровоточат уже меньше. Вскоре они покроются корочкой. Потом она отпадёт, и имена станут похожими на прочие надписи с этого тела. Но кричать будут громче. Они и сейчас кричат.

Мэриан. Энн. Натали.