Иногда достаточно малого

‍‍‍‍‍‍‍‍‍‍Растин пришел к Марти, и не застал ни его, ни Мэгги, только двух дочек —  младшая делала уроки в своей комнате, Одри же, уже почти взрослая девушка, вышла к нему. Без носков и тапок. Раст опустил глаза на розовые пальцы ног подростка и усмехнулся. — Привет, Одри. — Мамы с папой нет. Ушли на прогулку. - буркнула девушка на пороге, ярко накрашенная и недовольная. — Понятно. А скоро Марти будет дома? Мне срочно надо с ним повидаться. — Скоро. Можешь пока подождать его тут. Довольно быстро послышались удаляющиеся шаги девицы, и он остался один в холле. Раст затушил сигарету и зашёл в просторный, уютный дом своего напарника: запахи гнезда, жизни, равномерного течения времени в обычном его понимании, покоя. Расту нравилось тут бывать. Раст отчаянно завидовал Марти. Или нет? Посмотрел на звёзды, прежде чем закрыть дверь: нет. Не забывай. Он ждал, и ждал. Марти все не было. Прошло около получаса. Обстановка стала давить  тщетностью  — в каждой вещичке, в цветах на тумбочке, во фруктах на блюде, в мягкости дивана и даже в разнообразии кухонной утвари сквозило течение жизни. То нравится, то давит. Крайности. Чтобы отвлечься, следовало подумать о другом. О чем-то большем или хотя бы приятном. Закрыл глаза, и на внутренней стороне век появились звёзды, деревья, ветер качнул их ветви, а во рту появился вкус пыли. Как когда вдыхаешь запах хорошо постаревшей книги. Этот мир - старая, старая… Раздумья и грёзы прервало прикосновение чего то теплого к голове. Раст мгновенно открыл глаза, оглядел комнату и собрался с мыслями. Обернулся, как всегда, медленно, останавливая холодный вдумчивый взгляд на светловолосой девушке, подкравшейся сзади. Стоявшей подозрительно близко к спинке дивана. — Одри? Что ты делаешь? — Я… — Нехорошо подкрадываться. — Я не хотела. Извини… Лицо было опущено, но большие глаза смотрели прямо на него, и уголки розовых губ улыбались. — Я просто хотела… Сделать так. Ты же не против? - проговорила Одри немного нагло,  растягивая слова и наклоняясь снова к Расту, на сей раз останавливая губы у него на лбу. Тонкие пальцы едва заметно тряслись. Совсем немного. Раст замер. Происходящее было неуместным, странным, детектив не знал, как реагировать на проявление чувств подростка. Видимо на  непроницаемом обычно лице полицейского в этот раз было написано все, что он думает по этому поводу. Одри виновато нахмурилась снова: — Прости. Давно мечтала об этом. — Странная мечта. Не расскажешь, о чем именно ты думала? — проговорил он обеспокоенно. — Не знаю. Девушка мило замялась. Все сказанные ею фразы звучали торопливо и панически нелепо. О нет, только не это… Губы его, меж тем, тронула лёгкая улыбка. — Я тут посижу? Не дожидаясь согласия, дочь Марти плюхнулась к Расту на диван. — Нехорошо приставать к взрослым мужикам, Одри. Что, интересно,  твой папа на это скажет, когда узнает? Выждав пару секунд, добавил: — Могу сказать, что это ты зря. Девчонка мгновенно нахохлилась, сдвинув брови. —  Ничего не бывает зря. Я вовсе не сделала ничего ужасного. — Нет. Но это пока. Одри сложила ногу на ногу, улыбаясь шире. -Да брось. Что, к примеру, может произойти? — Я не знаю. Самому интересно… Растин Коул часто о ней вспоминал. Впервые увидев Одри, потом полицейский на грани сна и яви думал, что было бы, будь у него такая же дочь? Как бы он себя вел, доживи София до ее возраста? Что бы случилось с Одри, не будь Марти таким, каков он есть? Марти, как многие консервативные мужчины, имел много хороших качеств для семьянина, на первый взгляд. Он был очень горд своей семьей. Не витал в облаках, оставаясь предельно простым парнем. Зарабатывал деньги, не жалея их на дом, образование детей, жену. Любил своих дочек и безусловно желал им лучшего… Было ясно, что за свою семью он кого угодно порвет и свернёт горы. Это вызывало уйму уважения у всех его коллег, кто достаточно знал Марти, чтобы с ним потрепаться. Трепался об этом он очень охотно и много, создавая себе нужный имидж. Но. Как любой консервативный, простой рубака-парень, напарник имел присущие приземленным людям недостатки. Настолько крупные, что у Раста сводило челюсть от гнева и отторжения ситуации. Которая, по сути, его не касалась. Раст отводил взгляд и старался не ставить себя на его место. Не чувствовать нутром рвущиеся наружу слова. «Идиот! Свинья! Марти!.. " Марти не умел слушать. Никогда не вникал в проблемы своих домочадцев. У Мэгги временами создавалось впечатление что ему абсолютно плевать на них, их жизнь и чувства. Они… "Много ссорились» Мегг, одинокая, гордая,  не имеющая достаточно друзей, чтобы выговориться, иногда рассказывала обо всем этом Расту. Раст, в свою очередь, мог достроить картину самостоятельно. Не нужно быть сыщиком, чтобы понять, отчего у красавицы-жены Харта синяк под глазом. Отчего у дочери Марти, недавно вошедшей в подростковый период и начавшей бунтовать, синяки на запястьях. Тонны вранья, заметного интроверту, оттеняли картину: "Упала с лестницы, когда мыла пол»,  «Подрались в школе". Марти был ужасающе простым человеком, который по своему любил свою семью. В которой все должно соответствовать, и это главная граница дозволенного. Границы это ведь хорошо? За ними ведь нужно следить, правда? Раст видел уже таких людей, знал их типаж — и не удивился. Знал, что, попробуй он обнаружить свои догадки перед напарником, поговорить — и тот попросит себе другого коллегу, все отрицая. Поставив крест на любом взаимодействии с Растом. Оскорбившись и запретив лезть в свою жизнь, что конечно, только докажет правду Фискала. И не поможет делу.  Ходу тогда, как понимал Коул, не будет уже в этот дом. К которому детектива  непреодолимо тянет, как наркомана. К давящей своей тщетностью и мимолетностью, но такой устойчивой жизни в этом плоском и примитивном пространстве из четырех стен.  К умению людей радоваться несмотря ни на что, к миру, полному пусть выдуманных, но смыслов. Раст презирает свои сны по сей день. Одри снилась Расту.  Ребенком - как они гуляют, и она ест мороженое, а рядом идёт Мэгги с волосами, как у Клэр.  Ему хочется обнять ребенка, как спасение от чего то, не имеющего конца,  и взять под руку ее мать, и чувствовать, что рядом есть люди. Эта мысль не оставляла подсознание, остатки прежней формы существования в котором стремились к свету и надежде. Он, поневоле, ловил себя на нежеланных мыслях. Что было бы, будь он отцом Одри? Смог бы он сделать счастливее их? Хоть кого то? «Прости, дружище, но нет. Ты делаешь всех несчастными. Прости, Раст. Иди работай. У тебя есть дела.» Коул выбросил это из головы, а грезы- становились ярче, выдергивая его из бездны-долины смертной тени, в которой он мог бы блуждать без конца, не укоренись внутри эта ассоциация. Вот откуда он понял, что свет побеждает. Одри. Пожалуй, Марти или Мэгги, если представить их воспринявшими ситуацию в вакууме, могли бы сказать, что ассоциации, связанные с Одри, ему на пользу. Так оно и было, наверное, так и есть. Ведь есть к чему тянуться, пусть и глубоко в душе, неосознанно. И оно вытянуло его. Точнее ещё вытянет, в будущем — но если  время плоское, несуществующее,  а он нашел свет во времени и пространстве, вне круга, то, кажется, все равно, какую форму глагола использовать. Вытянуло. Пусть ненавидя Марти,  единственного человека, который ему прикрывает спину, поддерживает в участке, берет под «шефство». Ооо, сколько в этом дешёвого самаритянского понта… Хороший парень возится с чудиком-бедолагой. Он всегда подмечал детали. Одри часто пыталась встретить его вместо мамы. Спорила за дверью, отгоняя Мейси; Смотрела на него с Мэг и Лори, сидя в тени на лестнице, как кошка, пока они на кухне беседуют. Старалась зачем то спуститься за водой или едой, когда Раст в гостях. (-Одри? Ты же только что ела… — Отстань, мам. Где здесь пицца? -Одри, у нас гости… — В холодильнике? Угловатая фигура школьницы быстро мелькает меж взрослых, оказываясь рядом, — ведь холодильник как раз за спиной у гостя. — Нет. Я поставила ее в печку. Я принесу тебе в комнату. Мэг улыбается, извиняясь за дочку глазами. Миссис Харт так часто это делает при старшей… Слишком. " Они стыдятся ее?») Или поиск тетрадок на кухне. Или взгляды из комнаты подростка вслед удаляющейся мужской фигуре, которые он считывает спиной, не оборачиваясь. Так уж вышло, что спектр ощущений и навыков  от природы Расту достался огромный. Тысяча и одна топорных, невинных  мелочей, уловок, используемых подростком, чтобы посмотреть. Коул не хотел бы, чтобы Одри к нему привязалась или заинтересовалась. Даже как другом. Он не умеет дарить хорошее. Ему нечего дать подростку.  И браться сделать  что то лучше, чем Марти — не его право. Не его это, сумасшедшего, потерявшего свое собственное тепло взрослого, лужайка, как ни крути. "Не лезь…» Девчонка смотрела с плохо скрываемой весельем опаской. Ждала ответа. — Понять, что будет дальше, Одри, можешь только ты. Так что я не могу ответить на твой вопрос. Одри ещё не умеет сдерживать свои эмоции. Не умеет любить; не умеет молчать. И понимать себя ей было не у кого учиться — в самом деле, что, у топорного ли, прямого как копьё отца? Или у матери, у которой желания других почти совсем вытеснили собственные? Одри слушает холодный тон Раста, не имея возможности не поежится от него. Не обидеться на холодность. И реагирует острее, чем было бы адекватно. Это ощущается, как выговор. Меня наругали за то, что я позволяю себе. Меня наругали. Не любят. Не хотят видеть. Выбросят на мороз и там я замерзну совсем насмерть. Девчонка резко встаёт и рыдая бежит в комнату. Ей трудно далось все сегодняшнее.  Долго собиралась с духом, хотела обнять Раста. Просто чтобы помнить. Ещё на пороге. Но зажалась и испугалась того, что все реально. Вышла, обрадовалась, что он ни на что не реагирует, и сделала абсолютно безнаказанно то, что давно хотела. Прижалась губами к едва седеющему  пробору  мужчины, вдохнула запах темных, коротких вихрящихся волос, аптеки (то есть — наркотиков), усталости. Трудно дался и раскованный тон, и игривость. И веселость, с которой блондинка плюхнулась на диван рядом с ним. Надеялась, что это сойдёт с рук, как любая детская шалость раньше. С другой стороны, Харт верила, что готова к худшему — заранее в голове придумав, как его лицо исказится гримасой отвращения, или ненависти, или как он будет ее ругать. Или как, о ужас, уйдет сразу же, не желая видеть ее, никак не отреагировав. С более вежливым, чем обычно, но таким же неподвижным  лицом. Нет! Неудивительно, что мнительная девочка разрыдалась от холодности, в которой, по сути, не было ничего необычного. Этим же тоном он говорил с матерью, отцом, Лори. Но она разрыдалась и убежала, ненавидя себя и стыдясь. Фискал опять получил свой ответ на вопрос. Лишний ответ на совсем неправильный  вопрос. Он усмехнулся, ощутив что то теплое внутри себя. Со стороны Раст выглядел так же. Каменный. На обратной стороне век деревья пустили почки, их осветила луна, Там всегда полная, но отсутствующая сегодня, Тут,  за окном чужого дома. Одри утерла слезы краем синего пледа. Нервно переплела хвостики в косички. Шмыгнула пару раз для порядка, выдыхая и успокаиваясь. Спустя час, зная, что родители не вернутся до ночи — мать раскрутила отца на поход в кино и танцы - Харт преисполнилась ярости. " Я сейчас пойду и скажу все что о нем думаю. Что хотела его обнять и поцеловать. Что все время о нем думаю, и мне плохо. Что не требую ничего и просто хочу быть другом. И расскажу, какой он удивительный. И…Что он холодный и черствый, циничный и никому не нужный злобный упырь. Или нет… Никогда не скажу про упыря. Нельзя так, совсем нельзя. Ни в коем случае. " Решительно Одри села за письменный стол, взяла в руки листик и написала речь за каких то 20 минут - хороший срок, надо сказать, для подростка, кидающегося из крайности в крайность. Первое письмо вышло о том, как мучительно и грустно Одри наблюдала за Растом все эти годы. «Годы… Один, два… Полтора. Нет, «годы»  не скажешь. Полтора года. Похоже на отчёт. Вот хрен!» " Я устала. Наблюдать. И ничего не говорить. Задолбало! " Начиналось второе письмо, заканчивающееся бурной истерикой и обвинениями… Третье письмо получилось лучше. Перечитав, не найдя там обидных фраз, обвинений и требований, блондинка осталась довольна своей работой. С листом наперевес и новым лёгким макияжем она спустилась по лестнице, готовая  в случае провала даже читать по нему. Или просто ткнуть Расту в руки и убежать — но ткнуть. И не нашла никого в гостиной. Завтра все будет как обычно. Марти придет на работу в хорошем расположении духа. Они будут думать о том, как найти убийцу, делать свою работу. А послезавтра — в плохом. Раст придет раньше напарника. Перекинется нехотя парой слов с полицейскими. И услышит обрывки диалога каких то рядовых, смутно знакомых по работе морд. О дочери Харта, машине, групповом сексе, идее оставить Марти с мальчишками наедине, и на этом всех отпустить. - …Одри, о чем ты думала? — Я не знаю. «Твою мать… " И Марти уедет раньше, злой и суровый. Это даже не мелочь, которую нужно заметить, это ответ мира — если для Раста он есть, конечно. Обвинял ли Раст Одри? Подростка со следами отеческого внимания за запястьях? С расшатанной наглухо токсичным бытом психикой? Лишнюю в своем доме, которую стыдится заботливая внешне мать? Идиотку с ее неразделённой любовью? Конечно да. Это всегда выбор. У всех он есть. - Вот чёрт. — подумал Раст, глядя на удаляющуюся фигуру отца Одри. Развернулся, ушёл за свой стол, уткнулся в бумаги, ощущая, как к его грузу добавилась ещё какая то песчинка веса. Не песчинка. Несколько больше. Жилистая, мощная и сухая фигура детектива ссутулилась. Стала тканью. Или тенью. Он прошел мимо. Не приходил больше к Харту. Аж пока они окончательно не поссорились из-за Мэг. «Не лезть» Но иногда ощущал тепло на затылке и лбу. И внутри синего от ссадин, большого сердца — крошечная толика тепла, добавленная снаружи к теплу умершей дочки и отца. Там, глубоко на дне Растина Коула. Протянувшая мост между миром тем и этим. Тем, и прошлым, и третьим. И свет побеждал. Как то… Через жопу, конечно. Но побеждал, снова и снова, раз за разом, по кругу. Ничего не бывает зря…