Программный код счастья

Гриша нёсся по парковке, лавируя между машинами и пытаясь не посшибать зеркала, как обезумевший шар для боулинга — кегли. Успех был переменным, пару раз он вытер грязь и дорожную пыль наугад вытянутым из шкафа пуловером, но не обратил на это внимания: в кабинете для таких случаев была припасена рубашка. Мятая, конечно, но сойдёт. Шмотку Гриша притащил на работу во время начальствования одного из прошлых директоров, помешанного на дресс-коде. В тот неприятный месяц, понадобившийся их главной занозе Егору, чтобы от него избавиться, Гриша думал, что его уволят к чертовой матери за «неподобающий вид». Ну не любил он рубашки, грешен. Но он и не менеджер, чтобы блюсти правила. Программеры не общаются с клиентами, а коллективу фиолетово: в свитере Гриша, в рубашке или в майке с Дартом Вейдером. Главное, что он нёс позитив в массы и обновления в рабочие программы. Залетев в кабинет и сдёрнув испачканный пуловер, Гриша вытащил из шкафа рубашку и быстро натянул, даже не глянув в зеркало. Взъерошенные русые волосы он «причесал» пятерней и быстрым шагом направился к кабинету начальника — успел! Сегодня им как раз должны были представить нового директора, он уже сбился со счёта, которого. Про себя Гриша называл их «жертвами сучизма Егора, бессмысленными и беспощадными» и раньше ставил номера. Потом забил, слишком много стало. Мужик, вроде, был ничего. Случается такое: смотришь в глаза человеку и понимаешь, что он гнида. Так было с прошлым директором, который штрафовал за опоздания и приставал к Кате Венедиктовой, за что в конечном итоге огрёб таких пиздюлей от проблемной, но сплочённой в общей неприязни к мудаку мужской части коллектива, что чуть не кубарем летел с лестницы в свой последний рабочий день. А этот, представившийся Кириллом Леонидовичем Опалихиным, внушал надежду на то, что хоровод меняющихся раз в пару месяцев директоров наконец остановит пляс. Первыми в бой ринулись девочки, отчего-то уже успевшие размазать по лицам косметику и сверкающие модной в вампирской среде краснотой глаз. Гриша, задумавшись о причине очередного апокалипсиса, едва не пропустил свою очередь представляться и выпалил на автомате после ощутимого тычка в бок от своей любимицы Саши: — Лагошин Григорий Олегович, программист и ваш единственный системный администратор. Любить и жаловать не прошу, но премия стимулирует хорошую работу программного обеспечения. Опалихин, в отличие от многих прошлых директоров, усмехнулся и ответил так, что едва не заставил впечатлиться с порога: — Так и запишем: работа программ напрямую зависит от размера премии системного администратора. До конца ясно не было, то ли Опалихин воспитать его решил, то ли оценил шутку юмора, раскусить этот орешек ещё предстояло. Но перспективы маячили как минимум любопытные. *** — Всё чудесатее и чудесатее. Саш, слушай, а правда, что Егорка наш присмирел? Сидит себе, смотрю, рисует, а рожа спокойная и мечтательная, будто дзен поймал или пряник пообещали со сгущёнкой. Агеева только фыркнула, выражая тем самым всё, что думает о Егоре в целом и о его дзене в частности. А вот Гриша с её скептицизмом согласен не был и, догадываясь, с какой именно сгущёнкой Егор любит пряники, с азартом наблюдал за развитием событий. Опалихин был ничего, Егорка тоже парень неплохой, если бы не его сучий характер, Гриша сам бы за ним приударил. Так что болел за них Лагошин душой и даже думал о том, чтобы посодействовать в меру фантазии, да не понадобилось. Судя по тому, как Егор притих, сладилось у них всё с директором на радость всему коллективу. К тому же, как говорится, законы равновесия для всех равны, а для некоторых ещё равнее, и вскоре Грише стало совершенно не до чужих сердечных дел. До такой степени, что хоть волосы дери, хоть в окно на луну завывай. И несмотря на то, что в душе у Лагошина, как и на голове, был абсолютный беспорядок, рассказать о стреле Купидона, поразившей его в самое сердце, лучше всё-таки с самого начала. Слухи о расширении штата, в том числе на парочку программистов, всколыхнули Гришу так же, как и остальной коллектив. Обычно такие фокусы заканчивались кромсанием премии по-живому и искусственным нагнетанием обстановки с целью создать конкуренцию. Остаться с урезанной премией для Гриши означало сесть на гречку с водой, потому что ипотека на десять лет была неумолима и беспощадна. Сначала Лагошин пошёл выяснять, в чём дело, у Кати, которая была универсальным собирателем и распространителем слухов. И — о чудо! — Венедиктова мгновенно успокоила Гришу, заверив, что Кирилл Леонидович дал слово всех оставить при своём, а слову Кирилла Леонидовича можно верить, как своему собственному. Не то чтобы Гриша разделял святую веру в идеальность директора, но Опалихин был мужиком серьёзным, ещё ни разу не уличённым в нарушении слова, потому Лагошин решил не наводить панику раньше времени, но по дороге домой всё-таки закупился парой пакетов гречки: на всякий пожарный. Свой собственный дзен Гриша постиг в лифте, который едва не закрылся у него перед носом, но был придержан точным движением незнакомого парня в костюме. Тот сдержанно кивнул Лагошину и погрузился в собственные мысли, мечтательно улыбаясь и сам того не замечая. Гриша же погрузился в разглядывание парня, сошедшего, казалось, с обложки напечатанного лично для Гриши эротического журнала, и теперь соблазнявшего его, заставляя сердце биться в грудной клетке в явной попытке её проломить. Идеальным было всё: карие глаза в обрамлении длинных ресниц, чёрные уложенные волосы, немного вздёрнутый нос и красиво очерченные губы, которые хотелось попробовать на вкус немедленно, с места не сходя. У Гриши редко случалась такого рода страсть с первого взгляда, всего пару раз в своей жизни он залипал на парней вот так, с нихуя. И тот единственный раз, что ему ответили взаимностью, закончился грандиозным скандалом через год и выплачиваемой в одно лицо ипотекой, которую брали на двоих. Засмотревшись на широкие плечи, гордую осанку и обтянутую брюками крепкую задницу, Гриша едва не уехал обратно на первый этаж, вылетев из лифта в последний момент и сильно ударившись плечом о закрывающуюся дверь. Решив, что физическое преследование карается по закону, Лагошин выждал пару часов и пошёл выяснять у всезнающей Кати, что за красавчик приходил в офис, и можно ли узнать его имя и сферу деятельности. Этих данных Грише достаточно, чтобы раскопать об объекте страсти всё что можно, и даже немного больше. В конце концов, его уровень как программиста позволял проворачивать и не такие дела, а уж перекрёстный поиск и сведение данных были делом плёвым. Как выяснилось, далеко ходить за объектом внезапной сердечной привязанности не надо — достаточно в стенку постучать. Некий Виталий Иванович Арсеньев не далее как вчера был принят на должность менеджера и разделил кабинет со страшно этим недовольной Агеевой. Где это видано — вдвое сократили рабочее пространство. Впрочем, умницу-Сашу с таким притеснением примирил тот факт, что даже Егора лишили отдельного кабинета, а значит, скоро всех ждёт либо ещё одна глобальная перестановка, либо апокалипсис местного масштаба. Гриша, вылетевший под новаторские идеи Опалихина как раз в кабинет к Егору, яростно бряцал по клавиатуре, имея вид сосредоточенно-рабочий и серьёзный. Ещё бы, делом он был занят самым ответственным, важным и ценным. Для себя лично. Найти информацию об Арсеньеве оказалось не так уж просто. По мере поиска создавалось впечатление, что Виталик либо отлично играет в шпиона, либо просто к своим двадцати пяти ещё не завёл себе друзей. Единственной мало-мальски полезной оказалась заполненная пару лет назад шаблонная ВК-анкетка, из которой Гриша почерпнул информацию о том, что Арсеньев любит «Металлику» и всем прочим сладостям предпочитает шоколад «Вдохновение». Остальные стандартные ответы — типа любви к машинам марки «Феррари» и мечтах о собственном острове — в расчёт можно было не брать. — Вам нужно вдохновение — тогда мы идём к вам! — Гриша прошептал это себе под нос и, заложив руки за голову, откинулся на спинку кресла. План был готов, осталось начать брать штурмом крепость и не забыть о том, что подкуп не менее полезная вещь, чем подкоп. *** Случай свести с красавчиком личное знакомство, а заодно и больше о нём разузнать, представился внезапно и удачно. Впорхнувшая в кабинет Саша, ни к кому конкретно не обращаясь, сообщила: — У Арсеньева компьютер полетел. Может кто-нибудь глянуть? Гриша вскочил со стула настолько стремительно, что едва его не опрокинул. Новенький программист Вася, намылившийся лететь на помощь — причём явно не нуждавшейся в этом Саше, а не Виталику, скуксился и сел на место. Воровато оглядевшись, Гриша вынул из ящика стола шоколадку и, запихнув её в сумку с проводами и инструментами, направился спасать свою принцессу. Принцесса, как оказалось, в спасении нуждалась не больше, чем сбежавшая с Бременскими музыкантами Трубадурочка. С нажатием кнопки Reset справилась бы и Агеева, но для Гриши это была возможность оставить в ящике стола шоколадку и лишний повод дотронуться до Виталика: пожать руку, хлопнуть по плечу, вогнать в краску и взбесить уменьшительно-ласкательным «Вита», убеждаясь в том, что Арсеньев не из тех, кто приемлет подобное обращение. Прихваченная со стола ручка стала приятным бонусом, и Гриша ощущал себя фетишистом, водя ею по губам и вспоминая, как во время планёрок Виталик нервно покусывал кончик, сам того не замечая. Визит отстранённого и взъерошенного Арсеньева следующим утром Гришу ничуть не удивил. Компьютер и правда глючил, и если бы не куча дедлайнов и спешка, его нужно было бы перебрать и переустановить систему. А так приходилось довольствоваться ловкостью рук и профессиональными навыками, к которым теперь добавилось умение бесшумно открывать ящики и класть туда шоколадки. Попросив Виталика выйти на пятнадцать минут и справившись с проблемой за пять, Гриша запустил проверку на вирусы и решил удовлетворить своё любопытство. Ставить Арсеньеву на комп следилку было бы слишком, а вот прошерстить историю браузера, чтобы узнать, чем его тайная страсть увлекается — в самый раз. Открытие оказалось неожиданным, причём настолько, что Гриша едва успел закрыть закладку, запомнив сайт и псевдоним Виталика, который не вышел даже из профиля. Широко и особенно нежно улыбнувшись Арсеньеву, Гриша летящей походкой человека, проведшего несколько лет своей жизни в модельной школе, вышел из кабинета менеджеров. В мир гомосексуального разврата Гриша погрузился, будучи подростком и подрабатывая в модельном бизнесе, где был востребован благодаря тонкому телосложению и высокому росту. Но модельная хрупкость, на которую велись любовники, осталась в подростковом возрасте, сейчас он ничем не мог зацепить Виталика и лишь предвкушал, как вечером погрузится в мир разврата виртуального. *** «Сэм смотрел на парня своей мечты и думал, что отдался бы ему прямо здесь — в рабочем кабинете, с незапертой дверью и неплотно прикрытыми жалюзи. Он стонал бы, раздвигая стройные ноги и сам разводя половинки ягодиц в стороны, насаживался на его крепкое достоинство и забывал о мире за пределами помещения и обо всех проблемах». Гриша оттолкнул ноутбук и сильнее сжал пальцы на влажном возбуждённом члене. То, как Виталик писал о своём герое, точнее — о себе самом, будоражило и заставляло рисовать в голове совсем иные картины. Лагошин заметил, что менеджер стал задерживаться по вечерам, и представлял себе, как входит в кабинет, покинутый остальными работниками, тихо подходит к рабочему столу Виталика, тот поднимает на него сперва растерянный, а после смущенный взгляд и улыбается, демонстрируя потрясающие ямочки на щеках. Они целуются долго, страстно, и Гриша, мысленно обещая починить компьютер завтра, сметает всё со стола, чтобы уложить на него уже полуголого Виталика и закинуть его ноги на плечи. Протяжно застонав и выгнувшись, Гриша, в фантазиях которого Виталик извивался под ним и умолял двигаться сильнее, кончил себе в кулак и обессиленно откинулся на спинку дивана. На то, чтобы отдышаться и успокоить бешено стучащее сердце, понадобилась пара минут. Обтерев руки влажными салфетками, Гриша снова взялся за ноут, быстро регистрируясь на сайте, где Виталик выплёскивал свои эротические фантазии. Ник должен был намекнуть Арсеньеву, кто его тайный поклонник, и перебрав несколько вариантов, Гриша остановился на Весёлом музе. Более явное имя, вроде Дубровского, было бы слишком. Хотелось написать что-то откровенное, личное, будоражащее. Но Гриша притормозил себя, испугавшись, что Виталик не оценит излишней откровенности от незнакомца. «Ваш слог пьянит, а страсть, с которой вы пишете, заставляет чувствовать сопричастность и чаще менять простыни. Хотел бы я быть тем, к кому вы неровно дышите». Написав первый комментарий и рассмотрев его со всех сторон, Гриша подумал, что слишком мало внимания уделил самой работе и тем событиям, что происходят с героями. И слепому было очевидно, что Лузер Сеня, как гласил его ник на писательском ресурсе, по уши влюблён в описываемого им начальника. Гриша же стал замечать за собой, что от взглядов, которые Виталик бросает на Кирилла, бесится, как ревнивый придурок. Закатав рукава, Лагошин сел писать вдогонку ещё один комментарий, очень надеясь, что Виталик постепенно догадается, что в коллективе есть тот, кто ценит его гораздо сильнее, чем Кирилл. Немного перегнул, конечно, но, как говорится, в любви и на войне все средства хороши. «Читатели восхищаются новым объектом страсти главного героя, желают ему удачи и счастья в отношениях с самовлюбленным красавчиком. Не понимая, что герой будет всего лишь модным аксессуаром и временным увлечением. Я думаю, что ему стоит оглянуться — рядом есть тот, кто готов на многое ради него. Кто будет не только страстно целовать вечерами, вплетая пальцы в мягкие темные волосы, ласкать, оставляя следы и заставляя срывать голос от криков наслаждения, но еще даст заботу и поддержку». Утром Гриша, всю ночь читавший шедевры Виталика, явился в офис с небольшим опозданием, спал на ходу и разбил свою любимую чашку, залив остатками кофе весь пол в кабинете. Егор, выглядевший немногим лучше Лагошина, взвился как по команде и, подхватив со стола распечатки, вылетел из кабинета, крича на ходу что-то о неуклюжих программистах и тупых менеджерах. Гриша давно перестал обижаться на Огибайлова за его резкость, да и не обижался никогда толком, предпочитая отшучиваться и наносить ответный удар фразочками вроде «Спокойно, Гоша, я Лагошин». Будучи единственным на тот момент программистом, имел полное право, потому как, несмотря на праведный гнев, прийти с просьбой обновить рабочие программы и прокачать комп для новых дизайнерских свершений Егору было больше не к кому. Так в целом и научились блюсти нейтралитет, что постепенно перешел в дружеские отношения. А уж когда все узнали о том, что у Егора случаются головные боли, и Гриша по своей инициативе покопался в его компе, поменяв вентилятор и сделав работу машины абсолютно бесшумной, Егор и вовсе перестал срываться на Лагошине — за исключением моментов, когда Гриша нарывался сам, как сегодня. На привычные вопли, доносящиеся из кабинета менеджеров, Лагошин внимания уже не обращал, а вот когда дурниной заорал Виталик — взвился как по команде, совершенно на автомате прихватывая сумку, в которой теперь всегда лежал запас шоколада, и направился к соседям, полный решимости в очередной раз спасать свою принцессу. Арсеньева в кабинете не было. Саша флегматично пояснила, что у Виталика снова полетела база и завис комп, а за вопль на него наехал Кирилл, только что уложивший Егора спать в своём кабинете. Привычно положив в ящик шоколадку, Гриша поколдовал над компьютером, восстанавливая последние данные, и в очередной раз проведя глобальную проверку, обнаружил сбой, вызывающий каскад последующих неполадок. — Нужно будет обновить Виталику и дрова, и железо. Пойду после корпоратива к Кириллу, а то не дело — каждый день что-то ломается. Саша фыркнула: — А ты только вид делаешь, что не рад этому. Скажи спасибо, я про шоколадки ему не рассказала. Конспиратор из тебя так себе, на троечку. Гриша вздохнул, прикрывая глаза и пригревшись в чужом кресле так, что едва не заснул. В себя его привёл голос Саши, от которого он, вздрогнув, очнулся. — В курилке твой Арсеньев. Бросает пагубную привычку — думаю, уже сигарету третью как. Беги, пока он себе здоровье не загубил окончательно. — Саша, ты чудо, спасибо! — Гриша широко улыбнулся и послал девушке воздушный поцелуй. — Ну конечно, как шоколад таскать, так Арсеньеву, а чудо я. Последние слова Агеевой Гриша уже не слышал, спеша в курилку и обдумывая по дороге, как утешить Виталика. Оказалось, что Арсеньев безутешен, зол как тысяча чертей и имеет склонность срываться на тех, кто попадает под горячую руку. Гриша под горячую руку попадать не любил и со времён нервных срывов отца, оравшего на них с мамой из-за проблем на работе, никому такой херни не позволял. Но то ли Виталик был вне системы, то ли Гриша слишком не выспался, чтобы дать Арсеньеву отпор, но получил Лагошин по полной программе, да ещё оставил безответными слова про то, как они все якобы носятся с Егором, толчок в плечо и настоятельное пожелание засунуть восстановленную базу себе в задницу. Не то чтобы Гриша был против засунуть туда что-нибудь связанное с Виталиком, но это явно была не клиентская база. Настроение из сонно-мечтательного превратилось в мрачно-вымотанное, и Гриша даже отпросился пораньше домой, едва заставив себя принять душ и завалившись спать как был, в одном полотенце. *** Оставшиеся до корпоратива дни Гриша на глаза Виталику не попадался, украдкой наблюдая за ним и с раздражением читая продолжение рассказа, в котором подозрительно похожего на Егора персонажа запытали до смерти, в попытке узнать, где спрятаны деньги отца. Лагошин несколько раз начинал писать отзыв на новую главу и стирал его, потому что под каким углом ни посмотри, выходило резко. «Вместо того, чтобы радоваться чужому горю, герой должен поискать своё счастье». «Злость не решала ещё ни одну из проблем, и то, с каким равнодушием герой смотрит на чужие мучения, не делает его лучше». Поняв, что в таком настроении он точно ничего толкового не напишет, Гриша решил отложить все объяснения до корпоратива и больше не пытался драконить Виталика ни лично, ни в сети. Приняв решение, что обязательно поговорит с Арсеньевым в нерабочей обстановке, Гриша даже заехал в магазин обновить гардероб по такому случаю. Игра шла ва-банк, и тут уже не до экономии. *** К началу вечеринки Гриша, конечно же, опоздал. Не зря он ненавидел рубашки. На то, чтобы отгладить это выстиранное после магазина чудовище, ушло добрых двадцать минут. Только чудом Лагошину удалось не прожечь в ткани дыру, а надевая сдёрнутую с доски рубашку, Гриша схватился за ещё не остывшую ткань и зашипел от боли. Но результат стоил мучений: из зеркала на Гришу смотрел не компанейский шутник-программист, а красивый стильный мужчина, одетый в чёрные джинсы, подчёркивающие стройные длинные ноги, и тёмно-синюю приталенную рубашку, идеально сидящую на широких плечах. Из-за раздавшихся плеч и начавшей явно выделяться мускулатуры Гриша вылетел в своё время из модельного бизнеса. В те годы популярны были глисты, затянутые в стрейч, а занимавшийся в качалке Лагошин перестал соответствовать стандартам. Единственное, что заставляло жалеть об уходе из модной индустрии — затруднившийся поиск любовников. Потому как денег и пользы такая работа для модели его уровня не приносила. Пара рекламных контрактов в месяц не перекрывала даже расходов на дорогу, еду и развлечения. А ехать в Европу, как советовали более опытные коллеги, Гриша не хотел принципиально. Виталик нашёлся у барной стойки, ожидаемо наблюдающий за нежностями Кирилла с Егором и корчащий жуткие рожи. Грише стало его даже жалко, хотя трудно было не признать, что одержимость Арсеньева Кириллом здорово напрягала. Разговор не клеился, потому что когда его пытается поддержать один и совершенно не хочет другой, выходит чёрт-те что. Ну или обсуждения чужих отношений, которые Лагошин не переваривал. Но Гриша не был бы собой, если бы отступил от плана. Махнув для храбрости энергетика, от которого тут же как ненормальное заколотилось сердце, предложил-приказал: — Поехали! И Виталик поехал. Правда, куда именно и с кем — Гриша так и не понял. Арсеньев витал в облаках всю дорогу до квартиры Гриши, находился там же, когда Лагошин варил кофе и рассказывал о том, какой здесь хороший район и как удобно отсюда ехать на работу, и вынырнул, лишь когда увидел на столике плитку «Вдохновения», которая непрозрачно намекнула на то, кто именно оказывал Виталику знаки внимания. Искреннее удивление, мелькнувшее во взгляде Лузера Сени, даже немного повеселило. Но расслабиться не получилось, потому что Виталик, очевидно, имел только две опции при общении с Гришей: безразличие и злость. И если бы Лагошин не сдрочил себе руки по локти, мечтая о близости с Виталиком, то никогда бы не позволил зайти так далеко. Да, у него бывал секс по пьяни, жёсткий секс, бывали разовые перепихоны и ничего не значащие романчики. Но ещё ни разу у него не было ситуации, когда он чувствовал себя заменой, призванной дать выход агрессии и раздражению. Поцелуи и ласки Виталика сводили с ума, на физическом уровне тело откликалось идеально, буквально вибрируя от наслаждения и звеня — дорвалось! Гриша двигался навстречу Виталику, сжимал его в себе и ласкал, целовал, подставлялся, делая всё, что он хотел. А когда Арсеньев кончил, совсем немного не дожав любовника, Гриша дал ему отдышаться и ушёл в душ, чтобы довести до оргазма себя и смыть начавшую засыхать смазку. Под тёплой водой царапины и укусы мгновенно стали саднить, отвыкшая от таких приключений задница болезненно поджималась и давала знать о себе резкими вспышками боли. Решив, что уж после такого Виталик точно с ним поговорит, Гриша вышел из душа и замер на пороге, глядя в спину стремительно собирающегося Арсеньева. Тот торопливо начал извиняться за то, что случилось — пусть и грубо, но по обоюдному согласию — а потом сбежал, как трусливый заяц, так и не выслушав Гришу. Догнать придурка в одном полотенце было невозможно, и Лагошин прошлёпал босыми ногами на кухню, прихватив из морозилки банку шоколадного мороженого, улёгся на диван и принялся отчаянно себя жалеть. *** Мама всегда говорила, что долго грустить Гриша просто не умеет: если ему подсунуть что-то сладкое, то настроение приходит в норму почти мгновенно. Это была одна из немногих вещей, которые с возрастом практически не поменялись. Жалости к себе хватило ровно до того момента, как ложка ударилась о дно пластикового ведёрка. Следом навалилась усталость и спокойный крепкий сон, порадовавший яркими сюжетами, которые Гриша, как всегда, не успел записать. Проснулся Лагошин, ощущая себя жертвой насилия. Болело всё: потянутые мышцы бёдер, царапины на спине, укусы на шее и особо пострадавшая задница. Но вместе с тем Гриша ощущал давно забытое удовлетворение и негу, которая продлила его пребывание в постели ещё на несколько часов. За то время, что он валялся, обдумывая сложившуюся ситуацию, Гриша сделал несколько важных выводов и решил, как человек упорный и не привыкший отступать, действовать наверняка. Если Виталику нравится Кирилл, значит, он подсознательно хочет, чтобы кто-то принимал решения за него и проявлял не только заботу, но и твёрдость. И пусть Гриша не эталон альфа-самца, но уж рулить и быть настойчивым он умеет. Спасибо всё той же модной индустрии — там, если ты размазня, тебя закопают живьём. Лагошин после работы в агентстве долго отучал себя быть поганцем, но ведь былое можно и вспомнить. Напора и желания показать Виталику, кто главный, было хоть отбавляй. В конце концов, даже если у них ничего не получится, Гриша поимеет свою сатисфакцию к их взаимному удовольствию. Подтянув к себе комп, Лагошин первым делом влез на писательский сайт, отслеживая активность Лузера Сени. Виталик не появлялся там со вчерашнего дня, но отзыв мог привлечь его внимание. На сайте имелась функция отправки уведомлений, и Гриша был почти уверен, что Виталик её использует. Текст был готов, но Лагошин сперва привёл в порядок себя и квартиру, а также влез в личные данные сотрудников фирмы, чтобы узнать фактический адрес проживания Арсеньева. План был намечен, и Гриша погрузился в машину, отправляя отзыв перед тем, как стартовать. Нужно было дать Виталику время переварить то, что он узнает: «Иногда мы так сильно кого-то ненавидим, что не замечаем того, кто любит. Причиняем боль не действием, а равнодушием. И убиваем не врага, а часть своей души, живущую в сердце другого». — Уже пятнадцать минут сидит, замёрзнет же, дурачок… Гриша наблюдал за страдающим от собственной недогадливости Виталиком, который почему-то сидел на лавке возле своего подъезда. Лагошин ждал, что тот ему напишет или позвонит, но когда Арсеньева начало мелко трясти от холода, Гриша не выдержал и вышел к нему сам, опустившись на скамейку рядом и переплетя их пальцы, понимая, что Виталик, судя по всему, сидит здесь уже очень давно. Решение поехать к себе, а не остаться у Арсеньева, пришло мгновенно, и то, как робко Виталик начал извиняться, пытаясь понять, испортил ли он всё окончательно или ещё есть шанс, сразу сняло все обиды и вопросы. Гриша, конечно, не удержался от шпильки про «соси прощения», но это было уже совершенно не важно, потому что обещание Виталика написать историю о том, как менеджер влюбился в программиста, перекрывало все прошлые и будущие обиды. Целоваться они начали с порога, и Гриша не обращал внимания на саднящую боль в прокушенной вчера губе, не отпуская Виталика, лаская его так, будто через час наступит конец света, показывая, как давно хотел его, именно такого — страстного, податливого и думающего о нём, а не о левых мужиках, которые давно устроили свою личную жизнь. Гриша прикусывал язык, чтобы не начать шептать несвоевременные признания, а уж когда Виталик сам опустился на колени и, выпростав из петель ремень, потянул вниз джинсы, стало не до размышлений и слов. Сосал Сеня, как мысленно стал называть его Лагошин, просто богически. Брал глубоко, причмокивал и сопел носом, стараясь изо всех сил доставить любовнику как можно больше удовольствия. Гриша выполнял обещания, данные в комментариях, вплетая пальцы в мягкие чёрные волосы и выводя голосом такие рулады, что оставалось только поблагодарить дополнительную шумоизоляцию. В первый раз Гриша кончил Виталику в рот, рухнул рядом с ним на колени, впиваясь поцелуем во влажные покрасневшие губы, вылизывая его и ни капли не смущаясь вкуса собственной спермы. На второй раз он потащил ещё возбуждённого Арсеньева на кровать, полностью раздев и изучая его тело медленно, почти издевательски. Касаясь невесомо, несколько раз перехватывая член у основания, не давая кончить раньше времени. Сеня рычал, ругался, даже пытался вырваться, но Гриша только смеялся и прижимал всем телом к кровати, снова заводясь и готовясь сделать то, о чём так долго мечтал. О том, какой Виталик узкий, сладкий, красивый и восхитительный, узнала вся округа, потому что шумоизоляция — это хорошо, а вот открытое окно во время страстного секса — уже не очень. Гриша смотрел в тёмные глаза любовника, мечущегося под ним и раздирающего вчерашние царапины по новой, и понимал, что не отпустит его, даже если для этого придётся убить неплохого, в общем-то, мужика — Кирилла Леонидовича Опалихина. *** — Сень, ты телефон забыл! — Ещё раз назовёшь меня Сеней, и я забуду тебя! Или сделаю симметричный шрам над второй бровью. Как ты там, говоришь, его получил? Открыл дверь себе в лицо? Гриша обиженно засопел и сунул Виталику в руки телефон. Вот не зря он не любил рассказывать о том, как получил шрам, рассекающий бровь. История была нелепой до невозможности, но впавшему в очередной приступ самоуничижения Сене, номер телефона которого вычислила мама, было просто необходимо услышать, что не с ним одним в этой жизни случаются дурацкие происшествия. Теперь при любом удобном случае, а точнее — через раз, когда Гриша называл любовника Сеней, тот припоминал ему эпическую встречу с дверью и грозился повторить незабываемое приключение. — Не занудствуй, это наш первый совместный корпоратив, нам ещё общественность шокировать. Так что побереги силы для каминг-аута и объяснений с девочками, которые попадают в обморок. Виталик только фыркнул, не став уточнять, что Катя и Саша ещё пару месяцев назад поздравили его с успешным началом отношений и согласились хранить тайну всеобщего прозрения от Гриши, который слишком забавно пытался конспирироваться, чтобы не навредить репутации Арсеньева. Подняв повыше ворот джемпера и расправив его так, чтобы скрыть свежие засосы, Гриша протянул руку любовнику, дав опереться на неё, чтобы влезть в ботинок. В этот момент на отложенном в сторону телефоне тренькнуло уведомление, и Гриша дёрнулся посмотреть, едва не уронив Виталика. — Гриша! Закончи одно дело, а потом начинай другое. Иногда мне кажется, что ты над лайками и комментариями под работой трясёшься больше, чем я сам. — А ты как хотел?! Это о нас рассказ, должен же я знать, что люди думают. А ещё следить за тем, чтобы никто не клеился к тебе в комментариях. Виталик рассмеялся и притянул Гришу к себе, проводя ладонью по щеке и мягко улыбаясь. — Мне никто больше не нужен. Вряд ли кто-то, кроме тебя, заставил бы меня сменить ник на Везунчика Сеню.