Гипнотизер

Про мое увлечение психологией не знает разве что самая свежеиспеченная фанатка ТН. А что в этом удивительного-то? Вот разговариваешь с человеком, а у него тем временем целый экшн в голове происходит: шарики-ролики мечутся, шестеренки крутятся. И ведь не просто так это шуршание. Вся круговерть подчиняется определенным законам. Не говорю, что мне охота лезть в дебри нервов-нейронов, нет. Мне интересны причины тех или иных поступков, да и сами люди, меня окружающие — как таковые. А поскольку основную часть времени мы проводим в турах да студиях, оптимальным предметом для наблюдения являются мои согруппники. Впрочем, тут не только для меня, а для целой роты психоаналитиков хватило бы материала. С этими бесконечными вью, в которых мы подаем себя согласно заданным образам, порой забываешь, какой ты настоящий. И репортер ушел уже, а Том по-прежнему лепит дурочку в мой адрес. Очнись, родной! Я улыбаюсь добродушным дауном на твои подколы только на публике! И пусть потом фанатки гадают, откуда у меня это всепрощающее терпение? Но за кадром мне хватает одного взгляда, чтобы шутник вышел из образа развязного мачо и прикусил язычок. Каулицы знают это, а Густ, молчаливый по роли и просто добродушный по жизни, в оговорках не нуждается. Биллу, правда, еще сложней, если у него уже появились зачатки шизофрении, я не удивлюсь. Но я не врач, чтоб ставить ему диагноз, а просто товарищ. Хотя посудите сами: день изо дня носить женские шмотки-сумки-цацки, краситься и кокетничать со всем, что встречается на его звездном пути — и так с 15ти лет! Когда в детстве он красил глаза и волосы, он еще не знал, во что это выльется впоследствии, иначе засунул бы этот черный карандаш… в общем засунул бы! Потому что для прикола — это одно, а один из основных пунктов контракта — уже совсем другое. И порой между дефиле в свет наша звезда просто забывает выходить из своего гламурного образа. Приходится встряхивать его, напоминая, что он все же не капризная девка, а нормальный парень. Зачем мне это? Да потому что Йосту и прочим нет дела до внутренних изменений Билла, они будут только рады, что Дива всегда готова к употреблению СМИ, хоть разбуди ее среди ночи. И чего париться, напоминая ему, кто он есть на самом деле? Я знаю братьев кажется всю жизнь, да все же лучше меня помнят основные вехи нашей совместной биографии. И я не хочу, не могу допустить, чтоб мой друг превратился в истерично-фееричную принцессу, королеву любого афтапати. Хотя бы внутренне. Не спорю, костюм метросексуала на нем сидит как влитой, но пусть он остается только костюмом. Да чего там, мне нравится его паблик-имидж, но лишь до тех пор, пока он остается просто имиджем, не затрагивающим внутренние струны его мальчишеской души. Весь его сценический облик призван соблазнять и провоцировать. Цепочки, ремни, напульсники, перчатки — с одной стороны дань молодежной моде. А с другой, каждая деталь — провокация и вызов: вот он я, перед вами, неприступный, но покорный, в ошейнике. Ну и кто рискнет попробовать взять меня в поводок? Наверное, в этом и есть секрет его сексуальности: в шатком садо-мазо балансе из голодного повелительного взгляда, с одной стороны, и аксессуаров секс-раба — с другой… Черт, во мне, похоже, действительно погибает психолог! Интересно, только я доанализировался до таких глубин? Вряд ли, у нашей имидж-пиар команды нюх на такие контрасты, это их хлеб. И все же пальма первенства на этом поприще принадлежит самому Каулицу — у него чутье на все эти штучки. Последнюю фишку, с молниями, вообще можно патентовать как ноу-хау. Я даже не о красных росчерках и соблазнительных разрезах по швам на джинсах. Я про эту его дикую имитацию застежки на майке, будоражащую воображение, стоит ему повернуться спиной. А у меня он почему-то ассоциируется с куклой, у которой сзади, под легкой распашонкой спрятан механизм движения, плача, выключения… Когда он подбегает ко мне на концерте и невольно демонстрирует эту свою молнию, поворачиваясь спиной, у меня непроизвольно учащается пульс. Вот она, застежка, только протяни руку, потяни, нажми на кнопку — и эта заводная игрушка начнет подчиняться твоим командам. Но я отвлекся. Так вот, не грузя вас понапрасну именами и теориями, скажу только, что последним моим увлечением на стезе познания человеческих глубин стал гипноз. Я считаю себя сильной личностью, и в процессе самообразования после изрядного количества упражнений и тренингов мне захотелось поэкспериментировать на живой натуре. К чему, собственно, я и стремился как к конечному результату. Но прелесть овладения тайными знаниями состояла вовсе не в факте подчинения другого человека своей воле. Хотя что уж от себя-то таить, в этом есть определенный кайф, в осознании своей силы. Но изначально гипноз, как много другие полезные вещи, вроде мирного атома, открывался и изучался для действенной помощи, для запуска внутренних рычагов самолечения, самообновления и самовосстановления личности. И хороший (читай — добросовестный) гипнотизер никогда не использует свои возможности во вред пациенту, пустившего его в святые святых — свое подсознание. Полчаса назад нас привезли в отель после очередной передачи с полным набором шоу-прелестей в виде вопящих фанатских рядов в студии, жизнерадостно-раздражающей пары ведущих ток-шоу, норовящих спалить все живое софитов и операторов, по наглости сравнимых с зубными техниками, заезжающими своими камерами в рот до коренных зубов. Я устало развалился в кресле в своем номере, вяло-шевелящаяся мысль крутилась вокруг одной темы: какова должна быть степень доверия одного человека к другому, чтобы он мог добровольно согласиться на сканирование своих мозгов? Вот кому бы я сам доверился? Дипломированному доктору с кучей наград в области изучения себе подобных? Нет! Ну разве что моя проблема стала бы делом жизни и смерти. Родителям? Вряд ли. Им точно не понравится содержание моей головы. Ребятам из группы, которые за время многолетней ежедневной притирки уже знают меня как облупленного? Может быть Густ? Том? Я невольно усмехнулся, представив Тома, совершающего странные пассы руками в репперском стиле, при этом вдумчиво смотрящего в мои глаза. Билл? Ооо, один из основных атрибутов психомастера у него точно имеется — пригвоздит взглядом, как коллекционер бабочку! Правда в мирной жизни за ним такого не водится, это — исключительно на публику, как командный голос для офицера. А может дело в макияже. Я вздрогнул от неожиданного стука в дверь и поднялся открыть. Стук условный — для своих, 5+1 — Ich muss durch den Monsun. На пороге стоял Билл. Легок на помине — подумалось, и я улыбнулся. — Что? Смешной? — огорченно протянул наш солист, так и не смывший боевую раскраску. Он отлично знает, как я отношусь к его образу Дивы в нерабочее время. — Ну лень мне отмываться было! Вымотали сегодня. Хорошо хоть уговорил волосы не ставить, — он тряхнул легкой укладкой и без церемоний шагнул к насиженному мной креслу. — Йорки, я побуду у тебя, можно? Или мешаю? Том там с телкой закрылся, — доверительно добавил он, словно оправдываясь, почему завалился ко мне, а не к брату. — Да ладно, располагайся, как раз о тебе думал, — я пожал плечами, зная его привычку находиться в чьем-то комфортном для него обществе после стрессовых вьюшек. — Оу? А что ты обо мне думал? И часто с тобой такое? — Билл заерзал в кресле, включив «рабочую» улыбку. — Билл, шоу уже закончилось, медведи сидят по клеткам! Он как-то сник и даже не стал парировать. Просто устало опустил голову — выключатель «звезда» ушел в положение off. А через несколько мгновений из поднявшихся на меня глаз уже выглядывал любопытный мальчишка: — А правда, Йорки, о чем ты тут размышлял? — Да вот думал, на ком бы мне попрактиковаться. Бровь Билл, та, что с колечком, поехала вверх, и он не сдержал смешка: — Тебе нужна практика? Так что же ты не прихватил с собой пару фанаточек из студии? — Дурак, — я беззлобно огрызнулся, — я о другом… — Йоооорки, ты сменил ориентацию и даже не поделился с нами этой новостью? Теперь я удивленно воззрился на друга: — Ты о чем? — Ну ты же сам сказал, что думал «о другом», — Билл снова прыснул. — Ну ладно, ладно, — он не стал дожидаться моего сурового взгляда, — твоя репутация, как жена Цезаря — вне подозрений! Я задумчиво рассматривал расположившееся в моем кресле чудо, сидя на краешке кровати. Досталось ему сегодня — почти час за всех отдувался и сиял-сиял-сиял жизнерадостной улыбкой. Как еще силы-то хихикать остались? Интересно, откуда он их черпает? Что творится в его хорошенькой головке? Предложение прозвучало неожиданно, даже для меня самого: — Слушай, Билл, а хочешь я тебя загипнотизирую? — Ты меня… что? — у него даже глаза округлились. — Я в последнее время увлекся теорией гипноза, да ты сам спрашивал, чего я читаю. Вот думаю, что пора бы попробовать на практике, чему я научился. Ну то есть думаю, что научился, — добавил я чуть смущенно. — Да чего ты так вытаращился? На очковую змею похож со своей подводкой! — То есть ты думаешь, что сможешь меня загипнотизировать? — повторил он за мной, чуть растягивая слова. Он всегда тянет, когда сходу не может ответить, привычка с интервью. — Я могу попробовать, если ты не против. — А зачем? И почему меня? — прямой взгляд требовал прямого ответа. — Должен же я на ком-то испытать свои теоретические навыки? Так уж лучше на том, кому я доверяю и кто не оборжет в случае неудачи. — Польщен твоим доверием! И правом стать у тебя первым. Издевается? Ох, Каулицы… — Это значит — да? — Йорки, ну разве я могу отказать другу, даже в такой ненормальной просьбе? Для тебя — все, что пожелаешь! А что ты будешь делать — просто погрузишь меня в сон? — Не совсем. Я надеюсь, что смогу вытянуть из тебя все тайные мысли, — я попытался изобразить мрачный лик готовящегося к кровавому обряду колдуна. — Ой как страшно! Всю одну, мою любимую «Билл Каулитц- самовлюбленная Дива»? Все острит, даже над собой, вот неугомонный! За это и люблю эту егозу. — Билл, я серьезно. Знаешь, для чего используется гипноз? — Не маленький! Для шоу, чтоб целый зал посмеялся над десятком добровольцев! — Да не об этом мы, а о первоначальном назначении. Его используют, чтобы вытащить наружу из подсознания все страхи и, озвучив и осознав — побороть их. Вот ты — чего ты боишься? — Я? Я же великий фронтмен всех времен и народов, у ног которого все девчонки мира! Ладно, не все — часть у Тома в футболках запуталась. Ну и твоя одна, хорошо — две поклонницы. Чего мне бояться? Разве только, что разлюбят. — Билл! — я посмотрел с укоризной. — Ты пойми, что в состоянии транса ты не сможешь острить, а будешь говорить правду о себе, даже если она будет не слишком приятной. Вопрос: ты сам-то готов доверить мне как на духу свою бесценную голову? Если у меня все получится. Билл ненадолго задумался, царапая ногтем молнию на своей штанине. И вновь поднял на меня глаза, на этот раз совершенно серьезные: — Йорки, да нет у меня секретов от тебя. Ну или почти нет, но это неважно. Давай, исследователь запредельного, залезай уже в мой мозг. Только ничего там не поломай! — Ты точно уверен, что согласен? Давай тогда на первый раз не будем играть в психоаналитиков — не буду я тебя о неприятном расспрашивать. Просто попробую ввести в транс и задать пару вопросов. — Йорки, ты же в курсе, что я перфекционист? Тыщу раз говорил об этом! Так вот, если у тебя получится, ну усыпить меня, уж будь добр — освободи меня от моих демонов, заодно и расскажешь потом, как они выглядели. Ведь, как я понимаю, я ничего не буду помнить, что говорил? — Ладно, давай попробуем, а там уж как пойдет — посмотрю по обстановке. И… Билл. спасибо за доверие, — я чуть пожал его руку. А он ответил теплой улыбкой и расслабился в кресле, положив руки на подлокотники. Я начал по классической методе, плотно зацепив взгляд Билла, с монотонностью метронома убеждая его, что его ноги, руки, веки и т.п. «теплые и тяжелые». Через какое-то время он постепенно обмяк, запрокинул голову, беззащитно открывая острый кадык с давящим на него ошейником, и похоже, действительно заснул. Неужели получилось? Но это еще только начало. Теперь самое сложное: — Билл, ты спишь, но слышишь меня. Я буду считать до пяти, 1-2-3-4-5, на счет 5 ты откроешь глаза и будешь отвечать на мои вопросы. Потом я буду считать в обратном порядке 5-4-3-2-1 — и ты проснешься. Ну поехали! — 1-2-3-4-5. Билл, открой глаза! Накрашенные глазки распахнулись точно по команде. Вгляделся в них — вполне ясные, не сонные, но практически без выражения. Пустые. Мне стало немного не по себе. Но сконцентрировавшись, взяв себя руки, я бросил пробный шар: — Как тебя зовут? — Билл Каулиц, — мой пациент ответил не так, как сегодня на вьюшке, задорно-звонко, а каким-то грудным, интимным голосом. Но ни в тоне, ни на лице ни тени насмешки. — Как ты себя чувствуешь, Билл? — Хорошо. Отлично, четкие, немногословные ответы — по существу, без лишних эмоций и комментариев, так и должно быть. — Ты готов отвечать на мои вопросы? — Я готов. Я невольно отметил про себя, что Билл в нормальном состоянии уже ввернул бы «а чем по-твоему я занимаюсь?!» — Что ты больше всего любишь, Билл? Кажется, он немного растерялся, но почти тут же начинал перечислять: — Колу, концерты, Тома, пиццу, маму, спать. Я уже понял свой промах, нужно задавать более конкретные вопросы, с ограниченным радиусом действия. — Что тебе нравится в наших концертах? — Нас слушают, подпевают, у них восторг. Я стою перед огромным залом, и все пришли сюда ради нас. Это так здорово! Ага, он начал разговариваться, главное направить в нужное русло, задать тему. Надо попробовать с другой стороны. — А что ты любишь делать после концерта? — Пить! Что-то холодное. И чтоб никаких журналистов. Сидеть, закрыв глаза. У тебя или у Тома. Да, у тебя. О как! Я в приоритете! Приятно. Ну что ж, пора рискнуть? — А чего ты больше всего боишься? Опять секундное замешательство, но поскольку тема была задана, он продолжил по ней: — Я стою на сцене, с микрофоном в руке, зал ревет в ожидании первых слов. А я… я не могу издать ни звука. У меня нет голоса, — он внезапно вскакивает из кресла и подносит к губам руку, сжимающую мнимый микрофон, — я пытаюсь, но не могу издать ни звука. Это кошмар! И он снова бессильно падает в кресло. Так, одного демона распознали. Оставалось его обезвредить: — Успокойся, Билл, это действительно только твой кошмар, не более. С твоим голосом теперь и навсегда все хорошо. На нужно больше бояться, этого не случится. — Да, — улыбается уголком рта. Или мне показалось? Сведенные в гримасе черты разгладились. Теперь был нужен отвлекающий маневр, переход на что-то позитивное: — Расскажи мне, что доставляет тебе удовольствие. Не обязательно из концертной области, что-то простое и повседневное. Например, что приятного случилось с тобой вчера? Пауза. И лицо друга расцветает в счастливой улыбке: — После концерта, так устал. Я стою под душем — Билл словно в подтверждение своих слов зажмурился, запрокинул голову, — так хорошо, расслабляет. Смываю этот дурацкий лак, голове наконец-то приятно. Он запустил руки в волосы, словно намыливая их. — Какой у тебя шампунь? — спросил я прежде, чем успел подумать. — Dove, белый такой флакон, с синим голубем. И гель для душа такой же. Мне запах очень нравится. И нежный он, — Билл снова расцвел в улыбке, да такой чарующей, что мое сердце забилось чаще, совсем как у всех этих девочек, сраженных стрелами его обаяния. А Билл тем временем «вымыл» голову и перешел на тело: медленными плавными движениями смывая с себя душистую мыльную пену. Он так выгибался навстречу невидимым водяным струям, что мне стало неудобно, словно я и впрямь подглядывал за другом в душе. Хоть Билл и был полностью одетым, естественность его движений создавала полную иллюзию наготы. Но ведь дите-то, девица наша — протащился от геля для душа! Усилием воли — тоже мне, гипнотизер! — заставив себя оторваться от этого зрелища, я задал следующий вопрос: — Отлично, я понял. Теперь задание посложнее, Билл. Попробуй вспомнить что-то, чего тебе очень хотелось, но ты боялся себе в этом признаться. Билл замер, по лицу было непонятно, вспоминает он что-то или просто не понял, что от него требуется. Подумав, что все-таки второе, я решил немного подтолкнуть к признанию: — В детстве многие имеют тайные желания, смешные, глупые или стыдные. Потом они забываются, но оставляют свой след, который может проявиться гораздо позже. Черт, зачем я это ему говорю? Надо всего лишь объяснить, что я хочу от него услышать! Билл, подумай, пожалуйста, чего ты хотел очень сильно, но так и не осуществил? И не озвучил, не говорил даже Тому. Сейчас об этом можно рассказать. Какое же я право имею на подобные расспросы? Впрочем, он сам дал согласие. Да и чего я о нем не знаю? Ничего особо страшного с ним не случалось, ну разве развод родителей и напряги в школе. Значит из рук вон криминального он и не выдаст. Если бы я знал, как ошибаюсь, я не то что не задал этот вопрос, а послал бы лесом всю затею с сеансом! Билл вдруг странно ухмыльнулся и медленно облизнув губы начал: — Давно хотел, чтобы меня отымели сразу двое… Я поперхнулся воздухом. Ошарашено уставившись на невозмутимое лицо друга, постарался с максимальной бесстрастностью поинтересоваться: — Ты хочешь сказать — заняться сексом с двумя девушками одновременно? — Да нет же! — чуть раздраженно. — Хочу, чтоб меня трахали два мужика. Призрак Оперы не имел лица? Чушь! Лица больше не имел я! От шока они сползло ниже уровня ремня, где и зависло, создавая ощутимое напряжение. -Билл, ты хочешь сказать, что ты гей и подавляешь свое влечение к мужчинам? — Да не гей я! Вернее — не знаю! Я ж не пробовал! Пока мне нравились девушки. Но я хочу узнать, как это — с мужчиной? Почувствовать его, нет — их, в себе. Мне кажется, мне должно это понравиться. Я глупо хлопал глазами, втайне радуясь, что Билл все же под гипнозом и не может оценить мой охреневший вид. И решил идти до конца, а уж рассказывать ли потом Биллу о странностях его подсознания — там видно будет. — Ты имеешь в виду кого-то конкретного? Или тебе все равно, кто это будет? — Конечно конкретного. Я хочу Йоста и Бушидо. Обоих. Если бы я сейчас посмотрел на себя со стороны, то испугался бы этого человека с безумными глазами маньяка и стояком в штанах. Но срывающимся хриплым голосом все же продолжал допрос, уже превратившийся в собственную пытку: — Почему их, Билл? Они тебе нравятся? — Нууу, — Дива возвела подведенные очи к потолку и села в кресло, элегантно забросив ногу на ногу, — они оба такие. такие самцы! Им хочется просто подчиниться, отдать себя в их руки. Они такие сильные — это меня возбуждает, — он выдал настолько вызывающе-пошлую улыбочку, что у меня даже волоски на руках встали дыбом. — И я хочу, чтобы они взяли меня одновременно. — В рот и в попу? — машинально спросил я, а перед глазами уже все плыло от нахлынувшего возбуждения. Билл на несколько секунд задумался, словно прикидывая, как там у него все это в голове происходит, и наконец кивнул: — Ну в принципе можно и так. Для начала. — Для начала? — опять на автомате повторил я. — Вообще-то я думал, что они меня будут трахать одновременно — в зад. Я аж застонал, не сдержавшись: — Билл, как это в зад — одновременно?! Сразу оба что ли? В глазах Билла мелькнуло раздражение на такую непонятливость и он, встав с кресла, опустился на четвереньки, выставив зад и прогибаясь как гибкое животное. Взмахом головы отбросив с лица волосы, он проехался по мне потемневшим взглядом и как мог наглядно «показал» картинку: — Я стою на коленях над лежащим на ковре Бушидо, он притягивает меня к себе за зад, раскрывая мои ягодицы так, что почти больно. Да, конечно же мы голые. Оххх, йопт! Простое упоминание о его наготе заводит еще сильнее. Он целует меня, жадно захватывая мои губы, колется щетиной, но это только еще больше заводит меня. Я касаюсь своим членом его члена. Он дрожит, я почти сижу на нем, но сесть до конца мне не дают. За мной на коленях пристроился Дэвид и вставляет в меня два пальца, они скользкие. Неприятно, но это пройдет, я знаю. Откуда он знает?! Он же не.Другой рукой он гладит меня по спине, чтобы я еще приподнял попу, выгнулся сильнее. И Билл опустился ниже, поднимая зад в совершенно бесстыдной позе и водя им из стороны в сторону, словно в такт движению вставленных в него пальцев. Моя рука непроизвольно легла на ширинку, нервно сжимая. А Билл реально балдел, словно эти двое действительно в данный момент занимались его ублажением. — Но это уже после того, как я отсосал у Йоста, происходит, — как бы между прочим пояснил он будничным тоном. — точнее, он меня просто отымел в рот, держа за волосы. Я чувствовал, как по моим висками стекали капельки пота, но не мог оторвать глаз от изгибающегося на полу похотливого создания, уже мало чем напоминавшего моего друга. Чернющие глаза горели от вожделения, мокрые губы просили поцелуев. жестких, глубоких, чтоб прикусить его чертов пирсинг, задыхаясь от сводящего с ума желания — стоп, Листинг!!! А он все продолжал прерывающимся от вздохов хрипловатым голосом: — Девид убирает пальцы, и Бушидо снова тянет меня вниз, сжимая за половинки, насаживает на себя. Так меееедленно! — Билл откинул голову назад и, оскалившись, испустил удовлетворенный стон. Я готов был поклясться, что у него сейчас тоже нехилый стояк, но проверить это ни за что не решился бы, а из-за позы не видно было. — Рук он не опускает, продолжая меня раскрывать, и начинает поднимать и опускать меня. Но мою талию сжимают ладони Девида, он снимает меня с члена Бушидо и тянет назад, к себе. И вставляет по самые яйца, с размаху. Теперь я уже двигаюсь в его руках, назад-вперед и трусь членом о живот Аниса. Потом он меня снова перехватывает. И снова Дейв. Они не дрочат мне — специально, чтоб меня хватило на дольше, на них обоих. Тело Билли ходило ходуном то в вертикальной, то в горизонтальной плоскости. А я окончательно сойдя с ума, лихорадочно дрочил себе, сунув руку в штаны. Мысль, что надо срочно это прекратить, разбудить друга, уже не посещала мою голову, весь разум сосредоточился на поверхности головки. В итоге кончили все как лампочки в новогодней гирлянде — один за другим. Сначала Йост, в озвучке Билла, затем сам Билл, томно изогнувшись, содрогнулся и замер, не забыв однако озвучить финиш Бушидо, а также состояние повышенной влажности собственной задницы после даббл-порции спермы. В этот миг я догнал мифического Аниса, залив себе руку и намочив штаны. Хорошо хоть изнутри, может, не протечет так заметно, — с ужасом подумал я. Выплывая из пелены оргазма, я смотрел на Билла, сломанной куклой лежащего на ковре. Подойти, поднять, сжать в объятьях, гладить и целовать, покачивая в руках — все равно потом не вспомнит. Черт! — Спасибо, Билл, я понял. фаак, чуть не сказал — спасибо, я кончил! Очень интересная фантазия. Кстати, ты забудешь ее, когда проснешься. Будем считать, что еще от одного демона ты освободился. А вот у меня одним демоном стало больше, — мрачно подумал я. Может, пора уже заканчивать это безумие? Разбудить Билла? Ладно, надо дать ему пару вопросиков на отходняк, только осторожно, чтоб опять не повело. И меня вместе с ним. — Билл, расскажи мне о своем любимом вкусе, из детства. Что-то лакомое, что ты попробовал и тебе запомнилось. — Клубничная чупа-чупс, — не раздумывая ответил Билл. Я мысленно застонал, представив, как он сосет круглую конфету, надеясь только, что обойдется без демонстрации. Не обошлось. За неимением под рукой леденца, Билл сунул в рот указательный палец и стал увлеченно его посасывать, изредка постукивая штангой по черному ноготку. Черт, да что же это такое?! Он — маньяк, или я сам схожу с ума? Он же под гипнозом, он просто показывает свои желания. И одна безумная фантазия еще не значит, что его голова забита сплошным порно, да к тому же гейским! Йорки, тебе самому помощь нужна, психоаналитик ты хренов! Отдрочить на своего друга, введя его в транс и засыпав двусмысленными вопросами. Какой стыд! Стоп, я же хотел разобраться с его неуемным девичеством, вместо того, чтобы… — Да, Билл, я понял. Конфета была очень вкусной. Итак, последний вопрос и будем потихоньку просыпаться. Зачем ты красишь глаза? Тебе действительно получаешь от этого удовольствие, или это лишь часть имиджа, оговоренная в нашем контракте? Медленно поднялись тяжелые длинные ресницы и, полыхнув отточенным на фотосессиях и концертах как лезвие взглядом, Дива ответила: — Для тебя. Тебе же нравится? Сказать, что я лишился дара речи — ничего не сказать. Открыв рот, я уставился на друга, шокированный этим признанием больше, чем давешней сценой. Его лицо было спокойно и безмятежно, издеваться в таком состоянии он просто не мог. Значит — правда? И что мне теперь с ней делать? Заставить его просто забыть о ней, изгнав вместе с предыдущим демоном? Я решил все же расставить точки на теме внешности — терять было нечего, мое спокойствие и так почило в бозе. — Билл, а зачем ты хочешь мне нравиться? Вопрос вырвался сам собой! Ведь собирался же сказать, что мне не нравится его превращение в девчонку, эти манерные замашки, макияж чаще, чем того требуют обстоятельства. Но не смог. Потому что понял, какая это фигня, что он мне нравится таким, какой он есть, с его побрякушками, взвизгами и томными взглядами из-под изогнутых бровей. А Билл просто ответил: — Потому что мне нравишься ты. И тут я уже бесконтрольно, зато совершенно искренне воскликнул, не задумываясь о последствиях, о том, как может отреагировать сейчас (и главное — потом!) мой находящийся в трансе друг: — Ох, Билл, если бы ты сказал это в нормальном состоянии! В черной глубине зрачков вдруг заплясали веселые искры, и Билл шагнул ко мне, непринужденно усаживаясь на колени: — А я и есть — в нормальном! — и широко улыбаясь, провел тонкими пальчиками по моему виску — вниз, до уха. Меня словно дернуло током, так что Билл почти подпрыгнул на мне. — Так ты.? — Я не под гипнозом, — глаза смеялись, а я не находил слов. — Прости, что решил разыграть тебя, но так забавно было наблюдать за тобой — как ты наблюдаешь за мной. Ну как — Оскар мне положен? Хотелось просто заорать: «Как ты мог?! Зачем?! Это жестоко, наконец!» — но все эти полные шока и обиды слова так и не вырвались наружу. — Так это все розыгрыш… — в конце концов еле выдавил я. — Ну почему же — все? Я нашел в себе силы все же поднять на него глаза. И тут же утонул в двух озерах шоколадной лавы. И пока собирал вихрем выпорхнувшие из головы обрывки мыслей в слабой надежде что-то ответить, этот гаденыш чуть поерзал, устраиваясь на мне, и продолжал молча, но обещающе улыбаться — наслаждался моим смятением. Я машинально положил руку на узкую спину, прошелся вверх по пресловутой фальш-молнии. Мыслей не было, только ощущение ребристого металла под пальцами. — Жаль, что имитация, — тихо сказал я невпопад. Билл потерся об меня носом и довольно хихикнул: — Неа, эта — настоящая. Я заказал одну, чтоб расстегивалась. Специально для тебя. Черные волосы накрыли мое лицо, отгораживая от мира, и я почувствовал мягкие губы на своих губах. — Мой любимый гипнотизер, — прошептал Билл мне в рот, открывая острым язычком наш Великий шелковый путь к блаженству.