Отопление

Пятничным вечером полковник Жилин спешит домой со всех ног. Обычно за неделю он устает так, что все выходные неподвижно лежит на диване, не думая ни о чем. Сегодня ко всем бедам Жилина добавляются заморозки, из-за которых он не смог завести машину и добирался на работу автобусом. По дороге обратно ему отдавили ноги, испачкали китель и пару раз вслед кинули «мусор». В общем, сегодня есть все основания выпить половину бутылки из неприкосновенного запаса в серванте. Однако первым делом Жилин включает фоном телевизор и доедает салат, поглядывая во вчерашнюю газету. Привычное течение вечера обрывает резкий стук в дверь. Он идет открывать и встречает на пороге дрожащего Игоря Катамаранова. Полковник молча глазеет несколько секунд, вспоминая, что именно так раньше всегда и было — Игорь стучал ему в дверь каждое утро перед школой и каждый вечер, чтобы позвать гулять. Прошло, казалось бы, всего лет пятнадцать, а Жилин совсем забыл.  — Здарова, — говорит Игорь хрипло и относительно внятно. Его лицо хотя и не чище обычного, но кажется бледным и немного больным. — Пустишь переночевать? Жилин уверен, что будь на месте Катамаранова другой человек, он бы и ухом не повел — своих проблем навалом. Но Игорь его единственный друг, так что тут даже думать не приходится.  — Проходи, проходи… А где ж твой головной убор? — спрашивает Жилин, разглядывая Игоря, и не может решить, что ему не нравится больше — посиневший нос или тонкая стеганая куртка, которая в такую погоду абсолютно бесполезна.  — Ветром унесло, — с досадой отвечает Игорь. У полковника дома тесновато — он живет в однушке и немного увлекается садоводством, так что балкон и все подоконники заставлены горшками.  — Тебе чая или коньяка? Да чего это я… Жилин наливает Игорю рюмку, и тот выпивает, подсаживается ближе к батарее и вытягивает дрожащие руки.  — Хороший мой, да у тебя же обморожение. Надо… — Жилин усердно вспоминает школьные уроки ОБЖ, которые посещал всего пару раз. — Растереть чем-нибудь. Он снимает со спинки стула старенький шерстяной свитер и, стараясь не сильно давить на кожу, растирает почти белые пальцы Игоря. Тот негромко шипит, но терпит. — Готово, — говорит Жилин, держа его руки в своих. — Я все-таки поставлю чай. Игорь принимает кружку, не замечая, что это почти что безвкусный кипяток, и в тепле его начинает клонить в сон. Так они и сидят молча до глубокой ночи. Катамаранов рассеянно думает про кота, Серегу и немного про Зинку, а потом нехотя и с притупившейся болью вспоминает, что кот этот вообще чужой, Зинка навсегда осталась в Чехословакии, а Серега тот и вовсе пропал. Зато вечно сонный и усталый Жилин по-прежнему здесь, и Игорю теперь кажется, что вот таким он всегда и был, даже в первом классе, когда они познакомились. Игорь редко думает о чем-то вроде ушедших школьных дней, работы, окружающих людей, словом, о тех вещах, которые интересуют нормальных людей. Он вообще редко думает, если быть честным. Все мысли проносятся так быстро, что не успевают даже отпечататься в памяти, и ему необходима бутылка-другая чтобы как-то замедлить их. А может, как все время говорила ему мать, это просто дурацкие отговорки. Жилин ежится, ведь сидит возле оконной рамы, которую все равно продувает, пусть она и заклеена. Он зевает, уходит в другую комнату и возится там несколько минут. Возвращается уже в обычных штанах и свитере со стопкой вещей, которую и протягивает Игорю.  — Я тебе постелил на диване, — говорит Жилин, а Игорь только благодарно кивает и плетется в комнату. Сейчас и не вспомнить, когда он в последний раз засыпал в нормальной постели. Сон забирает Игоря так быстро, что он не успевает почувствовать ни сквозняк, ни что-нибудь еще, а Жилин еще несколько минут стоит у окна и смотрит, как мир снаружи засыпает снегом. Игорь остается на всю неделю, потому что наутро обнаруживается, что он простужен. Жилин строго-настрого запрещает выходить из квартиры и шарит по полкам в поисках таблеток. Катамаранов говорит «Никаких пилюль пить не буду» и лечится чаем с лимоном и оставшейся водкой. За всю свою жизнь, полную ночевок под открытым небом и заплывов по ледяным озерам, Игорь болел от силы раза два-три, поэтому кашель и температура для него вещи далеко не рядовые. Пока он болеет, заморозки не прекращаются, наоборот, комнатный термометр показывает все более низкую температуру. Иногда снег идет без остановки два дня подряд, и почти все машины во дворе стоят под метровым панцирем снега. Дети под окнами заливисто смеются по дороге в школу и обратно, но гулять на улицу их не пускают. Катамаранов, сидя в квартире в одиночестве, со скукой пялится из окна четвертого этажа на белоснежный пейзаж. Совсем скоро Жилин начинает замечать первые изменения, сущие мелочи, почему-то привлекающие его внимание. В ванной появляется еще одна бритва, а на столе пепельница с окурками. Игорь курит дорогие сигареты, что странно, но в нем вообще все странно, так что Жилин просто по дороге с работы заходит в ларек и покупает Катамаранову его сигареты. Сам Игорь нехотя говорит, что с деньгами у него проблемы, а на работу никто не берет после того скандала с мэрией, еще и мямлит, что все деньги, которые полковник на него тратит, вернет как только так сразу. Жилин конечно отмахивается — расходы на двоих немногим больше чем на одного и вообще (этого он не говорит) ему всегда приятно помогать Игорю. Катамаранов выздоравливает за неделю, хотя особо и не старается. Ему нравится сидеть на диване под пледом и щелкать каналы на импортном телевизоре. Когда он немного завуалированно спрашивает, не мешает ли Жилину его присутствие, тот смотрит на него с укором.  — Ну и куда ты пойдешь? Мне вот это вот не надо… искать тебя потом по подвалам. Кивнув, Игорь продолжает смотреть «В мире животных». Жилин не спеша надевает форму, наверное позабыв глянуть на часы — на работу он опоздал уже на час. Уходя он спрашивает, что Игорю купить. Тот просит парочку книг.  — Я и забыл, что ты читать любишь. Ладно, у майора одолжу. Катамаранов правда раньше читал взахлеб, когда еще носил белые рубашки и пионерский галстук. Учителя тогда постоянно ругали его, — притащит на урок то книжонки, то водку. Жилин достает все книги, что у него есть, из коробки под кроватью, но вкусы у них разные — он любит фантастику и читает в основном зарубежных авторов, а Игорь способен читать только русскую поэзию. Маленькие томики стихов поселяются во всех уголках квартиры — рядом с горшками на балконе, у кровати и на кухне, и даже в ванной. Иногда Игорь читает Жилину что-нибудь, и тот никак не может перестать удивляться — в последний раз подобное было классе в девятом. Хорошо Катамаранов читает вслух только Есенина. Поначалу Жилин боялся оставлять квартиру в распоряжении Катамаранова, но тот заверяет, что все будет в порядке, и приходится поверить. Игорь чинит ему краны, поливает цветы и даже переклеивает обои в прихожей, правда новые выбирает на свой вкус, но это ничего. Жилин все равно счастлив как никогда из-за этой хрупкой идиллии. Конечно, без своих выходок Игорь был бы не Игорем. Так что полковнику пару раз приходится беседовать с соседями, с которыми Катамаранов сцепился на лестничной клетке, а также недоуменно строить глазки управдому, когда тот спрашивает, не знает ли полковник, кто вырубил свет во всем доме.  — Опять эти подростки, — безбожно врет Жилин. У Игоря на все претензии есть парочка исчерпывающих ответов, но и без них по его глазам все понимают, что лучше не лезть. Полковник же привык решать вопросы мирно, а отчитывать Катамаранова не в его стиле, так что он лишь мотает головой с тихим «ну, а что с тобой поделаешь». Утро впервые встречает их не крупными снежными хлопьями за окном, а настоящей весенней грозой. Жилин встает тихо, на цыпочках уходит в ванную с бритвой в руках, а возвращается уже при параде, в милицейской форме. По-тихому вытаскивает из кармана рубашки Игоря пачку сигарет и достает сначала одну, а потом и другую, на всякий случай. Почему-то вспоминается, как они с Игорем лет в четырнадцать так таскали сигареты у отца Катамаранова. Жилин смотрит на Игоря — тот во сне выглядит спокойным. Он спит на животе, повернув голову вбок. Полковник смотрит на него несколько минут и думает очень много всего. Игорь ведь такой хрупкий, если приглядеться. А еще полковник думает, что ему ужасно хочется поцеловать Игоря. Иногда он позволяет себе делать то, что хочет, и не всегда в нужные моменты. Так что Жилин наклоняется, задевает своей гладко выбритой щекой колючую щеку Катамаранова и, немного подумав, целует в лоб. Игорь даже не просыпается, только дергает рукой и задевает ею коленку полковника. Как бы глупо это ни было, Жилин весь день вспоминает этот случай. Коллег не удивляет рассеянность полковника, но удивляет его мечтательная улыбка, направленная прямо в скучный квартальный отчет. Жилин спешит домой с каждым днем все больше и с нарастающей радостью открывает дверь, держа в руках связку с апельсинами или яблоками. Он заранее высматривает с улицы, в какой комнате горит свет, и всегда застает Игоря за каким-то важным делом — то за чтением стихов, то за ожесточенным спором с телевизором, то за ремонтом очередной полки или двери. Игорь немногословно отчитывается, как прошел день, нарезает апельсины и разливает коньяк по рюмкам. Жилин почти ничего не рассказывает, пока не выпьет, а уж после слова сами льются из него. После третьей рюмки просыпается желание выкурить сигарету. Вообще-то Жилин курит только если очень сильно волнуется или, как сейчас, пьет коньяк. В других случаях он упрямо отказывается от предложений выйти на перекур.  — На, — Катамаранов, словно читая мысли, сует сигарету прямо в зубы. — Я ж вижу, что ты у меня их таскаешь. Жилин не может не улыбнуться пьяно и просит огонек. За окном все так же бушует гроза, и снег стремительно тает, а они с Игорем сидят допоздна на крохотной кухне. Когда глаза Катамаранова начинают сверкать в темноте, а улыбка становится немного нечеловеческой, такой, что Жилин даже не знает, как бы он ее описал (зато отлично знает, что многие от нее шарахаются в стороны), бутылка отправляется в ящик, а сам Игорь в комнату. Там он минуту выбирает, куда ложиться — на диван или на кровать, потом думает «да похер, я же пьяный» и падает на кровать Жилина. Сам полковник все это время стоит за спиной и тоже делает выбор, — ложиться спать сейчас или подождать, пока Игорь заснет, чтобы не было неловко. Но хоть его тоже порой называют бешеным, он раза в два адекватнее Катамаранова. Так что Жилин встает на свое обычное место у окна и ждет. В темноте он видит боковым зрением, что горящие глаза Игоря смотрят прямо на него, а потом длинная тонкая рука тянется в сторону, горячая ладонь хватает за локоть.  — Ты ч-чего стоишь? Спать иди. Жилин вздрагивает, но слушается и, споткнувшись пару раз, залезает в кровать, неуклюже перешагивая через Игоря. Устраивается у стенки и лежит без сна почти час, пока Катамаранов тихо сопит рядом, и думает, когда в последний раз подпускал кого-то так близко. А еще вспоминает, что в детстве очень боялся засыпать в одиночестве (ему мерещились то маньяки, то привидения) и шептал беззвучно слова, которым его научила бабушка. Жилину вообще-то не положено, но он все равно иногда по вечерам читает скупую, почти неслышную молитву, потому что страхи не исчезли, а только изменили облик. Чаще он просто молчит, ведь дело даже не в самих словах. Ему лишь необходимо по-настоящему во что-то верить. Когда Жилин наконец засыпает под монотонный шум дождя, он почти не чувствует руки Игоря, загребающие его в охапку. Утром он просыпается один, пугливо озирается и слышит играющее на кухне радио и шипящий чайник. Потом возмущенный крик и звук чего-то упавшего на пол.  — Зараза, — шипит Игорь, появляясь в дверях. — Руку обжег. Полковник не знает, сколько продлится эта их жизнь. Теперь он желает лишь одного — чтобы весна задержалась или не приходила вовсе. Его слепая влюбленность в Игоря впервые была принята самим Жилиным во внимание, как и то, что жил с ней давно, еще со школьной скамьи. К такому — к несмелым объятиям и внимательным глазам Игоря, привыкать ни за что нельзя. Наверняка, стоит мартовским грозам закончиться, Катамаранов разомкнет обруч своих рук на его талии. Игорь выберет прежнюю свободу, а не плен однушки полковника, — ведь это у него что-то вроде кризиса, правда непонятно, какого именно. Хотя Жилин не может знать наверняка. Катамаранов продолжает его удивлять. Следующей ночью, когда Жилин уже мирно спит в своей кровати, тот, воровато оглянувшись по сторонам, ложится на краю кровати. Потому что рядом с кем-то (или только рядом с ним, это неизвестно) Катамаранову тепло, и не снятся кошмары. Игорю вообще-то многое в полковнике нравится. Его любовь к чистоте и холодные руки, всегда понимающий и флегматичный взгляд и отчего-то теплые объятия, то, как он слушает его и принимает за человека, даже можно сказать уважает, хотя и не за что. Но Игорь честно не знает, что из всего этого выйдет. Спустя несколько примерно одинаковых ночей и вечеров они лежат на кровати и смотрят в потолок. Их руки сплетены, но оба делают вид, что ничего не замечают и благодарны друг другу за молчание, потому что этому физическому контакту нет объяснения. Где-то сверху, может быть этажом выше, громко ругается какая-то женщина, но разобрать можно только отрывки, что-то вроде «ты с ума сошел, тварина». Это раздражает, но в то же время отвлекает от повисшего над ними напряжения и недосказанности. Жилин жалеет, что помнит только заезженные фразочки и не может объяснить все словами, а Игорь даже не знает, что объяснять, он так трезв, что снова не может сосредоточиться на одной мысли. Он думает об орущей женщине, о трещине на потолке, о том, какая ладная у Жилина ладонь и как удобно ее держать, и еще почему-то о матери, — и это все сразу, в одно мгновение. Рано или поздно дыхание Жилина замедляется, и он засыпает, все еще держа Игоря за руку, пока тот упорно старается прогнать следующую за ним по пятам одну единственную мысль — это именно то, ради чего он тогда пришел. Не холод выманил Игоря из темного подвала, а жуткое чувство одиночества, которое не убивал даже скипидар. И пожалуй все, о чем он думал, когда нажимал на звонок, — лечь бы у кого-нибудь под боком и заснуть хоть на вечность. Игорь не знает, в чем суть этого желания, не знает, пошел бы он к Жилину, если бы в городе все еще была Зинка, но знает точно — ни одна бутылка скипидара не погружала его в сон, подобный этому. Проснувшись чуть раньше обычного, Катамаранов снова замечает Жилина, неподвижно стоящего у окна с зажмуренными глазами. Игорь поддается какому-то порыву и одним резким движением приближается к нему. Жилин распахивает глаза, когда губы Игоря касаются его щеки, а потом нечаянно и уха. Он смотрит недоуменно, и глаза его даже начинают немного косить. Игорь как ни в чем не бывало хмыкает и идет готовить завтрак. Его голова настолько дырявая, что он вполне может забыть об этом уже к обеду, что благополучно и делает. Жилин думает, что это очень удобно — совершать безумства и не отягощаться какими-то мыслями о своих поступках. Сам же полковник страшно боится по-новому обозначить их отношения. Это как один из беспричинных и не имеющих под собой оснований детских страхов. Этот страх не дает ему притянуть Игоря ближе к себе, лишний раз коснуться или даже называть его как раньше «хороший мой». Он возвращается гораздо позднее, задержавшись на работе до темноты. Не успевает снять ботинки, как оказывается в объятиях Игоря, появившегося в прихожей неизвестно откуда. Жилин чувствует себя таким уставшим, что почти падает в его руки.  — Я с-скучал, — глухо говорит Игорь в плечо полковника, и тот чувствует, как громко стучит его сердце. Жилин хочет что-то ответить, но не успевает, потому что Катамаранов целует его в губы. Снимает фуражку и запускает пальцы в волосы. Целует совсем не скромно, «со всеми делами», как сказал бы Инженер. Полковник успевает только вцепиться руками в запястья Игоря и легонько оттолкнуть. Он чувствует на своих губах привкус сигарет и видит в глазах Игоря ту самую уверенность, о которой Жилин и не мечтает.  — Я тоже скучал, — признается он после долгой паузы, неловко поглаживая запястья в своих ладонях.  — Я это типа зря? — хмурясь, интересуется Катамаранов.  — Нет, — отвечает Жилин машинально, а потом серьезнее добавляет: — Конечно нет. Он боится, что испортил момент своей неуверенностью и, чтобы загладить вину, тянется к Игорю и целует его сам. Катамаранов слегка улыбается, тут же отвечая. Его руки умело тянутся к плечам и снимают с Жилина пиджак, вешают его на крючок. До кухни они добираются нескоро и в немного потрепанном виде, ужинают за маленьким столом, то и дело переглядываясь. Жилина от этих взглядов бросает в жар, но он стойко выдерживает каждый и пытается не выглядеть слишком смущенным. После ужина они смотрят «Загадку дыры» на диване, постепенно сплетаясь руками и ногами. Иногда Игорь наклоняется и говорит Жилину что-нибудь ехидное про Журналиста, а тот негромко смеется.  — Пустишь меня пожить? — вдруг говорит Игорь на удивление серьезно и четко. Полковник пытается взглянуть на последние два месяца со стороны и говорит:  — Ты уже давно здесь живешь, хороший мой. конец