Это сладкое слово - любовь.

Между тем в семье Шинандзугава как всегда война и противостояние. Генья и Санеми проверяли все ли у них приготовлено к завтрашнему пикнику с ночёвкой. Санеми сидел на диване со списком в руках, а Генья сидел на полу к нему спиной, под диктовку укладывая в походную сумку необходимые вещи. — Палатка. — Есть. — Спрей от насекомых положил? — Да. Два флакона. — Мгм. Посуда. — На месте. - юный омега изящно потягиваясь и зевая изогнулся в пояснице, слегка оттопыривая зад, что не укрылось от взгляда старшего и он случайно озвучил мысли вслух. — Штаны мокрые. — Есть.- сначала Генья не понял что только что услышал и выпалил фразу на автомате, а когда понял, то от чего-то залился краской. — Чё? Ты больной? — Нет. Это ведь ты спросил, аники. — Выходит это я больной, да? — Нет! Брат, я не в том смысле! Я имел ввиду, что просто на автомате ответил, потому что ты очень неожиданно это сказал.- Генья испуганно замахал руками смотря на лицо старшего брата. — Ладно. Сегодня ты легко отделался.- Санеми потёр вспотевшую шею, отмечая про себя, что стало почему-то очень жарко, хотя он в футболке.- Сгоняй, приготовь пожрать че-нибудь. Я щас готов слона слопать. — Хорошо.- омега убежал на кухню, а Санеми решил открыть окно, чтобы не было так жарко. Он вообще весь день странно себя чувствовал. Плохо контролировал феромоны, постоянные перепады температуры воздуха вокруг: то жарко, то нормально. — Аники, я в магазин быстро сбегаю, у нас готовить вообще не из чего. - в дверном проёме показалась голова Геньи. — В какой магаз ты собрался, десятый час уже. Сейчас закроются все.- недоуменно посмотрел на брата альфа. — Так ведь есть круглосуточный магазин недалеко в центре.- сказал омега, на ходу пересчитывая деньги в кошельке и проверяя, на месте ли телефон. — А, точняк. Тогда дуй скорей, подохну щас от голода. — Я ушел.- дверь из квартиры захлопнулась и через минуту Санеми наблюдал в окно за уходящим братом-омегой. Взгляд почему-то задержался на бедрах и заднице. Конечно Санеми понимал, что Генья- его кровный брат, но с некоторых пор, он стал думать о нем как о человеке большим, нежели просто о брате. Порой ему снились довольно таки безумные сны, где он берет своего младшего братика в самых разных позах, кусает, оставляет фиолетовые засосы, трахает так, что тот не может удержаться от стонов, надрывает глотку, извивается на простынях как змея, сжимая ткани в кулаках. После таких снов особенно сильно хочется воплотить их в реальность, заставить несносного омегу кричать в сладостных агониях, вторгаться в девственное тело все глубже, ощущая как набухает узел, а стенки ануса сжимают каменный член, заставляя издать утробный рык блаженства. Но он знает, что может случиться, если такое произойдет. Он может сломать жизнь своему братику. А этого он совсем не хочет. С тех пор, как умерли их родители, Санеми в ответе за своего Генью, но порой приходится защищать его от самого себя. Особенно во время течки и гона. Санеми всегда был чувствителен к запаху братца, а у того не было устойчивости к феромонам Санеми, из-за чего Генья мог повиснуть на шее старшего брата, вдыхая аромат имбиря и корицы, и шепча на ушко просьбы трахнуть его. В эти моменты Шинандзугава старший неоднократно проявлял идеал самообладания, чудом оставляя младшего чистым омегой. Он давно начал думать о Генье в подобном непристойном ключе. Ещё когда у того случилась течка, которая почему-то началась раньше. В тот день Санеми действительно чуть не потерял контроль и уже прижимая брата к полу опомнился. Тогда, когда Генья был таким беззащитным, таким красивым и соблазнительным, Санеми увидел в нем того, кто может зародить в себе новую жизнь, кто способен продолжить чужой род. Однако, это будет не его, не Санеми, род. И от этого на душе кошки скребли. За этими мыслями парень не заметил, что телефон вибрировал уже около минуты. Взяв девайс в руки и прочитав имя брата на дисплее, он ответил. — Аники, я тут стою и думаю что лучше взять: мясо или рыбу? — Бери и то и другое. И да, не забудь взять имбирь. — Хорошо.- на этом их разговор закончился. Отложив телефон на стол, Санеми открыл окно настежь, впуская свежий вечерний воздух. Вернувшись к сумке, он продолжил проверять вещи. Когда он посмотрел на то место, где недавно сидел омега, и вспомнив как тот изогнулся, в джинсах стало тесновато, а от представления того, как Генья мог извиваться под ним, молодой альфа дал себе ощутимую пощечину. Он почему-то слишком много думает о подобных вещах. Так за проверкой сумки он провел около четверти часа, полностью закончив проверку. Как только он поставил сумку в шкаф, то входная дверь хлопнула и в прихожей зашуршали пакеты. — Аники, я дома.- крикнул брату омега, снимая обувь. Альфа взял два довольно тяжёлых пакета и унес в кухню. Через минуту в кухню зашёл Генья и вместе со старшим братом стал разгружать пакеты. Когда они стали выкладывать крупы, то Генья встал на стул, чтобы доставать до нужного отдела высокого шкафа. Альфа подавал крупы из пакета в руки омеги, а тот принимал их и укладывал на законное место. В какой-то момент Генья потерял равновесие и уже поздоровался с синяком, который вот-вот украсит молочную кожу, как вдруг его подхватывают как принцессу сильные руки. Это был неожиданный и красивый жест, и омега был благодарен своему спасителю, но кроме банального "Спасибо" придумать ничего не смог, получив в ответ " Осторожнее ты, неуклюжий обалдуй." Весь оставшийся вечер до половины двенадцатого они готовили еду, ужинали, и готовились по сну. Но когда омега стелил свою кровать, то его координация снова его подвела, и выходя из комнаты, он умудрился споткнуться о собственную ногу. Но и тут его спасли. Случилось так, что Санеми внезапно оказался сзади падающего и поймал его за талию. Теперь Генья стоял задам а брату, при этом согнувшись пополам. Когда Генья наконец опомнился, то поспешно поблагодарил, и отправился туда, куда собирался идти до этого инцидента. Пока один заливался краской, на другого снова напали собственные пошлые фантазии, от которых становилось ещё жарче, а футболка плохо скрывала внушительный бугорок на месте достоинства альфы. Наконец обитатели квартиры улеглись спать в своих комнатах и помещение погрузилось во тьму, ожидая прихода дрёмы в ночной тишине. Свет луны падал в открытое окно , ложась серебряной простынью на темном полу. Ветер слегка раскачивал белые занавески, иногда запутываясь в волосах юного омеги, в чью голову никак не хотел идти сон, а мысли обхватили своими цепкими лапами, не желая отпускать. Мысли как правило бывают приятными, мягким закатом переливаясь в душе человека, нежные , как материнские объятия перед сном. Но есть мысли тяжёлые, словно речной ил, что ложится на грудь лежащего на дне реки страданий тела. Они захватывают липкими и склизкими лапами, сдавливая в тисках страдающую душу. Они разъедают изнутри, принося немыслимую боль, раздирая когтями, кусая клыками, пробираясь в самую глубь разума, проникая в самые отдаленные уголки сознания, оставаясь там, подобно червю. И как раз такие мысли сейчас терзали сердце Геньи. Омеги, который познал любовь. Но эта любовь обречена на гибель, которая повлечет гибель души. Ведь нет ничего хуже, чем влюбиться в кровного брата. Судьбы насмешкой они дети одной матери. Ни один бог не сможет помочь этой любви. Запретной любви, которой не дано превозмочь несчастному омеге, который не сможет обрести покой даже после смерти. От таких мыслей в горле встал давящий ком. Сердце и лёгкие сжали в тисках, а в уголках глаз собрались слезы. И вот уже по идеальной коже бежит горячая слеза, падая на подушку. Вот бежит следующая. И вскоре лицо начинает орошать поток непрекращающихся слез, сопровождаемый всхлипами в подушку и дрожащими плечами. — За что? - еле слышный шепот слетел с дрожащих губ, улетая во тьму дальнего угла, и неслышным звоном разбиваясь о стену. Разбиваясь, подобно сердцу, что полюбило и никогда не будет счастливо на Земле. Полночный бред продолжает терзать одержимую любовью душу. Кто бы мог подумать что любимый брат сможет сгубить жизнь Геньи? — Чем я провинился, Боги? - измученный стон сорвался с губ и покатился камнем вниз, но его не услышат. Это бремя омега будет нести на своих плечах в одиночку. Он ни за что не станет обременять любимого своими страданиями. Проходит ещё немало времени, прежде чем слезы кончаются, но Генья продолжает рыдать, немым криком крича в подушку, и заснёт лишь когда первый солнечный луч прорежет ночную тьму. Генья даже не подозревал, что его брат также каждую ночь думает о нем. Точно также роняет слезы, стараясь сдерживать всхлипы, закрывая глаза ладонью, до скрипа сжимая зубы, и до побеления костяшек сжимает свободной рукой простыни. Оба страдают. Но оба молчат, заботясь о счастье другого, даже не подозревая, какую боль испытывает каждый из них, проходя через этот Ад, лишь представляя Рай, который обещают объятия любимого. Представляя счастье, что могут подарить любимые уста. Их чувства подобны Огненной геене. Точно также испепеляют, причиняют боль, от которой хочется кричать и болезненно стонать, сворачючиваясь калачиком и сотрясаясь от рыданий. Но каждую ночь их страданиям лишь звёзды и луна свидетели. И никто не узнает страшную тайну другого. Их любовь на вкус горьких слез, что разъедают вкровь искусанные губы. Она тяжела, непосильной ношей легшая на плечи.