Золотые лепестки

Суйхуа капризный, порой грубый, даже слишком, что не вписывается в его детский характер, самоуверенный и очень обидчивый. И Саньду лишь качает головой, наблюдая, как его хозяин в очередной раз спасает Цзинь Лина из передряги, ругает, грозится сломать ноги. А Суйхуа дуется, подобно хозяину, огрызается, хотя Саньду ещё и слова не успел сказать, а после вновь убегает. И Саньду не знает, что делать с этой неисправимой душой. Суйхуа очень любит проводить время в Башне Кои, как, собственно и его хозяин, а Саньду лишь идёт рядом, молча наблюдая, как этот непоседа опять липнет к Хеньшеню, а тот не особо и против. Порой Саньду кажется, что между ними есть что-то большее, чем обычная опека, что-то личное, поэтому не лезет, отводит взгляд и словно не замечает, как Суйхуа мягко касается щеки Хеньшеня губами. Будто не замечает и разбросаных у дверей бусин украшений, что обычно носил в волосах меч Главы Цзинь, не замечает то, как подобное украшение он цепляет на волосы Суйхуа, улыбается, и ему улыбаются в ответ ярко и так по-детски А Саньду всегда рядом: сдержит порыв гнева от Суйхуа, который тут же пропадает, стóит Хеньшеню появиться; поправит новое украшение на волосах, воротник или загнувшийся край рукава золотистых одеяний. Будет ходить следом, потому что Суйхуа нуждается в защите и поддержке. Потому что уверен, что Суйхуа не справится один. Суйхуа похож на цветок. Ещё совсем маленький, только-только расправивший золотые лепестки, которые раньше не только по цвету напоминали золото, но и переливались в свете солнца, блестели, будто настоящее золотое украшение. Но это было давно, ещё до смерти прошлого хозяина, а после же Суйхуа превратился в настоящую напасть. Многие души говорили, что подобное поведение не свойственно мечу, тем более, что тот является оружием наследника Великого Ордена. Но Саньду лишь качал головой, закрывал собой Суйхуа, словно своего детёныша, что уже успел оскалиться и готов был выдать очередною грубость, но после же прижался к Саньду, опуская голову. А Саньду уверен, что если бы на его месте был Хеньшен, Суйхуа сделал бы тоже самое. Это заставляет слегка нахмуриться и Саньду отворачивает голову, замечая насмешливый взгляд алых глаз оружия главы Цзинь. Хитрый и насмешливый, скорее так можно было описать этот взгляд. ... – Саньду, расскажи мне сказку. Саньду удивленно вскидывает брови, глядя на собеседника, что улыбается ему так ярко-ярко, поблескивая осколками медовых глаз. Отчего-то передёргивает, поэтому приходится отвернуться. – Я не знаю сказок, Суйхуа. – Совсем? -голос звучит обиженно, как обычно, по-детски. – Совсем. Суйхуа замолкает и отворачивается, отчего колокольчик на его поясе тихо звенит, а золотая кисточка слегка покачивается. Обиделся. – А Хеньшен знает много сказок... - дальше Саньду уже не слушает, слегка опускает голову, пряча руки, что сжал в кулаки, в длинные рукава. Знает...и что с того? ... Суйхуа тянет дрожащие руки, сжимает в ладони остатки пепла и плачет-плачет-плачет. Кричит на всех, кто захочет подойди ближе, отталкивает и вырывается, не желая уходить от места, где недавно, прямо перед ним, стоял Хеньшен. Стоял до тех пор, пока лучи утреннего солнца не обожгли кожу, пока золотая одежда не вспыхнула, а руки не перестали сжимать шею Суйхуа. Стоял до тех пор, пока последняя улыбка не исчезла, превращаясь в пепел. А Саньду вновь качает головой, подходит ближе, получая в уже разбитую щеку и нижнюю губу, прижимает Суйхуа к себе, выслушивая обвинения и проклятия сквозь всхлипы, но молчит, а после поднимается на ноги, унося ослабевшее тело. Рук касается что-то мягкое, оседает на пол и Саньду поворачивается, замечая, что за ним тянется след из золотистых лепестков пиона. Ноша в руках становится легче, золотистые одеяния слегка скрывают детское лицо и большие медовые глаза, а после к Саньду тянутся маленькие ручки, пытаясь схватить того за пряди чёлки. - Твоё третье перерождение... -задумчиво произносит Саньду, укутывая малыша в золотые одеяния, -Совсем не оставляешь мне шансов. Но в ответ слышит лишь звонкий детский смех.