Пожар

Когда Францу доложили о происходящем, он словно забыл как дышать. В голову резко ударил жар, а ноги были готовы подкоситься любой момент. Весь мир как будто замер в это мгновение, а сердце медленно пропускало удар за ударом. —К-к-как... горит? — губы сводило, мышцы на лице сокращались абсолютно непроизвольно. Только что он, прибывающий в весёлом, полупьяном состоянии, мгновенно протрезвел и к тому же стал бледным как смерть. До центра здесь совсем недалеко, минут 15 пешком. Франц долетел за 5. Перед его взором не просто пожар: прямо сейчас у него на глазах умирает его душа. В этих языках пламени пока еще можно разглядеть безвозвратно уходящие века и годы. Он помнит маленькую девочку, защищавшую его со львиной храбростью, и помнит как молился, потом, каждый божий день за нее в этих стенах. Он помнит как потеряв всякую цель и надежду на завтрашний день, он увидел свое будущее в одном сильном человеке, и возложил корону на его голову, в этих стенах. О, как же много видели эти стены! Наверное так же много, как и сам Франц. Сейчас они объяты пламенем. Тяжелый, тучный, черный дым уходит в воздух. Растет, словно плотная материя, заполняя небо над Парижем. Везде дым и огонь, огонь и дым, как большая тлеющая сигарета, какие обычно курит Артур. Ноги у Франца окончательно подкосились. А в горле застыл немой крик. Все смешалось в одном: удивление, негодование, обида, боль. Это ощущение душило, разъедало похлеще дыма. Последней каплей стал резкий треск на крыше—шпиль, пылающий как спичка, с жутким звуком сломался пополам. Франца трясло, Франц оцепенел, он хотел тысячу раз провалиться под землю, лишь бы не видеть того ужаса, что творился в самом сердце Франции. Только сейчас Франц заметил как много вокруг людей. Люди были напуганы, люди плакали и повторяли тексты молитв. "Почему же не тушат?" "Что удалось спасти? " "Где в конце концов Monsieur le président?(1)" куча мыслей мелькало в воспаленном мозгу. Минуя охрану и ограждения ему удалось пробиться ближе: там где работали пожарные. Не в силах что-либо сделать, Франц метался как обезумевший. Как мать, которая безвозвратно теряет свое дитя. Сегодня небо над Парижем было чёрным. Сегодня дым был хозяином над небом Парижа. Когда Франц пришел домой, он не чувствовал уже ничего. Его накрыла та самая слабость, опустошенность, что бывает после выплеска сильных эмоций. Он не мог больше держать себя на ногах, да и в принципе держать себя хоть как то. Медленно, держась дрожащей рукой за столешницу, он опустился на стул. Сердце пронзала глубокая боль, словно горело не там, на площади, а прямо внутри него. Дрожащие пальцы потянулись к бутылке, впервые за столько лет не веселья ради. Хотелось просто выпасть из реальности. Глоток, еще глоток. Становилось теплее, но не легче. —Так и собираешься сидеть и лакать эту дрянь? С русского что ли пример берешь? —молчание прервал знакомый голос. Как всегда, раздраженный. —Скорее он с меня, сopain(2).— Франц слабо улыбнулся. У него просто не было сил. Артур стоит в дверном проеме, облокотившись на косяк, и грациозно скрестив руки на груди. Все его существо выражало праведный гнев: пышные брови сошлись на переносице, маленькие аккуратные губки поджаты, и аж побелели от напряжения. Изумрудные глаза, в которые так любил смотреть Франц, искрометно сверкали сквозь темноту комнаты. По большому счету Артуру было не на что злится. Артур был скорее удивлен, раздосадован, встревожен. Но так как обычно ему не приходилось проявлять такие эмоции, легче было просто злиться. Франц не смотрел на него. Пожалуй это был первый раз когда Францу было не до Артура. Не было сил с обожанием разглядывать эти черты, дружелюбно и ласково отвечать на каждый упрек, придумывать все новые шутки и комплименты, а потом снова отшучиваться от обзывательств, делая лишь вид что ему очень обидно. Франц снова поднес горлышко ко рту, но не успел—англичанин оттолкнулся от стены, в мгновение преодолел расстояние между ними, и ловким движением выхватил бутылку у него из рук. Франц в ответ посмотрел на него так, как не смотрел никогда, с полной опустошенностью и равнодушием. Тогда Артур понял, что абсолютно не знает, что делать. В тот момент по нему нельзя было сказать, что он растерян, все-таки англичанин прекрасно скрывал любое свое волнение и замешательство за маской высокомерия и раздраженности. И сейчас, эта маска не сходила с его лица, пока внутри он подбирал нужные слова. Пару секунд он просто нависал над Францем с таким выражением лица, словно первый в чем-то смертельно виноват, и ему приходится ждать извинений. Артур надеялся, что Франц заговорит первым, но когда понял, что этого не произойдет, громко цокнул языком, обошёл Франца, и чуть подпрыгнув, уселся на стол рядом с ним, поджав под себя одно колено. —У меня вот тоже, Церковь Всех Святых сгорела... —фраза получилась странная, очень неловкая, но Франц будто не обратил на это внимания. —Да, я помню, 19 лет назад. Ты тогда поднял на уши toute l'Europe(3)... Артур усмехнулся. —Пф, не более чем ты сегодня, паникер хренов. Спасут твой собор, сам видишь сколько людей тушат. Франц ничего не сказал, только нахмурился и бросил короткий взгляд в сторону Артура. Да, это очевидно не то, что стоило сейчас сказать. Осознав, что как ни странно, такое отношение может и обидеть собеседника, он замешкался. Непривычно было англичанину подбирать слова рядом с Францией. —Тсц, ну, это, если там нужна какая-то помощь, то я могу.... Франц глубоко вздохнул и откинулся назад, облокотившись спиной о стол, на котором сидел Артур. Англия выглядел все так же уверенно и немного раздраженно, но говорить больше не смел и теперь смотрел на Франца, настойчиво ожидая слов от него. Франц смотрел в пустоту. Почему-то именно сейчас Артур понял, что такого Франца ему еще не приходилось видеть никогда. И не хочется больше видеть. —Ты хоть понимаешь, что сегодня сгорело, друг мой? Подумав несколько секунд, англичанин лишь вопросительно вскинул брови. Словно увидев это, Франц продолжил. —«Когда сгорит Нотр Дам, наступит конец времен»... —Просто старая поговорка, придуманная твоим же народом. —В любой поговорке к твоему сведению, есть отражение истины, Арти.— Франц говорил натянуто и спокойно, как будто давал инструкцию. — Я не Conspirologue(4), чтобы строить теории о скором doomsday(5), конце света, как вы говорите. Но посмотри вокруг... С этими словами Франц повернул голову на бок посмотрел в окно. Артур неосознанно последовал его примеру. И сюда ветром принесло уродливые, черные клубы дыма. Теперь они хозяйничали тут повсюду, погружая город во тьму. Где-то вдалеке приглушенно звенели колокола. — Мы воюем, неизвестно за что, врем, непонятно зачем. Не думаем ни о себе, ни о других. Да, я не люблю, когда меня называют стариком, но sacre dieu(6)! Мы старики, мы должны следить здесь за порядком и сдерживать молодёжь в ее разрушительных действиях, а мы только подливаем масла в огонь, оui oui, cher(7)! Так и есть... Когда ты последний раз открывал библию, Арти? «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Когда-то эти слова были способны хоть немножечко заставить нас задуматься. Артур покачал головой. —Ты прав в одном, лягушатник, мы просто два деда, которые нехило засиделись в этом мире. Жизнь идет вперед, а мы уже не способны воспринимать ее перемены, вот и все. — Он выстоял кровавую революцию, он держался, когда я был в плену у Германии. Как бы я не падал духом, я всегда знал что мне есть, на что молиться. Что же будет теперь.... —Франция как будто не слышал. —Может быть что-то новое. —Что? —Мы не знаем, куда летит этот мир. Я сам частенько удивляюсь тому, что происходит, и не могу сказать что, это приятное удивление.—Артур нахмурился.—Но одно могу сказать точно. Пока мы живы, нам всегда придётся что-то менять. Как бы ни было больно на душе, зачастую мы теряем что-то старое и привычное, но отнюдь не безвозвратно. И это касается не только материальных вещей, смекаешь, Виносос? Главное, что осталось в твоей тупой башке. А в ней сохранится все то, через что ты прошел, все то, что всегда будет помогать. Не важно, есть ли сейчас собор, важно, что ты помнишь, как он был важен для тебя. А если мы помним, мы смело можем смотреть в будущее, какое бы оно ни было. Ясно тебе?—всю эту тираду Франц слушал с крайним удивлением, хоть и не подавая виду. Положив голову на стол и искоса поглядывая на англичанина, сосредоточенно смотрящего в пол и старательно подбиравшего слова. Франция даже немного заулыбался. Чтобы Артур так долго, спокойно и искренне говорил, французу раньше пожалуй могло только присниться. Франц сам того не замечая, начинал приходить в себя. Теперь ему интересно, что англичанин сделает дальше. Что вообще может сделать такой замкнутый и гордый человек после откровенного монолога? Когда Артур закончил говорить, его глаза сверкнули и мгновенно поймали взгляд Франца, настойчиво требуя реакции. Поистине пиратская хватка. Но Франц лишь прищурился и, ничего не сказав, перевел глаза обратно на потолок. Реакция Артура не заставила себя ждать. Правда в этот момент он не разозлился, как можно было подумать. Увидев, что его слова, как он подумал, не возымели нужного эффекта, Арти перешел к действиям. Спрыгнув со стола, он неслышно подошел к Францу вплотную и, облокотившись на плечо последнего, ловко и быстро забрался к нему на колени. Франц опешил. Такого поворота событий он ожидать никак не мог, и поворот этот ему чертовски нравился. На фарфоровой коже Артура уже легкий румянец. Франц так и сидел, выпучив глаза, боясь спугнуть удачу, даже просто поменяв эмоцию на лице. —Ну... х... —Артур отвел взгляд и одной рукой оттянул воротник, открывая взору нежную бледную кожу. Второй он все еще держался за плечо Франца, буквально нависая над ним всем телом. О, эту позу просто нельзя было понять неправильно. —Если тебе настолько плохо... Я могу остаться тут на ночь.—С каждым сказанным словом, Арти краснел все больше и больше. Франция был готов растянуться в улыбке. Это еще не все. — И сделать все, что ты захочешь. — на этом моменте у Артура задрожали губы, а щеки раскраснелись настолько, что казалось уже излучали свет, как 2 красных фонаря. —Правда...? — вопрос был какой-то наивный, детский, заданный с такой надеждой, как будто Франции обещали поход в цирк или мороженое. Англия немного обалдел от такого. Мало того ему пришлось сказать подобное вслух, так этот наглец еще смеет переспрашивать. От смеси ярости и возбуждения, Артур стал дышать так часто, что создавалось впечатление, будто он сейчас же лопнет. —Конечно же да! Чертов ты Виносос! Франц вдруг рассмеялся. Громко и весело, от всей души, после чего сгреб удивленного Артура в охапку и обнял крепко-крепко, как обнимают плюшевого мишку.