Фетишисты

Наверное, так и становятся фетишистами. Черные трусики на полу вызывают странные чувства. Я бы и прошел бы мимо, но… в туалете и так не развернуться. Надо сказать, что туалет у нас в офисе не как в школе, или в супермаркетах – большая комната с тонкими стенками кабинок, а отдельные комнатки с унитазом и раковиной. И они не разделяются на мужские и женские. И нет ничего странного в том, что на полу лежат женские трусики. Ну, почти ничего. Обычные черные, хлопковые, с розовой резинкой и потрескавшимся от частых стирок и носки рисунком белых линий. С небольшим пятном крови. Либо у девушки было сменное бельё, либо… Мотаю головой, отгоняя неуместные мысли. Опускаю трусики на край раковины, и справляю нужду, не сводя с них глаз. Воображение подкидывает образ нагнувшейся девушки, и этих самых трусиков на её тонких щиколотках. Сглатываю, и застегиваюсь. Мою руки и, не задумываясь, опускаю найденное бельё в карман пиджака. Уже направляясь к своему столу, думаю, зачем я это сделал. Карман неприлично топорщится, рассказывая, кажется, всему офису что в нём. Еще не застывшая капля крови будоражит, невольно переживаю, не смазал ли я её неосторожным движением. Мысль о том, что бы узнать кто хозяйка, не сразу приходит в мою голову, а лишь спустя минут десять тупого созерцания монитора и легкого поглаживания находки, не вынимая её из кармана. Тоха поглядывает на меня, подозрительно сузив светлые глаза, но утыкается в свои документы, стоит только поднять на него взгляд. Я хмыкаю и достаю из пачки не обработанных документов первый попавшийся, и активно изображаю бурную деятельность. К счастью, остальные заняты своими делами, и не обращают на меня внимания. Да и с чего бы? Тут каждый второй только и делает, что изображает… Обвожу взглядом коллег, прикидывая как вычислить владелицу, и в первый раз благодарю начальство за огромный зал с большими окнами, в котором мы и сидим. Поначалу бесило, но потом свыкся. И вот теперь даже радуюсь. Так, двадцать девять наших сотрудников, включая секретаря и начальника, сидящих более уединенно. На нашем этаже есть еще другая фирма, но у них свой туалет. Значит только наши. Девушек у нас большинство – восемнадцать. Скольжу взглядом по каждой, думая о том, кто может носить такой размер. Хм, трусики моей бывшей жены были чуточку больше. Значит, девушка должно быть совсем молодая. Невольно сглатываю, представляя, что она сейчас, возможно, сидит без белья, тягучая кровь пачкает кожу, не задерживаемая тампоном. Мотаю головой, с легким ужасом ощущая возбуждение. Прав был Тоха: недотрах для взрослого тридцатипятилетнего мужчины – это ужасно! И ведет это к самым странным и страшным последствиям. Но воображение уже не остановить и я представляю, как с особым азартом провожу пальцами по красным дорожкам на внутренней стороне бедра и… Усилием воли заставляю себя вернуться к разгадыванию тайны. Итак, восемнадцать. Откидываю всех в возрасте сразу по двум причинам: менструации уже нет, да и размер мелковат. Хихикаю и резко подскакиваю, заслышав шаги начальника. Он важно выходит, одетый, а за ним семенит его секретарша. Та еще сучка. Останавливаю взгляд на затянутой алой юбкой заднице, сжимая пальцами черную ткань. Нет. Точно нет, слишком большая. Если такая будет прыгать на мне… Смеюсь, и ловлю на себе заинтересованные взгляды коллег. Тоха крутит пальцем у виска и предлагает выйти на перекур. Я кривлюсь: – Достал со своим пыхтением. Опять провоняю весь. Пошли лучше поедим, как раз почти обед. – Ладно, – тянет Антон и встает. – Расскажешь, что тебя так веселило? – Неа, – широко улыбаюсь, подхватываю чашку недопитого кофе и иду в столовую. Не оборачиваюсь, знаю, что Тоха топает следом. С уходом Василия Петровича и его Леночки весь зал наполняется шумом. Кто-то громко обсуждает последние новости, кто-то не стесняясь раскладывает «косынку». Особо голодные обгоняют нас с Тохой и первые хлопают дверцами холодильников. Есть нам разрешают только в столовой – чтобы не пахло едой в общем зале. Но чай/кофе/печенье/конфеты не запрещают и на рабочем месте. – Что у нас сегодня? – в наглую отодвигаю Тоху от холодильника, и достаю знакомый контейнер с оранжевой крышкой. Да, после развода я не приношу обед – готовила жена, а самому как-то не до этого, – и Антон меня услужливо кормит. Или просто я его объедаю, но он никогда не был против. Готовит парень… ммм, божественно! Был бы бабой – точно бы женился! – Мясная запеканка! – торжественно произносит он, отправляя контейнер в микроволновку и доставая вторую тарелку – для меня. Я быстро мою руки и сажусь за стол. Пока Тоха возится с едой и приборами, обращаю внимание на девчонок-бухгалтеров. Они втроем сидят за соседним столом и о чём-то оживлено шушукаются. Катька точно отпадает – слишком крупная. Светка и Танька вполне могут быть владелицами трусиков, но… Задумываюсь: а что я сделаю, когда найду? Отдам? Нет. – Та-дам! – Тоха опускает передо мной тарелку роскошно пахнущей запеканки и садится рядом. – Приятного аппетита! – Обладеть! – восторженно. – Каждый раз удивляешь. – Друг жмурится в ответ, широко улыбаясь, а я пробую… точно бы женился! – Офень фкусно! – Ешь, не обожгись, – улыбается. Я доедаю первым, хотя уже который раз замечаю, что его порция всегда меньше, и завариваю ему кофе. Не крепкий, и обязательно со сливками. Не понимаю его любви к такому, но всегда покупаю для него сливки. И тщательно оберегаю их от посягательств. Тоха обхватывает чашку руками и, прищурившись, смотрит на меня: – А теперь расскажешь? Закусываю губу, понимая, что надо бы молчать, но: – Если бы ты нашел женские трусики в офисе, как бы ты искал владелицу? – Что?! – он смешно таращится на меня, и оглядывается по сторонам. Бухгалтера кидают на него презрительные взгляды и возвращаются к разговору, остальные сотрудники слишком заняты едой и выпуском новостей, и не обратили на нас внимания. – Что слышал, – прячу улыбку в чашке и спрашиваю вновь: – как бы ты её искал? Тоха чешет в затылке и расспрашивает подробности, но я молчу, только загадочно улыбаюсь. Он злится, ерзает, и просит рассказать хоть какую-нибудь деталь. Я лишь говорю, что бельё черного цвета, и, подмигивая, встаю: – Я мою посуду, а ты топай за сигаретами. Так уж и быть, постою с тобой. Он хмурится, но улыбается и уходит, а я, спустя несколько минут, догоняю его у лифта. После обеда, я вновь возвращаюсь к мыслительной деятельности, никак впрочем не связанной с работой – пытаюсь выяснить мою таинственную незнакомку. Восемнадцать представительниц прекрасного пола, минус три пенсионерки, минус пятеро дам «в теле». Хм, десять. Минус секретарша Леночка. Вспоминаю фигуру своей бывшей и пытаюсь прикинуть обладательниц размера меньше, чем у неё. Так-так, Танька, Ольга, Светка с натяжкой, Лера, Настя и Алка. Круг сужается, но легче не становится: как понять кто? В какой-то момент думаю, может вообще не наша? Но нет, точно наша. Вопрос кто именно. В задумчивости прикусываю ручку и боковым зрением улавливаю Тоху, что медленно подкрадывается сзади. – Даже не думай. – Я не думаю! – выпаливает он, выпрямляясь. – А ты всё думаешь кто, да? Какие варианты? – Тихо ты! – разворачиваюсь в кресле и грозно смотрю на него. Совсем еще мелкий, теряется под моим взглядом, опускает голову, но тут же, словно спохватившись, плюхается в своё кресло и подкатывается ко мне: – Я помогу. – Ладно, – сдаюсь. Маню его рукой и на черновике пишу имена кандидаток: – Танька. Может быть, Светка. Ольга. Лера, Настя. И Алка. Тоха хмыкает и встает, обходит зал, задерживается около некоторых столов, что-то спрашивает у коллег, болтает с программистами – я начинаю невольно злиться, – и скрывается за дверью туалета. Через минуту он садится на своё место, и пододвигает к себе черновик: – Мне нужны детали. Я об этом пожалею: – У неё месячные. – О! Так это другое дело! – Он деловито осматривает коллег и вычеркивает Настю из списка: – Она в светлых джинсах. А, и, – он вычеркивает Леру, – она пришла к обеду – ездила за документами на другой конец города. А ты же нашел трусики раньше, верно? Киваю и забираю список, цыкая на хотевшего что-то возразить Антона: – Дальше я сам, спасибо. Он обиженно сопит, но откатывается к своему столу. Через минуту слышу его тихое: – Зачем ты её ищешь? Вернёшь? Я качаю головой и задумываюсь. Да, сегодня совсем не рабочий настрой. Тохе подкидывают работу, я же совершенно не могу сосредоточиться на ней. К счастью, Василия Петровича всё нет и можно со спокойно совестью подумать. В какой-то момент замечаю, что Света идет на кухню. Встаю и иду за ней, с чашкой в руках, будто за чаем. Света достает йогурт из холодильника, и прислоняется округлым бедром к столу, отрывая фольгу и облизывая её. Слежу за движением её языка – а воображение подсказывает, что это вовсе не йогурт, а густая кровь, и не на фольге, а на моем члене… Она облизывает его, широко проводя языком от основания до головки, и смотрит на меня. Смотрит, чуть вздернув идеально выщипанную бровь: – Ты чего? – А, нет, хотел спросить вкусный ли? – Безвкусный. – Передразнивает бухгалтер, и подходит ближе: – позволь? Я торможу окончательно, не понимая, что от меня хотят, и хотят ли меня вообще, но Светка закатывает глаза и говорит: – Саня, не тупи. Отойди, дай ложку возьму. Ложку…! Улыбаюсь, киваю и отхожу, давая возможность Светке взять ложку. Та протискивается между мной и кухонной тумбочкой, и я мысленно вычеркиваю её из списка – всё таки у неё размер, как у моей бывшей. Вздохнув, иду к своему месту, и вычеркиваю уже ручкой. Тоскливо смотрю на Антона: везет ему, вон как в работу закопался! Аж кончик языка высунул, сверяя данные на бумаге и в компьютере. А я не могу! В носу этот несравнимый ни с чем запах – да, я уже несколько раз нюхал трусики, когда ходил в туалет. Доставал из кармана, раскрывал, рассматривал высохшую капельку крови на покрытой мелкими катышками ткани, подносил к носу и вдыхал… глубоко. Аромат тяжелый, оседал в носу, забивался в подкорку, заставлял член дергаться. Никогда не замечал за собой такого. А может, просто не было повода? Маринка всегда всё за собой тщательно мыла, и в эти дни не подпускала к себе и на пушечный выстрел. Ерзаю и смотрю на список: Таня, Оля, Алка. Искать надо сегодня. Хмурюсь, вздыхаю, и встаю. До конца рабочего дня – два часа. Если у девушки месячные, то она раздражительна, возможно, ей неудобно, и, скорей всего у неё отвратительное настроение. Да, сплошные стереотипы, но они правдивые. Тоха показывает мне знак «окей», и провожает взглядом. Не вижу, просто чувствую. Подхожу к Тане и… – Ты не могла бы мне помочь? – выпаливаю с легкой улыбкой. – Чего тебе? – она отрывается от счетов и прожигает меня взглядом. – Да там… никак не могу с цифрой разобраться. – А я не могу разобраться с ценой! Иди к технарям и спрашивай у них свои цифры! Я отшатываюсь, и ловлю на себе заинтересованно-испуганные взгляды коллег. – Чего пялитесь?! Я бы посмотрела на вас, когда вам налоговая на хвост наступит! Не мешайте! А ты, – она тыкает в меня обгрызанной ручкой, – вали. – Перепады настроения, – шепчу себе под нос, садясь на место. – Может быть, она? – так же тихо шепчет Тоха. Поджимаю губы. Может быть, Тоха, может быть. Через двадцать минут предпринимаю попытку поговорить с Алкой. С ней проще – она юрист, и в данный момент развлекала себя тем, что раскладывала «паука». Мы мило поболтали несколько минут, но ничего подозрительного не заметил – мила и улыбчива, как всегда. Осталось поговорить с Ольгой. С ней сложнее – её напарники не выпускали её из поля зрения никогда. Оберегали, как сестру, и никому не давали в обиду, коршунами нависая над обидчиком. До сих пор не понимаю, что она делает в отделе технической безопасности, но программист из неё, говорят, хороший. Я не задумывался об этом. Беру свою чашку, топаю на кухню, кипячу чайник, и всё время поглядываю на Ольгу, рядом с которой стоит Миша и тыкает в её монитор пальцем. Она кажется вполне в настроении. Чая, как и кофе, не хочется, но понаблюдать еще надо. Возвращаюсь к столу, оставляю свою чашку, подхватываю чашку Антона и иду обратно. Не задумываясь, выпиваю остаток кофе со сливками из его чашки, и открываю пачку кофе. Ложка, и еще половинка. Свежий кипяток, еще бурлящий, не доходя до верха пол сантиметра. Помешивая, вливаю сливки, и добавляю сахар, опустив кончик мокрой ложки в сахарницу, обязательно отряхиваю её после этого. И всё это время пристально наблюдаю за Ольгой. Нет, у неё отличное настроение. Вон как мило улыбается, поправляя волосы. – Спасибо, – говорит Тоха, смущенно улыбаясь, когда я опускаю чашку на его стол. Я хмыкаю, и вычеркиваю Ольгу из списка. Он подкатывается ко мне, и заглядывает в листок с зачеркнутыми именами: – Всё-таки Таня? Качаю головой, сжимая в кармане черные трусики. До конца рабочего дня пятнадцать минут, зал заполняется гомоном и звуком выключающихся компов. Так как Василия Петровича и его Леночки нет, то можно и выключиться пораньше. Тоха всё еще копается в бумагах, периодически ругаясь себе под нос. Я хлопаю его по плечу и иду в туалет. Закрываю за собой дверь и прислушиваюсь – в одной из «кабинок» шуршат одеждой и справляют нужду. Я спокойно достаю из кармана трусики и, поднеся к носу, вдыхаю, одновременно отворяя дверь одной из «кабинок». Я уже говорил, что замки на дверях у нас стрёмные? Если не перепроверить закрылся ли ты, то можно попасть в подобную ситуацию. Лера, наша молодая экономистка, стоит ко мне лицом, зажимая в зубах подол синего платья. Её трусики, как и черные колготки, спущены до бедер. Испачканная прокладка отчетливо виднеется на фоне светлой ткани трусов. Брови Леры ползут чуть вверх, и она как-то виновато улыбается, по-прежнему сжимая в зубах синюю ткань. А потом она фокусируется на том, что я сжимаю в руке. Она удивленно приоткрывает рот, выпавшая юбка закрывает собой нижнее белье, а тишину в туалете разбавляет еле слышимый удар капли крови о кафельный пол. Я впиваюсь в неё взглядом и отчетливо понимаю – вот она, моя точка кипения. К первой капле прибавляется вторая, а Лера испуганно сводит ноги вместе, и пытается, не поднимая сильно юбку, надеть трусики. Я глубоко вдыхаю, не глядя закрываю замок, и дергаю, проверяя. Закрыл. Лера испугано ойкает и пятится, упираясь икрами в унитаз. – Больно? – не узнаю свой голос. Хриплый, низкий, рычащий. Она кивает, и инстинктивно трет рукой живот. Я делаю шаг к ней, и опускаю трусики на край раковины: – Возвращаю. – С-спасибо, – лепечет она и морщится, а я вижу, как сгусток крови раскрашивает бледную плитку на полу. Лера распахивает глаза и смотрит вниз, гулко сглатывая. – Помочь? – Н-нет, я… – Стоять. – Мозги выключаются, словно компьютер, кровь собирается внизу, завязывая внутренности узлом. Возбуждение, невесомо следовавшее за мной по пятам, накрывает волной, поглощает полностью, и я делаю два коротких шага, что разделяют нас с Лерой. Она отшатывается, и теряет равновесие, но я уберегаю её от падения, прижимая к себе. Опускаю крышку унитаза, разворачиваю девушку, и надавливаю ей на спину, заставляя упереться ладонями в пластиковую крышку. Расстегиваю ремень, ширинку, чуть приспускаю брюки вместе с бельем и обхватываю ладонью стоящий член. Задираю юбку Лериного платья, и загипнотизировано смотрю на разводы крови на бедрах. Темные, почти черные. Аромат забивает ноздри, по телу пробегает дрожь предвкушения, и я уверенно, но мягко оглаживаю её бок. Лера коротко оборачивается, мимолетно смотрит на меня – не успеваю понять куда именно, – и вновь опускает голову, крепче хватаясь за белый пластик. Её молчаливость и смиренная покорность, неуверенное движение ногами, когда она пытается максимально их расставить, насколько позволяют бельё и колготки, – всё это окончательно рвет на лоскуты общественные устои, плотно заложенные в моей голове, и я тяну её за бедро на себя, касаясь головкой влажного лона. Тихое «м!» тонет в ладони, которой Лера зажимает себе рот. Я медленно толкаюсь глубже, помогая себе рукой, раздвигая её сочащуюся кровью плоть. Чувство какого-то первобытного восторга при виде ментсруальной крови на собственном члене будоражит, накрывает с головой. Я выхожу и тут же толкаюсь вновь, уже размашистее, почти не встречая сопротивления, лишь ощущая липкую влагу. Лера крепче сжимает крышку унитаза пальцами, опускает голову. Темные волосы, забранные в хвост, не дают рассмотреть её лица, но в данный момент меня это не беспокоит. Я быстро нахожу нужный темп – размеренный, глубокий, – и с наслаждением трахаю её, вслушиваясь в рваное дыхание, и засматриваясь на разводы крови. Кровь везде, её слишком много, она вытекает тугими каплями из лона, при каждом моем движении, остается на члене, на моем лобке. Скольжу пальцем по Лериной промежности, слышу загнанный выдох, и, не сбиваясь с темпа, размазываю густую кровь между подушечками пальцев. Подношу их к носу и глубоко вдыхаю, толкаясь чуть сильнее, задерживаясь в её теле на лишнюю секунду. Опьянение. Никогда не думал, что опьянею от запаха и вкуса крови, которую я с наслаждением слизываю со своих пальцев. Но сегодня я узнал о себе много нового. Лера судорожно вдыхает, и я чувствую, как она с силой сжимается на мне. Она прогибается в спине, задирает подбородок и чувственно приоткрытый рот не остается незамеченным. Я впиваюсь пальцами в её бедра и делаю несколько особо глубоких толчков, с сожалением думая о том, что, возможно, сделал ей больно. Вытаскиваю член и изливаюсь в свою же вовремя подставленную ладонь, второй рукой все так же удерживая Леру за бедро. Прислушиваюсь – тихо, лишь гомон сотрудников где-то далеко, едва слышится. Лера с трудом распрямляется, поддерживая юбку дрожащими пальцами. Заторможено провожу чистой рукой по её припухшему лону, собирая подтеки крови, что толчками выходят из него, стоит ей только напрячь низ живота. Не задумываясь, вытираю ладони друг о друга, смешивая кровь со спермой, и, словно очнувшись, смотрю на Леру, что стоит ко мне вполоборота. Её щеки раскраснелись, губы чуть приоткрыты. Под ней на полу смазанное пятно крови. Прослеживаю взглядом разводы и понимаю, что именно мои ботинки, а не Лерины босоножки, будут оставлять темные следы. Не знаю что сказать. Да и надо ли? Отрывисто выдыхаю, и наклоняю корпус насколько это возможно в тесном пространстве туалета, вкладывая в этот поклон всю благодарность и извинения. Распрямившись, чувствую касание Лериной руки к своему предплечью: «всё хорошо». Она улыбается, улыбка выходит несколько вымученной, и беззвучно смеется, кивком указывая на пятна на полу. Я лишь пожимаю плечами, и выхожу, закрывая за собой дверь. Мою руки и слышу щелчок замка и дерганье двери – закрыла. Хмыкаю отражению и иду к своему месту. В голове пусто, как в яйцах. В носу всё еще густой запах крови, а в ушах – её сбитое дыхание. Ухмыляюсь, чувствуя себя кобелем во время гона. А еще говорят, что месячные – это постыдно и противно. Брехня. Возбуждает покруче виагры. Запоздало думаю, подождать Леру и предложить подвезти её, но натыкаюсь взглядом на записку у монитора: «Ушел на перекур, буду ждать у машины». Улыбаюсь, смотря на тщательно выведенные буквы обладателя самого корявого почерка в нашем офисе. И ведь знает же, что я прочитаю даже то, что он напишет, разбуди его в три часа ночи, но всё равно подобные записки выводит максимально ровными буквами. Смотрю на время: он всегда ждет меня двадцать минут после окончания рабочего дня, если мы не выходит вместе. Прошло семнадцать. Кидаю взгляд на туалет, и понимаю, что Лера точно прибирается за… нами. Цепочка моих следов оканчивается бледным пятном в шаге от двери туалета. В основном зале не наследил. Выключаю свой компьютер, подхватываю сумку, и бегом спускаюсь по лестнице, не дожидаясь лифта. Смотреть Лере в глаза сейчас – стыдно, спрашивать, нужно ли её подвезти – неловко, изображать заинтересованность ей самой – глупо. А потому выбегая из здания, окрикиваю пунктуального Тоху, который, закинув рюкзак на плечо поудобнее, отталкивается от моей «тойоты», собираясь уходить. Услышав своё имя, он поворачивается и широко улыбается: – Я жду подробностей!