Живой

Задевая рукой шершавую стену, в попытках держатся еще на ногах, преодолевая последние метры до поворота, Кашин пытается уйти, скрыться от надвигающейся угрозы. Алкоголь не дает контроля над телом, дыхание сбивается, ноги цепляются друг за друга. Еще пару шагов, он выйдет на улицу, закажет такси, спрячется в низкой машине и укатит от этого чертового бара. Но кажется, со скоростью передвижения он лоханулся на столько, что прямо сейчас его берут за шкирку и со всей дури ударяют в солнечное сплетение. Потом головой об стену. Неприятно, руки становятся липкими, после того как он касается лица. Где-то вдалеке слышится незнакомый голос, женщина вскрикивает, потому что видит это насилие и кричит громче, когда бугаи переключаются на нее. Даня смеется, теряет последнюю связь с реальностью, получает удар в живот. Теперь уже ногой. На асфальт капают слезы вперемешку с кровью, Даня что-то шепчет. Видимо мозг уже исключил возможность выйти отсюда живыми, поэтому это что-то предсмертное, храни господь маму, друзей, семью, которой у него не было. Если так посмотреть, да что у него было?! Друзья, знакомые, немного славы, девушка, которая ушла от него день назад, не выдержав очередного перепада настроения от Дани. Деньги. На них видимо купят гроб, а друзья будут пить самый крепкий виски на похоронах. Даня улыбается, сквозь боль, сквозь невезения последнего месяца. Кашляет, отхаркивает кровь, получает еще удар ногой в лицо… Свист, ноющая боль, крики, стрельба, все в одну секунду, и Земля теряет Даню. — Твою мать, я из-под земли тебя достану, Кашин, открой глаза, — слышит он угрожающий шепот. Глаза трудно разлепляются, тело ломит, на лицо что-то капает. Снаружи Дани звуки машины, внутри — пульс в ушах, концентрация непонятных ощущений, коктейль сознания и забытья. Проходит некоторое время, он уже в своей квартире, на своей кровати, вокруг него возятся, шумят, кто-то пытается мокрым полотенцем протереть его лицо. Но Даня морщится, шипит, пытается защититься наиболее здоровой рукой. Пытки прекращаются, полотенце остается на лбу и частично на голове, а в ответ на его старания слышатся только облегченные вздохи: — Он жив, — срывающийся голос Лизы. — Куда денется, — чуть поодаль — Руслана. Мне отстойно, ужасно, хуево, отвезите меня в больницу, сделайте эвтаназию, чтобы я не мучился, хочет сказать Кашин, но только ловит ртом воздух, потому что носом это делать невозможно и, кажется, он сломан. — Не трогай, дай полежать, — выдавливает из себя Даня, когда его пытаются поднять и раздеть. — Только куртку, — негромко уговаривает его Лиза. И снова темнота. Сны, как у наркомана, секунды сознания, когда сильная головная боль и хотение блевать отодвигают мысли о бессмысленности на Гавайи. Белый друг. У Дани появляется мысль, что после того как его отмудохали, у него появилась сверхспособность перемещения в пространстве, но сзади его кто-то поддерживает и не дает блевать мимо толчка. В этой жизни сплошное разочарование, думает Кашин. Глаза разлипаются охотнее, когда он просыпается в следующий раз, на электронных часах два ночи, а если сопоставить все факты… то не того же дня, когда его избили. Рядом лежит Лиза с очень нахмуренным выражением лица, но, кажется, она спит. Спит на чьей-то руке под головой и судя по всему — Руслана. Даня начинает ворочаться, потому что ему нужно во все инстанции, например, в туалет, например, поблевать, но ему удается лишь сделать шаг и завалится в сторону стены. Грохот будит друзей. Но Даня не маленький, Даня сам, отбрыкивается, падает на колени перед унитазом, кричит от боли в теле, блюет и еще много чего интересного. Умывается и не узнает себя в зеркале. Смывает кровь с лица, задевая раны и шипя, раздражаясь еще сильнее, бьет с размаху в стекло, смотрит на кровящие костяшки. Все как очередной сон. Он был моральным уродом, а сейчас стал и физическим. Снова беготня вокруг, снова комната, кровать, Лиза. Лиза плачет, хотя ни в чем не виновата. — Бля, я такой урод, — срывается Даня, но Лиза только сильнее держит его за плечи, нависая. Он повторяет эту фразу много раз, не связанно, с нарастающей истерикой, пока его губы не накрывают другие. Легкий поцелуй отвлекает от собственного саморазрушения. Даня лежит и не двигается, смотрит куда-то в стену, затем на развивающиеся от сквозняка шторы. Лиза снова уснула под боком, на улице то ли вечер, то ли хмуро. Руслан, вероятно, курит на балконе, но в комнате и так пахнет сигаретами. Неред во сне еще сильнее сжимает ладонь Кашина, на ее лице залегшие синяки под глазами и грусть. Даня думает, что вряд ли теперь кому-то он будет нужен, с таким-то набором шрамов на лице. Лиза думает, что она больше не оставит рыжего одного. Руслан приносит поесть, ну как, не приносит, а забирает еду у доставщика и разогревает остывший суп в микроволновке. Лиза прямо перед ним падает в обморок, но Руслан успевает подхватить маленькое тельце и осесть вместе на пол. Он гладит ее по волосам, пока она шепчет что-то не связанное, микроволновка уже в третий раз напоминает, что еду из нее так и не забрали. Лизу никто не калечил, но выглядит она в целом хуже Дани, если не считать его лица. Тушенцов сильнее обнимает, шепчет, что они справятся, вместе, что справедливость наступит, что Даня поправится. Скорее морально, чем физически. Лиза верит как будто старшему брату, собирает последние силы, чтобы подняться. Руслан ставит перед ней картонную кружку с супом и решает проверить Кашина. Даня спит, уже переодетый. Сидя рядом на кровати, Руслан схватывает несколько нервных тиков, кажется, они немного чаще стали появляться в последнее время. Руслан жалеет. Жалеет о том, что ввязался в глупый спор, потерял пьяного в хламину друга из поля зрения, не успел до начавшейся потасовки, не уберег Даню. Руслан видит в этом свою вину и в том, что Кашина придется сейчас будить. Уговаривать поесть, бороться с его маниакальными мыслями о том, что ему это не нужно, что он больше никому не нужен. В такие моменты Руслан может только молча сидеть рядом, потому что ну не достучаться до человека, что они сидят рядом с ним уже четвертый день, что никто из них вовсе не думает, что Даня стал уродом, никто не подумал даже на секунду оставить одного. И спят то они так-то по очереди. Неред старается и этого не делать, пока ее обычно не смаривает в кресле. Даня отбрыкивается, поворачивается на другой бок. Руслан на мгновение решается поставить все на кон и устроить ультиматум. Руслан думает, что Кашин слепой. В образном смысле. Что Неред, конечно, будет за каждым таскаться, кому не хорошо, но. Он все больше уверен в том, что то, как смотрит Лиза на Даню — это вовсе не дружеский взгляд. Лиза боится его потерять. — Она ждет тебя на кухне. Давай не будем ее расстраивать, — как с маленьким ребенком, — она и так натерпелась, — несколько твоих истерик, разбитой посуды и так далее. — Я не понимаю о чем ты, — удрученно отвечает Даня. — Ты ей нужен. Чуть позже Руслан наблюдает, как Лиза несильно обнимает Даню на кухне, не скрывая улыбки. Ему не особо хочется нарушать этот момент. Ведь объятия Неред всегда теплые. И Руслан знает, кому они предназначены. В комнате как будто становится лучше дышать и проще улыбаться. Даня думает, что все-таки у него есть настоящие друзья. Темнота в душе постепенно отступает, сквозь тучи начинает проникать свет. Улыбка Неред вызывает желание жить.