Личный дневник Адама. Тетрадь третья Запись первая Запись-посвящение
Посвящение моей Мэйв
Светлые волосы. До тошноты светлые, как думалось мне, когда я тебя только встретил. Окрашенные на кончиках в отвратительно яркий и совершенно неподходящий туда розовый цвет. Ослепительная белизна ванильного мороженного, политого густым малиновым сиропом. Поправка: ядовито-сладким сиропом, как твои колкие слова… И твои наштукатуренные губы, с горьким привкусом помады и тонального крема. Боже, я мог бы написать о тебе книгу, как о загадочной женщине-искусительнице, поедающей ещё бьющиеся мужские сердца и уходящей в закат на свидание с очередной дамой сердца. Мне даже кажется, все прототипы роковых женщин были лесбиянками, которых описали в своих романах геи. Не думаю, что какой-то гетеро-мужик мог бы так превознести женщину, прекрасную в своей жесткости. Тем более женщину, которая не любит мужчин. Впрочем, тебе без разницы на мужчин. А мне без разницы на женщин. Но с разницей на тебя. Наши отношения относятся к тем, которые сложно описать в двух словах или наложить на какой-то шаблонный образ, если ты захочешь кому-то рассказать о них. Ты моя боевая подруга. Моя единственная вообще какая-то именно подруга. Ты практически моя сестра. Настолько близкая, что с тобой я делил твою девушку и моего парня. Настолько близкая, что я из-за стенки слышал, как ты заставляешь эту самую девушку петь в экстазе, пока мои родители за другой стенкой думали, что так её петь заставляю я. И в то же время ты единственная женщина, которая могла заставить петь меня. Так, по-особенному. Я не люблю женщин, для меня это естественно. Причём я не понимаю их — вашу — природу настолько, что образы, характеры и тела порой трудно по достоинству оценить как эстетичные, не то что как привлекательные. Я никогда не считал и не называл женщин милыми, красивым, очаровательными. Я никогда не понимал эту феминную красоту. Только маскулинность, только хардкор. Даже моя эмо-причёска, крашеные губы и чёрные стрелки — это для меня агрессивная готичная маскулинность. Никогда не понимал, почему общество приписывает женщинам агрессивный мейк: вам не идёт, дорогие. Но! Но только не тебе. Тебе, мне кажется, идёт всё. Ты действительно очаровательна. По-дикому, по-странному, по-своему, по-женски. Очаровательная и роковая. Я не люблю твои крашенные волосы с дерьмовым подбором цвета, я не люблю то, что от тебя вечно разит клубничной или вишнёвой жвачкой, я не люблю агрессивные тёмные цвета, которыми ты вымазываешь своё кукольное личико. Они такие же готические и тёмные, как мои, совершенно не в тон ни тебе, ни твоим же безвкусным волосам. В отличие от моих: мне они подходят, как ни посмотри. В тон тёмным прядям, в тон одежде, в тон резким чертам, в тон голосу. У тебя нет совершенно никакого чувства стиля, такта, уместности. Ты не гармонична, но удивительно красива. Это твоя изюминка — дисгармоничная разрушительная красота. Красота-катастрофа. Притягательность, свойственная тем самым жёстким саркастичным засранцам. Ты разрушаешь любую гармонию, любой порядок вещей вокруг себя. Даже мой. Ты всегда в какой-то мере казалась мне раздражающей, но в то же время ты притягивала моё внимание, я не мог перестать любоваться тобой. Твоим отталкивающим колючим образом. Эстетика ассиметрично треснувшего зеркала, в котором отражается закат. Я не понимал образов, основанных на контрастах, — ты заставляла меня смотреть и понимать. Я никогда не восхищался женщинами — тобой приходилось восхищаться. Хотя ты даже не просила и не приказывала: этого просто невозможно было не делать. Я никогда не пел для женщины — но для тебя пел. Когда записывал каверы на твои любимые песни, уже учась по специальности и работая над голосом. И когда обжигающе близко чувствовал вкус твоей жвачки, помады и тонального крема, размазанного жёстким поцелуем. Поцелуем на публику, для маскировки. Чтобы точно никто в твоём колледже не допускал мысли, что ты по девочкам, и не запалил родителям. Ты меня не привлекала тогда и не привлекаешь до сих пор. В том поцелуе не было даже жалкой притворной страсти. Но технически он был умопомрачителен. Я до сих пор не знаю кого-то, кто целуется лучше тебя. Я ни с одним из парней, даже со своим теперешним женихом, — уже мужем — так не стонал от одного контакта рот в рот. Мой парень, правда, намного красивей тебя. Мягко, эстетично, чарующе красив. Со смуглой кожей, красивыми жвалками и скулами, невероятными объёмными волосами. Они у него абсолютно чёрные, как гладь тёмного зеркала, но с яркими вспышками карамельно-рыжего цвета на кончиках. Чёрная карамель. Редчайший шикарный цвет. Я представляю, как предки хотели тебя с ним видеть и в каком были шоке, когда вместо него увидели с тобой у алтаря маленькую изящную девушку. Лучше я представляю — знаю вернее, на своей шкуре — только то, как мои родители хотели меня видеть с той девушкой. С яркой клубничной блондинкой, чьи тяжёлые витые локоны переливались не то золотистым, не то рыжеватым, не то почти розовым лососевым цветом. Тоже хороший цвет, тоже красивый, но не для меня — не на девушке. Я никогда не любил их, девушек, и не смогу любить. Но, наперекор всему, всегда любовался тобой, как картинкой. Ты меня привлекала, в какой-то странной манере. И если бы я был хотя бы би, я выбрал бы тебя. Ты такая одна, исключительная, всегда была. Я не знаю, являюсь ли я для тебя таким исключением. Я и не хочу знать: если ответ положительный, это лишь потешит моё самолюбие, если отрицательный — я много не потеряю. Но почему-то мне неуёмно любопытно было бы узнать ответ. И почему-то мне кажется, что он всё же положительный. Я ведь тоже отталкиваю тебя. Своей мрачностью и монотонностью, прохладным, пусть и провокационным, почти удушающим шармом — совсем не подстать твоей взрывной харизме. Но ты всё равно дружишь со мной не первый год, всё равно ты мне нахально и искренне улыбаешься. Всё равно ты тоже пела в том поцелуе, в том дуэте. Как умела. Хотя я прекрасно знаю, что ты не любишь мужчин так же, как я женщин. В школе ты была неофициальной королевой, звездой. А я твоим негласным пажем и телохранителем. А потом и твоим королём — на выпускном вечере. Я был соучастником твоей аферы, спектакля — под названием «он не гей, а я не лесбиянка» — для наших родителей, длинной в три с лишним года. Я не знаю, являюсь я для тебя единственным исключительным мужчиной, которого можно хотя бы терпеть, но ты для меня точно особенная женщина. Одна в своём роде. Не знаю, зачем я пишу эти «мемуары» в свой личный дневник… Наверное, мне просто где-то нужно это сказать: если бы я был обречён вступить с тобой в лавандовый брак, я бы нырнул в этот омут фиктивных отношений и связей на стороне с головой. И не пожалел бы об этом. Моя подруга, Мэйв Уайли.