Солнце встает на востоке

— Я не хочу это надевать! — Грелль, растерянно моргая, ещё раз взял в руки то, что по мнению Уильяма является одеждой. — Ну Грелль, ну пожалуйста, — не унимался шейх. Грелль недовольно скривил губы, рассматривая тонкую прозрачную ткань штанов, а вернее какой-то странной по мнению юноши широкой юбки, так как сбоку у этого куска материи явно выделялся разрез для ноги. Вот уж неожиданная просьба с утра пораньше. Не успел Грелль, сладко потягиваясь в покоях господина, даже подняться с кровати, как окрылённый задумкой Уильям, радуясь как мальчишка, всучил ему прямо в постель коробку с этой дрянью. — Тебе очень пойдёт! У тебя стройное тело и сидеть должно отлично, — убеждал он парня, садясь рядом с ним и помогая достать оставшиеся в коробке части наряда. — Господин, не то чтобы мне совсем не нравилось, — мягко начал отступление Грелль, — но мне это все совсем не пойдёт. Это ведь женские вещи. — Не говори ерунду, — отмахнулся Уилл. — Да и кого это должно волновать? Я же не прошу тебя в этом выходить наружу. Просто надень его для меня. Грелль грустно вздохнул, мельком глянув на лежащую рядом открытую коробку. — Если вы приказываете... — печально проговорил мальчик, рассматривая вверх этой странной, смущающей своим откровенным покроем одежды. — Я прошу, Грелль, — рука Уильяма прошлась по распущенным алым волосам, остановившись на бедре парня и ненавязчиво направляясь к животику. Вспыхнув румянцем, Грелль подскочил с места, быстро вырывая из рук Уильяма тряпку, и, схватив её вместе с коробкой, пошёл в дальний угол покоев. Даже за несколько месяцев проведённых вместе, он не привык переодеваться перед Уильямом, чем ужасно смешил последнего. Покопошившись в углу пару минут, он вернулся к кровати, встав рядом с господином и неловко переступая с ноги на ногу. В этой диковинной одежде ему было крайне неловко, в особенности от того, как восторженно и жадно рассматривал его Уильям. Грелль стоял в почти что прозрачном красном костюме, состоящем из широкой юбки, с разрезом на бедре (в общем-то не слишком отличающейся от обычных безразмерных шаровар), удерживающем её на узких бёдрах поясе и того, что можно было бы условно назвать лифом, но настолько маленьким, что Греллю он пришёлся как раз по размеру. Уильям не ошибся, говоря о том, что любовник будет хорошо выглядеть в подобном наряде. Даже обычные восточные девушки, чего скрывать, смотрелись в нем весьма привлекательно, хоть и не интересовали его. Что уж было говорить о любимом и прекрасном даже без одежды Грелле? Юноша подобного взгляда не разделял. Но это лишь потому, что не видел себя со стороны. Сейчас смотреть на свой «экзотический алый цветок» мог только Уильям. — Ты чудесно выглядишь, — искренне сказал шейх, не переставая рассматривать соблазнительно одетое в блестящую ткань тело. — Я бы даже был не против, если бы ты ходил в нем постоянно. Глаза Грелля расширились от ужаса, а руки старательно, но безуспешно пытались закрыть маленьким кусочком материи откровенный вырез на ноге. — В Лондоне в таком откровенным виде ходят только девушки из публичных домов, — удрученно пробормотал парень. — Но мы не в Лондоне, Грелль. А здесь это обычная одежда, — «очень соблазнительная одежда», — подумал Уильям. — И что мне делать в таком странном виде? — все-таки сдался Грелль, отпустив подол юбки. — А вот что. Точным движением ухватив мальчика за руку, Уильям мягко притянул его, опрокидывая любовника на себя, и ловко подхватив под бёдра легкое тело, посадил его на свои разведённые колени. — Господин... — растерялся Грелль, все же по привычке обнимая Уильяма за шею. — Что вы?.. — Ты очень красивый, Грелль. Самый очаровательный. Я не могу устоять, когда ты рядом. Понимаешь? Грелль молча кивнул, прижимаясь к Уиллу. Голова как само собой разумеющееся легла на собственную, покоящуюся на плече шейха и обнимающую его руку, утыкаясь носом в тёплую шею. — Но если ты не хочешь, я не буду настаивать, — Уильям запнулся, безотчетно сильнее прижимая рукой своё персональное чудо. — Я люблю тебя, Грелль. Парень, услышав внезапное признание, замер, напрягаясь объявшим любовника телом. Уильям за то время, что Грелль провёл с ним, не скупился на нежные слова и ласковые прозвища. Ему было приятно быть с Греллем, и потому он никогда не смущался выражать свои чувства в манере, может быть, несвойственной ни парням его круга, ни людям, живущим в той части света, где изжившие себя условности не могли бесследно исчезнуть, мертвой хваткой вцепившись в культурный конструкт региона. Но эти слова он говорил впервые. Как бы там ни было, а Уильям очень привязался к внезапно ворвавшемуся в его жизнь парню. Так что годы до встречи с ним стали казаться шейху чем-то вроде непримечательной предыстории, как введение в только начатом романе, которое иной читатель не думая пропустит, переворачивая несколько листов, чтобы сразу попасть на первую главу. И Грелль стал для него этой главой. Что же для Грелля... Эта часть произведения также не осталась для него незамеченной. Если Уильям был несказанно счастлив практически с первого дня, когда юноша поселился в его доме, то Греллю, чтобы свыкнуться с новыми обстоятельствами его итак непростой жизни, потребовалось время. Много времени. Одно дело зависеть от арендодателя, норовящего выгнать бедного музыканта из коморки на окраине Лондона за любую пустяковую задержку оплаты, и совсем другое быть в личном подчинении у человека, который, однако, Греллю практически ни в чем не отказывал. Да и если подумать, тот кого юноша называл господином, относился к нему человечней, чем все люди вместе взятые, возникавшие в его проходившей в одиночестве и нищете жизни. Так что, как бы это странно в контексте их отношений не звучало, Уильям действительно был самым близким для Грелля человеком. — Я тоже люблю тебя, — прошептал Грелль, тепло улыбнувшись и с какой-то меланхолической отстранённостью отмечая, что он не лжёт.