Меня любят

      Групповой чат наверняка был сном. Хината решил это сразу, как только Кагеяма ушел. Да, правда, он почувствовал себя намного лучше после прочтения — более того, он чувствовал себя любимым и обожаемым. Ему не было неудобно от мысли, что все его сокомандники любят его так глубоко. Но если это было бы по-настоящему, то что десятый должен был делать? Как он должен был действовать? Должен ли он начать с кем-то встречаться? Эта мысль была самой ужасающей из всех. Мысль о том, что он должен выбрать. Это заставляло сердце Шоё сжиматься от боли, а голову расплываться и… Нет, это невозможно, он бы никогда не смог выбрать.       Поэтому к тому времени, когда Хината прибыл на тренировку на следующий день, он заставил себя поверить, что все это было сном. Он бежал к двери с Кагеямой, как и всегда. И, как всегда, третьегодки еще не пришли. Поэтому дверь была заперта. И, как всегда, они вдвоем сели перед клубной комнатой и ждали. — Как ты сегодня? — спросил Кагеяма.       Рыжик повернулся, нахмурившись в замешательстве. — В смысле? — он задал ответный вопрос.       Кагеяма сдвинул брови. Не от привычной злобы, а больше от того, что он был обеспокоен. В разуме Хинаты замигала групповая беседа — и он должен был напомнить себе, что это был сон. — Ты же не сомневаешься в себе больше, не так ли? — спросил Кагеяма. — Хочешь, я снова покажу тебе тот чат?       Шоё замер. — Если мне придется продолжать и дальше показывать тебе беседу, то я могу сделать тебя постоянным участником, — сказал брюнет, уже вытаскивая свой телефон. — Другие не будут против, я думаю. Даже Тсукишима успокоился, когда я дошел до дома.       Хината моргнул. — Он… Что?       Без слов Кагеяма развернул телефон к сокоманднику. Тсукишима: Без разницы. Думаю, все в порядке, пока этому мелкому не станет лучше. Ямагучи: Вот это дух, Тсукки!       Ох. Так это был не сон. Десятый выпустил разочарованный стон и скрыл голову в руках. — Кагеяма, — он забормотал. — Что я должен делать сейчас? — О чем ты, придурок? — спросил связующий, забирая телефон и засовывая его обратно в карман. — Я имею в виду… Все ведь захотят, чтобы я выбрал, да? — Хината вздохнул и обнял колени руками, притянув их к груди. — Я не хочу этого делать… — Тогда не делай, — легкомысленно произнес Тобио. — Никто не ждет, что ты ответишь взаимностью. Мы просто хотим, чтобы ты знал, что тебя любят. Пока мы можем выполнять эту цель, нам все равно.       Это не было то, что имел в виду Шоё. Его сердце сжималось, и он опустил голову, пряча лицо между колен. Он выпустил бессмысленное бормотание, которое даже он сам бы не понял. — Что? Придурок, скажи нормально.       Блокирующий почувствовал, как его щеки обожгло. Он слегка приподнял голову. — Я не хочу выбирать, — повторил он. — Эй, я же только что сказал тебе, что мы… — Я не хочу выбирать, Кагеяма, — снова сказал Хината.       Рыжик повернулся к брюнету, глаза горели решимостью и энтузиазмом, и он наблюдал за тем, как глаза связующего расширялись. — Ты… Подожди, ты имеешь в виду… — Я хочу всех вас. Я хочу тебя, я хочу Сугу-сана, я хочу Нишиною-сэмпая и Танаку-сэмпая, и… Я даже хочу Тсукишиму. Я хочу всех вас. Я не хочу выбирать, — и тогда Шоё отвернулся, чтобы снова спрятать свое лицо. — Я эгоист. Прости.       Молчание, упавшее между ними, чувствовалось слишком тяжелым для удобства Хинаты. Он крепче ухватился за колени. Кагеяма, вероятно, пожалел о том, что влюбился в такого, как он, такого эгоистичного и безрассудного в любви, что захотел встречаться со всей волейбольной командой… — Придурок, — прошептал Тобио, но это звучало более нежно, чем обычно. Блокирующий услышал его шевеление, и тогда появилась теплая успокаивающая рука на спине, мягко потирая вверх и вниз. — Мы бы не говорили друг с другом о тебе, если не были готовы делиться, знаешь ли. Мы все просто хотим, чтобы ты был счастлив. Мы всегда соглашались с тем, что ты наиболее красив, когда счастлив.       Хината медленно поднял голову, нерешительно глядя на Кагеяму. На его лице была мягкая обожающая улыбка, которая присутствовала в момент, где рыжик читал те сообщения. — Если ты хочешь встречаться со всеми нами, ничто не сделает нас счастливее. Ладно?       Шоё дал медленный и бессмысленный кивок. И связующий обратно вынул свой телефон- — Подожди. Я должен сам сказать, — вымолвил Хината. — Лично. Давай подождем, пока все придут.       Кагеяма посмотрел на него и улыбнулся. — Да. Хорошо.

***

      Хината считал себя очень удачливым в этот день, раз уж сегодня было то самое редкое время, когда Тсукишима и Ямагучи решили не опаздывать. Они пришли за третьегодками, за которыми последовали Ноя и Танака. Хорошо. Хината не был уверен, что сможет сдержать свое признание, если даже один из них опоздал бы. — Прежде чем мы все переоденемся, — произнес Кагеяма, ловя внимание каждого. — У Хинаты есть кое-что, что бы он хотел сказать всем нам.       После высказанных слов все обратили внимание на Хинату. Он чувствовал, как его сердце бьется быстрее, когда он смотрел на каждого из своих товарищей по команде. Они все повернулись к нему, уделяя ему все внимание. И в их глазах он мог видеть чистое обожание и любовь. И это придало ему мужества, чтобы выговорить следующее: — Я… хотел бы встречаться со всеми вами, — он подавился на полуслове. — Я подумал обо всех ваших чувствах, и я волновался, что вы бы все захотели, чтобы я выбрал кого-то, но… я не хочу выбирать. Я хочу быть с каждым из вас.       После чего Шоё склонил голову, не способный более встретиться с любыми из их взглядами, потому что, а если Кагеяма был не прав? Что, если они против делиться? — Хината, — заговорил Суга, его голос был мягким, нежным и заботливым. — По-моему, я говорю за всех нас, когда говорю, что мы бы никогда не заставили тебя выбирать. Мы хотим только твоего счастья.       Шоё нерешительно поднял голову на слова, глядя между каждым сокомандником. Единственным, кто не улыбался, был Тсукишима, но это было ожидаемо, но он все-таки покраснел и, видимо, не мог встретиться глазами с Хинатой. Только этого уже было больше, чем достаточно. Тем временем Ноя и Танака были полной противоположностью — они практически вибрировали от счастья, их улыбки самые широкие, чем Хината мог когда-либо вспомнить. Он сильно покраснел и, смущаясь, отвернулся.       И, конечно, ранее установленный контроль был нарушен второгодками, и они оба пустились к Хинате, втягивая в объятия. Ноя уткнулся в плечо Хинаты, а Танака скрыл лицо в его ярко-оранжевых локонах. Хината слегка вскрикнул от внезапных объятий, широко раскрыв глаза. Он посмотрел на Кагеяму, который просто наблюдал за ним с веселой улыбкой. Затем он глянул на Асахи, Даичи и Сугу, что смотрели с похожими выражениями. — Они полюбили тебя с момента, как встретили, — сказал Суга. — Для нас это заняло немного больше времени, полагаю. Поэтому они долго сдерживались. — А… — Хината прикусил губу и поднял одну руку, положив ее поверх руки Нишинои. — Они могли бы сказать мне. Как Кагеяма и говорил вам, ребят, что я никогда бы не возненавидел вас за ваши чувства. Я не смог бы ненавидеть кого-либо из вас.       Ноя выпустил бессвязное бормотание, хотя Хината был уверен, что там прозвучало что-то наподобие «прости», но он не мог знать наверняка. Танака что-то промурлыкал и прижался к волосам Хинаты. — Парни, вы можете обнять его и позже, — сказал Даичи, качая головой. — Как бы после дневной практики. Сейчас у нас утренняя тренировка.       Ноя и Танака отстранились от Шоё, скуля, но все-таки прислушались. Даичи прошел, чтобы отпереть дверь в клубную комнату, остановившись, чтобы взъерошить хинатины волосы, когда он прошел мимо. Тот слегка пискнул, и это заставило всех усмехнуться — или, в случае с Тсукишимой, ухмыльнуться. Десятый чувствовал, как горят его щеки, пускай и он тоже улыбнулся.       Он был любим. Хината посмотрел на Кагеяму, что посмотрел в ответ с таким же обожающим блеском в глазах, что, да, рыжик мог оглянуться назад и увидеть, что тот уже смотрел на него таким образом какое-то время. Он чувствовал трепетание своего сердца, и опустил взгляд, чтобы скрыть румянец и улыбку. Он не чувствовал себя «лучше», чем прошлой ночью. Нет, теперь он чувствовал себя завершенным.